Как Тимофей Березняк учил американцев русскому на Эльбе

Имя Тимофея Федоровича Березняка хорошо известно в культурных кругах Краснодара. Он — заслуженный работник культуры Кубани, поэт и композитор, писатель и журналист, воспитавший не одно поколение талантливых людей. А еще Тимофей Федорович — живой свидетель и непосредственный участник многих событий Великой Отечественной войны, о которых мы сейчас читаем в учебниках истории. Сталинградская битва, встреча армий СССР и США на Эльбе, подготовительная операция перед взятием Рейхстага — ему есть что рассказать. Нежданные «гости» Мы встречаемся дома у Тимофея Федоровича, где одна из комнат отдана под его музей. Десятки причудливых поделок из дерева, картины и книги об истории Кубани, культуре и известных земляках занимают все стены и стеллажи. Его мечта — открыть постоянный музей, который беспрепятственно могли бы посещать краснодарцы и гости города. Но куда бы ветеран ни обращался, помещения для его коллекции так и не нашлось. «Жаль, если все это пропадет, это же дело моей жизни», — вздыхает 96-летний фронтовик. Тимофею Березняку исполнилось 18 лет во второй день войны. Он ушел на фронт из музыкального училища, где учился по классу баяна. Его зачислили в зенитную артиллерию отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. Зенитки все время перебрасывали, но солдат никогда не забывал прихватить с собой дивизионную гармошку, к которой он пристроил, как у баяна, третий ряд. В промежутках между боями и переходами он с концертной бригадой, сформированной из таких же музыкантов, выступал перед бойцами. Но все же на фронте в первую очередь Березняк был зенитчиком, а потом уже музыкантом и вокалистом. — О налете вражеской авиации нас всегда предупреждали заранее, чтобы мы успели навести стволы зениток в небо — задача эта не одной минуты, — рассказывает ветеран. — И как-то в декабре 1942 года, когда мы стояли под Сталинградом, три наших зенитки перебросили на охрану железнодорожного переезда у небольшой болотистой речушки. Две поставили у ж/д-моста, а мою — у временного моста, по которому могла пройти техника и пехота. Только зенитчики задрали стволы вверх, Березняк замечает, как на временный мост с той стороны, которую занимали немцы, въезжает танк. Солдат не растерялся и стал наводить на него зенитку, но пока та опустилась, на мост вслед за первым «тигром» въехал второй, а за ним показался третий. Тимофей Федорович выстрелил, снаряд попал точно в цель. Первый танк загорелся, преградив путь колонне. Вторая машина, зажатая посередине моста, попыталась объехать горящую преграду по воде, но утонула: река хоть и не впечатляла размерами, но была глубокой и илистой. Третий танк собирался повернуть назад, но в этот момент его «догнали» снаряды товарищей Березняка. За тот бой Тимофей Березняк получил медаль «За оборону Сталинграда». «Кот» и «язык» А в начале 1943 года он был удостоен ордена Славы III степени за «кражу» важного немецкого офицера. — Дело было так. Вызывает нас командир и просит пойти кого-нибудь с разведчиком на ту сторону реки за языком. «Ну, кто пойдет?» — спрашивает. Я служил с товарищами, у которых уже были награды, а у меня грудь голая, очень хотелось отличиться, поэтому вызвался. На задание пошли ночью к дому у реки, где все время стоял часовой. По его наличию разведчики догадались, что это местный штаб и в нем заседает высокий командир. Но как его выманить? Смотрят: у задней стены дома выставлены шкафы, за которыми можно спрятаться. «Я начну мяукать, — говорит разведчик, — командир проснется и выйдет на улицу, тут-то мы его и скрутим». — Так оно и вышло, — продолжает фронтовик. — Мой напарник начал мяукать, да еще так натурально — точно кот! Часовой шипел на него, что-то там покрикивал, но отойти от двери не мог — нельзя. И через несколько минут на пороге показался офицер. Только он открыл рот, как мы расправились с часовым, стукнули командира по голове, связали и утащили к своим. Офицер оказался ценным кадром. Он рассказал о планировавшемся нападении