"Российская летопись". "Книга о скудости и богатстве": сума да тюрьма

В феврале 1726 года скончался Иван Тихонович Посошков, экономист, автор "Книги о скудости и богатстве". Он появился на свет в семье ремесленника-ювелира подмосковного села Покровского, приписанного к Оружейной палате. Сознательная жизнь Ивана Тихоновича пришлась на знаменательную и противоречивую эпоху царствования Петра I. Современники Петра I не жаловали, говорили: "Зверь лютый! Самолично огнем пожигает. Время проводит средь склюянниц винных, а друзей набрал себе из Немецкой слободы – вот и куролесят, на беду нашу". Нелегко давались народу петровские новшества. А тут еще затяжная Северная война. Ряд авторов указывает, что для разгрома Швеции 20 лет – слишком большой срок. Конечно, война полностью изменила в пользу России соотношение сил на Балтике. Но в то же время война лишь ухудшила ситуацию на юге, где России противостоял союзник Швеции – Османская империя. По итогам Северной войны были присоединены Ингрия (Ижора), Карелия, Эстляндия, Лифляндия и южная часть Финляндии (до Выборга), основан Санкт-Петербург. Но, как указывают историки, война обернулась настоящим бедствием для России. Сумма налогов, собираемых с населения, выросла в 3,5 раза, что было достигнуто "ценою разорения страны". По подсчетам историка Милюкова, в конце XVII века население России составляло 16 миллионов человек, то к концу царствования Петра – менее 13 миллионов, т.е. страна потеряла от деятельности Петра 3 миллиона человек. Позднейшие исследователи говорят, что население страны по итогам правления Петра сократилось не на 20%, как утверждает Милюков, а на 11%. А 11% – это что, мало? Как писал об итогах Северной войны историк Ключевский, "упадок переутомленных платежных и нравственных сил народа… едва ли окупился бы, если бы Петр завоевал не только Ингрию с Ливонией, но и всю Швецию, даже пять Швеций". Финансовая реформа Петра разорила страну. Император, по словам Ключевского, понимал народную экономию по-своему: чем больше колотить овец, тем больше шерсти должно дать овечье стадо. Положение "овечьего стада" дошло до того, что в Москве, например, уже не могли покупать соль – "многие ели без соли, цынжали и умирали". И, наконец, Петр I укоренил в сознание россиян понятие абсолютного самодержавия. Это было сделано постепенно и, как кажется, Петр даже до конца и не понял последствий некоторых из своих инициатив. Так, в частности, самые скорбные, на мой взгляд, последствия имел указ 1714 года о единонаследии. Благодаря этому документу огромный состав поместных земель сделался собственностью дворянства. По допетровскому законодательству поместное землевладение принадлежало государству. Дворянство владело поместьями за определенную царскую службу. Это была заработная плата. Если дворянин не являлся на службу – его объявляли "нетем", поместье отбиралось. Историк Е.Ф. Шмурло писал: "Служилый человек в московском государстве служил, его положение определялось обязанностями, отнюдь не правами". После Петра у дворянства остались только права. И, наконец, по Соборному уложению 1649 года крестьянин был лишен права сходить с земли, но во всем остальном он оставался совершенно свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по завещанию. Наши нынешние публицисты сознательно или бессознательно допускают очень существенную передержку. "Крепостной человек", "крепостное право" и "дворянин" в Московской Руси был совсем не тем, чем они стали после Петра I. Московский мужик не был ничьей собственностью. Он не был рабом. Он находился примерно в таком же положении, в каком находился, скажем, рядовой донской казак. Мужик в такой же степени был подчинен своему помещику, как казак атаману. Это был порядок военно-государственной субординации, а не порядок рабства. Начало рабству положил именно Петр I. И это был коренной переворот в жизни России. И дворянство оценило "подарок" Петра по достоинству. Оно называло петровский указ о единонаследии "изящнейшим благодеянием" и в течение двух веков воздвигало его автору всяческие памятники – и бронзовые, и литературные. Позднее дворянство добилось еще одной существенной уступки – они были вообще освобождены от обязательной службы. Указ 1762 года о вольности дворянской освободил дворян, освобождение мужика, естественно, на повестке дня не стояло. Если освободить мужика, то на что же будет жить дворянин? Так служилое дворянство Московской Руси начало эволюционировать все далее и далее в сторону деградации: нравственной и физической. Хочу сразу оговориться, что заслуги дворянства перед отечеством несомненны. Однако надо знать и обратную сторону всякой медали. Но вернемся к Посошкову. Впервые он заявил о себе как мастер Оружейной палаты. После нарвского поражения Посошков послал Петру I "Доношение о ратном поведении". В нем он умно вскрыл все изъяны русской армии. Царь Посошкову не ответил: наверно, подумал, что не мастерового ума ратное дело. Но Посошков задавался и другим вопросом: почему страна наша богата, а богатых мало? Финансисты XVIII века приметили, что самые крупные расходы казны происходят от мелочей. Можно вбухать кучу денег на создание флота или постройку завода – и останешься богат, а разорится страна на какой-нибудь ерунде. Бюджет беспутного государства они сравнивали с кошельком франтихи: на шпильки да булавки она всегда истратит больше, нежели