Семь кругов ада «Доктора Живаго»
В ноябре 1957 года в Италии вышел в свет роман «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. Судьбы всех его героев были в нем прописаны, судьба автора была, возможно, и предопределена уже тогда, когда он написал первые в нем слова, но еще не ясна. Примечательно, что свою судьбу обрела и сама книга. Да и все, кто даже опосредованно касался ее, попадали в некое «силовое поле»: загадочный роман обладал магическим свойством влиять на течение жизней. Эту «книжную судьбу», кстати, распутывали не одно десятилетие, и до сих пор, кажется, не распутали до конца — слишком много в ней фантастических событий на фоне прозаичной реальности.В чем-то символично, что работать над романом Борис Пастернак начал сразу после того, как завершил перевод «Гамлета». Принц Датский озадачил весь мир своим знаменитым вопросом, и тень его легла на Пастернака: приступив к «Живаго», он в каком-то смысле решал для себя вопрос «быть иль не быть». И если бы... Впрочем, в случае с «Живаго» — не одно, а сотни этих «если бы...» . Перипетии с романом известны. Никто не знает другого: как сложилась бы судьба и самого Бориса Леонидовича, и его романа, если бы он не отдал рукопись Джанджакомо Фельтринелли и книга не вышла в Италии. И как развивались бы события, если бы он подписался псевдонимом. Но Пастернак — перфекционист как в творчестве, так и в отношении совести — был патологически честен и действовал «с поднятым забралом», что для его родины было вызовом в квадрате. Попав в заклятый круг, известный итальянский издатель тоже, кстати, несколько изменил свою судьбу — во всяком случае, он был исключен из компартии Италии именно за сопричастность к выходу «Живаго». На фоне написанного и изданного со времен знаменитого романа, не самого сильного, к слову, произведения Пастернака, масштаб шумихи вокруг него сегодня кажется удивительным. В нем ведь, с нынешней колокольни глядя, вроде бы и нет ничего такого, что могло взбудоражить весь мир, распалить поистине шпионские страсти — с вмешательством в судьбу рукописи ЦРУ и западноевропейских разведок, страстями вокруг Нобелевской премии, пробами на совесть и силу духа в писательской среде советской страны («Я Пастернака не читал, но осуждаю...»). Но мир изменился за это время, благодаря скандалу с «Живаго» в том числе. Роман заставлял думать о жизни, ее смысле, личном достоинстве и траектории своего пути. В условиях холодной войны книга стала горячим, обжигающим орудием, действовавшим в условиях СССР эффективнее любого диверсанта. Публикация романа на Западе открыла в СССР метафизический «ящик Пандоры». Единственным плюсом холодной войны можно назвать то, что произошло после выхода «Живаго» — это возбуждение самосознания людей и открытие «створок» для потока литературы, запрещенной в СССР по идеологическим и политическим соображениям. ...Пастернака убила история с романом, который на самом деле был его духовной автобиографией, отражением непрожитой им жизни. Его не сломила, но доломала шумиха с Нобелевкой, гнусные скандалы и изощренная травля. За то, чтобы это произведение жило, он расплатился жизнью. Так ее отдают только за живых... И есть что-то каноническое в том, что все нормальные, логичные события вокруг романа начали разворачиваться только спустя семь лет после смерти его автора, пройдя едва ли не больше, чем семь кругов ада. Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»