на наши войска, указал время и место. Благодаря этому планы немцев были сорваны, таким образом была внесена еще одна лепта в победу Красной Армии в Сталинградской битве и всей Великой Отечественной войне. «Василий Теркин» по слогам Когда в конце апреля 1945 года сошлись два фронта: с востока — наш, а с запада — американский, в один из дней была организована встреча-знакомство с союзниками. На эту встречу начальство решило отправить и ефрейтора Березняка. Солдат выстроили лицом к лицу в две шеренги, прозвучали приветствия командований на двух языках. Затем последовала команда: «Вольно! Разойтись! Знакомиться!» — и тут же начались дружеские рукопожатия, даже объятия, попытки найти общий язык, смех. Достали по 100 грамм. — Тут какой-то американец расчехляет трофейный немецкий аккордеон, пытается на нем играть, но все время «спотыкается». Я прошу у него инструмент — и тут же «врезаю» задорную «Барыню». Многие солдаты — и наши, и американские — пускаются в пляс, дурашливо кривляясь и смешно притопывая. А потом начали петь. Сначала популярную песню американских летчиков «На честном слове и на одном крыле», потом наши «Землянку», «Синий платочек». А когда раздались первые аккорды «Катюши», американцы подхватили ее на своем языке, и пели очень уверенно — знали. — В конце встречи я с сожалением протянул аккордеон его владельцу, но он замахал руками: «No, no», мол, оставь себе. Я очень обрадовался, но как отблагодарить? Тогда достал карандаш, вручил американцу и стал по слогам диктовать строчки из «Василия Теркина»: «…- У тебя маршрут иной./ — Это точно… / — А гармонь-то,/ Знаешь что, — бери с собой./ Забирай, играй в охоту,/ в этом деле ты мастак…». Полевая кухня Начало мая 1945 года. Красная Армия готовится к штурму здания Рейхстага. — Наша артиллерия тогда стояла в польском Бреслау (ныне Вроцлав), но нашу часть перебросили в Берлин, самое логово врага, — вспоминает Тимофей Борисович. — Мы выбрали площадки, задрали стволы зениток в небо. В это же время наши товарищи поставили полевую кухню, начали кашеварить. Одновременно с этим в многоквартирные дома, стоящие вблизи Рейхстага, отправили солдат: нужно было обезвредить засевших там фашистов, бывало, что стреляли из-за угла. Но солдаты вернулись с группой женщин и двумя детьми. Все до предела истощенные, в оборванной одежде. Когда их выставили на обозрение перед нашими солдатами, они задрожали от страха за свою жизнь. Повисло тяжелое молчание. И тут звонкий голос кашевара: «А не подкормить ли их, а?» Солдаты зашумели: все высказывали свои мнения, один даже повысил голос: «А как они с нашими женщинами? А детям, обещая дать конфетку, в рот стреляли!» В ответ ему слышится: «Так не они же, не эти женщины так делали! Они-то в чем виноваты?» Кашевар предложил проголосовать, и тех, кто хотел покормить немецких женщин и детей, оказалось больше. — Мою душу всколыхнул этот случай, и я решил подать об этом заметку в редакцию фронтовой газеты, разместившейся по соседству. Через время прихожу, чтобы узнать о ее судьбе, редактор протягивает мне ее назад с напутствием: «Возьми и никому не показывай, пока тебя не объявили врагом народа, тут много энкавэдешников. А с добреньким кашеваром они еще разберутся…» Мне было горько от этого, пока не узнал, что в берлинском Трептов-парке установили памятник нашему солдату, держащему на руках немецкого ребенка — «Воин-освободитель». Правда о русских бойцах была восстановлена. … После войны Тимофей Березняк, уроженец Абинского района, переехал в Краснодар. Окончил музыкальное училище при Московской консерватории по классу хорового дирижирования, затем — Краснодарский народный университет культуры, стал музыкальным педагогом. Воспитал не одно поколение одаренных людей, будучи наставником Краснодарского института культуры и Северского музучилища, руководил многими краснодарскими вокальными коллективами. К слову, Тимофей Федорович ратовал за переименование Художественного музея им. Луначарского в музей им. Коваленко, что в конце концов и произошло.