Подвиг и имя Оскара Шиндлера мир узнал четверть века назад, когда вышел фильм "Список Шиндлера". Но о женщине, которая помогала ему, многие не слышали ничего. Ее звали Эмилия.

О женщине Шиндлера
© Вечерняя Москва

Эмилия прищурилась. Ярко-голубые глаза молодого человека, склонившегося над ней, показались странно знакомыми.

Увидев, что она проснулась, он улыбнулся. Сердце подпрыгнуло. Господи, Оскар… Почему такой молодой? Юноша будто понял:

— Простите. Мы правда похожи. Я… сын вашего мужа.

Эмилия на секунду зажмурилась, ощутив тошноту и боль. А потом отпустило. Конечно, почему бы Оскару не иметь детей. Она протянула руку, тронула его ладонь. Все хорошо.

— Я не вовремя, простите. Я журналист. Нашел вас. Вы должны знать. Папа умер.

Да, в газетах писали.

— Мы нашли документы, много. Все отправили в Израиль, в музей. Списки с фамилиями, еще что-то.

Эмилия кивнула. Это было их прошлое. То, что сделало ее мужа знаменитым.

Эмилии было двадцать. Хорошенькая и с приданым в 100 тысяч чешских крон. 6 марта 1928 года она была счастлива — они с Оскаром, наконец, поженились. Она обожала его и горела огнем, стоило лишь Оскару взглянуть на нее.

— Мы купим большую красивую машину, и я буду катать на ней свою девочку, — шептал он. Его дыхание, казалось, опаляло ей волосы.

Но очень скоро стало ясно, что на шикарном авто ездит не только она и дыханием Оскара опаляются многие. Узнав о его изменах, Эмилия плакала. Оскар разводил руками: я таков, каков есть.

И вообще — надо брать от жизни все! Она миллионы раз клялась себе, что прекратит эту муку. Но позже Эмилия напишет: «Я вновь и вновь прощала его, ведь зализывать душевные раны он всегда приходил ко мне».

Оскар Шиндлер родился в 1908 году в Цвиттау, в немецкоговорящей диаспоре Судет. Он планировал стать инженером, чтобы потом возглавить отцовскую фабрику по производству сельхозпродукции. Над Европой веяли особые ветра, и молодой Шиндлер сначала примкнул к партии Конрада Гейлена, разделявшей взгляды нацистов, а в тридцать лет стал членом нацистской партии. Шиндлер всем нравился. Беспечный, веселый, достаточно циничный при этом, он совмещал жизнь почти мажора с деятельностью предпринимателя, скрупулезно наращивая капиталы. Но приданое Эмми он промотал быстро. Все просто сгорело в его руках, и через год остался только автомобиль — на память о той золотой поре. Оскар любил скорость. И женщин.

Вскоре его невероятно увлекло производство посуды.

Маленькая фабрика на окраине Кракова «гнала» ее для немецкой армии. Шиндлер умело вел дела, за считаные месяцы увеличив производство в разы. К концу же 1942 года он стал едва ли не лидером по производству эмалированной посуды. Он неплохо жил, исправно платил работникам — полякам и семи евреям, продолжавшим трудиться в цехах, а на его знаменитых вечеринках «отрывалось» эсэсовское начальство.

— Оскар, что они творят с евреями? — спросила как-то Эмилия.

Он пил кофе и читал газету. Ничего обсуждать с женой ему не хотелось. Но что-то в интонации Эмилии было особенным. Он вспоминал ее вопрос до вечера, ощущая нарастающее беспокойство. А потом пришла бессонная ночь.

И к утру Оскар Шиндлер понял, что именно неосознанно беспокоило его в сложившейся удачно жизни: огромная, удушающая несправедливость.

Оскар был неоднозначным, но в чем-то — очень приличным человеком. Его перерождение началось в ту ночь с понимания, что он — нацист по партпринадлежности — не мог принять для себя того отношения к евреям, что культивировала его партия. Да, он хотел успеха для родной Германии! И нацистский режим дал ему и бизнес, и успех. Но туго набитые карманы в какойто момент перестали быть для него самоцелью.