на самое нарядное платье. Петр I для чеканки медных денег назвал в Москву иностранных мастеров. Загнули они за свою работу цену немалую. Посошков обозлился и сам сделал чеканные станы, почти бесплатно. Работали они отлично. Однако Посошков чувствовал себя неспокойно. "Опасаюсь, – писал он, – как бы иноземцы на поносное на них слово пакости мне не учинили. Слишком нижайше стали мы Европе кланяться. Люди русские до сего жили и дурнями себя не считали. Надобно не иноземцев созывать отовсюду, а своих человеков к делу приспособить"... Впрочем, пакость Посошкову все-таки учинили: "турнули" на все четыре стороны вон с Монетного двора. Но он не сидел сложа руки: искал нефть под Казанью (позднее ее там действительно нашли!), варил краски, завел серные прииски. В те годы шло активное строительство Санкт-Петербурга. Посошков поставлял туда скобяные и прочие изделия. Петровский "парадиз" мастеру не понравился. Иван Тихонович, по его же словам, узрел там нищету народную, спесь временщиков, рвань и грязь работников, созидавших столицу, огромное количество безвестных могил. О том, как Петр I строил свою столицу, достаточно образно написал историк П.Н. Милюков: "Город раньше строили на Петербургской стороне. Но вдруг выходит приказ перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт... По указу царя, каждая провинция строит огромный корпус, в котором никто жить не будет и который развалится от времени. Но у Петра новая затея. Петербург должен походить на Амстердам, улицы надо заменить каналами. Для этого город переносится на самое низкое место – на Васильевский остров". Однако Милюков рассказал не до конца. Оказалось, что Васильевский остров затапливается наводнениями. Стали строить плотины. Опять же по образцу амстердамских. Из плотин ничего не вышло – при тогдашней технике это была работа на десятилетия. В итоге стройку перенесли на другой берег Невы. Не имея ровно никакого представления о том, что Ключевский называет "исторической логикой" и "физиологией народной жизни", Петр I не мог, да и не пытался сообразить того обстоятельства, что Голландии деваться некуда – вся страна расположена чуть выше уровня моря. Кроме того, Голландия находится на берегу незамерзающего моря, ее континентальная база тут же, за спиной, а не в 700-х километрах лесов и болот. Но ни логика, ни физиология, ни география Петру не указ: хочу, чтобы все было, как в Голландии – и точка. Вот это и было началом абсолютизма. Государь стал неподотчетен никакому представительству: ни боярам, ни земцам. А ведь при царе Алексее Михайловиче боярская дума заседала постоянно, земские соборы также собирались регулярно. Петровский же сенат был безвластен, к тому же над сенаторами осуществлялся контроль гвардейским унтер-офицером. Наверное, по мысли Петра, бравый унтер вполне мог контролировать законотворческую деятельность сенаторов. Живописцы изображали Петра I в рыцарских латах, исполненного благородного величия. Художник Бенуа отзывался о внешности Петра несколько иначе. Осмотрев гипсовую маску, снятую с царя в 1718 году, художник написал: "Лицо Петра сделалось в то время мрачным, ужасающим своей грозностью. Можно представить себе, какое впечатление должна была производить эта страшная голова, поставленная на гигантском теле. При этом еще бегающие глаза и страшные конвульсии, превращающие это лицо в чудовищно фантастический образ". Лев Толстой ненавидел Петра I как палача народного. Пушкин сначала пел ему панегирики, а после смерти поэта в его архивах обнаружили ворох записей, обличавших Петра в неслыханной жестокости и деспотизме. Посошков, скорбя о несчастиях народа в царствование Петра I, задумал и написал "Книгу о скудости и богатстве". Основная мысль произведения проста – абсолютная власть монарха, не поддерживаемая народом, не может сделать страну богатой, зажиточной и счастливой. Он, по существу, говорил о воссоздании системы управления, существовавшей при батюшке Петра – Алексее Михайловиче. Посошков говорил: богатство неизбежно связано с понятием правды в устройстве государства. Народ будет иметь достаток лишь в том случае, если государственный строй встанет на службу народа. Богатство, писал Иван Тихонович, нужно оценивать не по числу "царских сокровищ", а по благополучию самого народа. И над всеми должен стоять закон, обязательный для всех без исключения. Посошков был первым русским публицистом, осудившим крепостное право и беззаконность петровских преобразований. Иван Тихонович закончил свой труд 24 февраля 1724 года и отправил его императору. Но 25 января 1725 года Петр I скончался. Успел ли он прочитать труд безвестного мастерового? Бог весть! Однако через полгода к Посошкову пришли солдаты и отвезли его в крепость. Впрочем, Иван Тихонович предвидел свой конец: "не попустят мне на свете ни малого времени жить". Да, действительно, не попустили... И, наконец, последний документ, касающийся мыслителя: "1726 года февраля в 1 день содержавшийся в Тайной розыскных дел канцелярии под караулом колодник Иван Тихонов сын Посошков умре. И мертвое его тело погребено у церкви Самсона Странноприимца". Эта петербургская церковь цела и по сей день. А вот от могилы Посошкова не осталось и следа. Как там сказано в Святом Писании – "Человек, яко трава"? В этом выпуске вы также услышите: – Февральская революция: неутешительные итоги. Слушайте полную версию программы: