"С трудом прощаюсь я с "Трудом"...
Мне недостает наглости считать себя другом Евгения Евтушенко, но на протяжении последних 15 лет мы частенько с ним пересекались, порой подолгу общались, порой накоротке выпивали. А началось все на заре нынешнего века, когда в газете «Труд», в которой я заведовал отделом культуры, Евтушенко печатал фрагменты из готовящейся им грандиозной антологии «Десять веков русской поэзии». Он входил, вернее, влетал в редакцию — в своих неизменно клетчатых пиджаках, ярких галстуках, в кепках с разноцветными клинышками — живой, энергичный, остроумный, влюбчивый, «вьюбчивый» (это его неологизм, по-моему, блестящий). Всемирно признанный поэт, чьи стихи к тому времени уже были переведены на 72 языка, собеседник и друг Пикассо, Неруды, Фиделя Кастро, Пазолини, Че Гевары, Шостаковича, Стейнбека, Феллини, далее по списку — Евтушенко был прост, как правда. Он очаровывал наших редакционных женщин, писал им стихотворные посвящения. Иногда на клочке бумаги, иногда фломастером на стене кабинета. Он сыпал рифмами, ритмами, ассоциациями и аллитерациями — как иной из нас дышит чистым лесным воздухом или пьет жадными глотками воду. Снижая пафос, скажу, что Евгений Александрович уважал не только воду, более крепкими напитками он не пренебрегал тоже. У меня в кабинете, благодаря щедрым и не всегда трезвым авторам, всегда можно было найти початую бутылочку горячительного. На одной из своих подаренных мне книг с дорогим для него названием «Шестидесантник» Евтушенко написал в качестве автографа такое четверостишие: В отличие от офисов паучьих, Я так люблю твой кабинет, Павлючик, Где воздух полон запятых и точек И где всегда есть водочки глоточек. Разумеется, мы не только изредка выпивали, но много говорили — о жизни, о поэзии, о кино, которое он хорошо знал и любил. В то время, помню, я безуспешно воевал на страницах газеты с Никитой Михалковым, который способствовал тому, чтобы послать на «Оскар» фильм своего брата Андрея Кончаловского «Дом дураков», хотя симпатии кинематографической общественности были на стороне талантливой «Кукушки» Александра Рогожкина. Евтушенко запомнил этот сюжет и на мой 50-летний юбилей посвятил мне комплиментарные стихи, которых я, разумеется, не заслуживаю. Но из песни слова не выкинешь. Как и не выкинешь рифму «паучьих — Павлючик», которая, видимо, прочно засела у него в голове. Евгений Александрович прочел мне стихи по телефону из Америки. Мой отец, приехавший в Москву на юбилей сына из далекого украинского райцентра, узнав, что это звонил «тот самый Евтушенко», едва не упал со стула. Позже Евгений Александрович включил эти стихи в 9-й том собрания сочинений, в котором опубликованы его посвящения своим друзьям. Этот том давно стал библиографической редкостью, я не успел его раздобыть, но помню, разумеется, адресованные мне строки наизусть. Среди критиков мягко-паучьих — Тех, что пишут слащавой слюной, Выделяется Леня Павлючик, Атаман боевой куренной. Грудь усатого броненосца Рассекает всю пошлость остро. Так что ежатся оскароносцы, Когда он поднимает перо. Два года, пользуясь благоволением тогдашнего главного редактора газеты Александра Серафимовича Потапова, большого знатока и любителя поэзии, Евтушенко вел у нас свою авторскую рубрику. Всего вышло 65 выпусков «антологии» со стихами Пушкина, Есенина, Маяковского, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама, Вознесенского, Ахмадулиной, Рождественского, Окуджавы — и вплоть до наших дней. Евтушенко все время что-то уточнял, редактировал, доводил свои публикации до совершенства. Мог позвонить мне и моему коллеге, литературному обозревателю Саше Неверову среди ночи из Грузии, Сибири или Америки — на такие мелочи, как разница часовых поясов, он внимания никогда не обращал. Закрывая рубрику, пригласил нас с Сашей в ресторан. Мы пили не водку, а испанское вино риоху. Евгений Александрович — великий поэт, а кроме того, писатель (недавно я с удовольствием перечитал его роман «Ягодные места»), режиссер (поставил яркие фильмы «Детский сад» и «Похороны Сталина»), актер (талантливо сыграл Циолковского в фильме «Взлет» Саввы Кулиша, должен был играть Христа в фильме Пазолини, Сирано де Бержерака в фильме Рязанова, но советская власть в обоих случаях не благословила), фотограф (его выставки проходили по всему миру), он очень гордился, что вдобавок ко всему разбирается в винах и у него есть диплом сомелье... После той нашей вечеринки Евтушенко написал стихи «С трудом прощаюсь я с «Трудом», в которых воздал должное нашей газете, в алчный рыночный век предоставившей свои страницы высокой поэзии. Помимо прочего, там есть и такие строчки: «И ваша дружба, словно лучик, Неверов Саша и Павлючик, светить мне будет и во мгле...» Сегодня я перечитываю их — и слезы наворачиваются на глаза. Послесловие к антологии С трудом прощаюсь я с «Трудом». Он был как добрый, отчий дом Живому, дышащему слову. Мы от лица родной земли Ахматовой и Гумилеву вновь повстречаться помогли! И Пушкин там на пьедестале бокал с шампанским поднимал, и антологию читали Рязань, Владивосток, Ямал. Поэты стенкою на стенку здесь устыдились, не пошли. И Бродского и Евтушенко мы помирили... ну... почти. Подарков столько и трофеев, что унести я буду слаб, и даже Виктор Ерофеев принес букет из свежих жаб. Стихов могучая лавина, на время стихни, погоди. В «Труде» стихов лишь половина. Три тома ждут нас впереди! Вся антология как глыба, но будет вес Россией взят. Трудочитателям — спасибо! Трудопечаталям — виват!.. (Евгений Евтушенко, 26 февраля 2004 года)