Процесс «перелицевания» его души был недолгим и необратимым. Оскар понял, что теперь смысл его жизни в том, чтобы спасти как можно больше людей от неминуемой гибели.

И собственная жизнь стала казаться ему ценной только при этом условии. Он перестал бояться.

Эмилия выслушала его молча, но ее сердце рвалось от гордости. Да, он — неверный муж, соблазнитель и кутила, но... Но она же знала, за что полюбила его! Главное теперь — не отступать.

Она-то готова была рискнуть! И Эмми протянула ему руку. Главное, они вместе.

То, как Оскар Шиндлер спасал евреев, описано не раз, хотя полной картины не удалось воссоздать никому.

По сути, он пользовался прерогативой, которую давало ему его положение хозяина и капиталиста. Логику он использовал тоже «коммерческую»: заключая огромное количество контрактов с армией, он привлекал на производство евреев, а если кто-то из них попадал под удар и ему грозила отправка в концлагерь, Шиндлер бросался на защиту, доказывая — изъятие из производства людей поставит контракты под угрозу срыва.

Может, вы хотите, чтобы рейх оказался недоволен?! Эмилия нервничала. Евреев на производстве становилось все больше. Оскар пошел дальше: теперь Эмми помогала ему оформлять подложные документы. Согласно им на должности техработников записывались евреи, не имевшие никакого отношения к производству посуды, женщины и дети, интеллектуалы, ученые...

— Всех не вместить, — задумчиво сказал Оскар както вечером.

— Открой филиал, — уронила Эмилия.

Он поднял большой палец вверх: идея! И даже назвал ее умницей. Ну, хотя бы это он признает.

В 1943 году гетто в Кракове ликвидировали, а остатки еврейского населения отправили в лагерь в Плашкове. Но его начальник не раз бывал у них дома. Сам Шиндлер пил мало, но друзей встречать умел. Его личное обаяние позволило ему устроить филиал фабричного цеха при лагере.

Условия в цехе хотя бы отчасти напоминали человеческие, к тому же Шиндлеры умудрялись проносить туда продукты и подкармливали работников. Но Эмилии становилось все тревожнее.

В 1944 году концлагерь в Плашкове эвакуировали: приближалась Советская армия. Начальник концлагеря Амон Гет проговорился за кофе: «Нас закрывают, евреев отправят в Аушвиц».

— Эмми, это же смерть для них! — Оскар в истерике бегал по дому. Эмилия предложила попробовать выкупить заключенных у Гета под видом того, что им нужна рабочая сила.

— Местные власти упрутся, — мрачнел Оскар.

Но и Эмилия умела быть обаятельной. Она лично пошла к бургомистру, благо они были знакомы. И решение было получено. Гету заплатили по 8 марок — за каждого человека. В списке рабочихевреев, которых Шиндлер забирал на фабрику, было 799 мужчин и 299 женщин.

В этот вечер Оскар и Эмилия напились, празднуя свою маленькую победу.

— Я горжусь тобой, — Эмми коснулась губами его щеки.

Он пах чужими духами, и ее передернуло. Ну почему так? Почему он не любит ее? Оскар понял и притянул жену к себе.

— Ты же все понимаешь, — тихонько пробормотал он.

Она тихонько заплакала. И все же она была счастлива.

Оскар поражал ее. Он был способен ухаживать с ней за заключенными, не брезгуя запахом гноя и крови. Он рисковал собой, добиваясь права на похороны умерших евреев по их обряду, для чего специально купил кусочек земли. Он не боялся вызовов на допросы: его «друзья» подозревали его в «тайной деятельности». Она восхищалась им. И любила так, что почти ненавидела.

Может быть, ее спасли бы дети. Но их не было. То есть у Оскара-то они были — она знала, что еще в Кракове дочка одного крупного чина родила ему двоих! «Я видела больше, чем он представлял, — напишет она позже с горечью. — И через женщин он тоже заводил полезные знакомства среди нацистской верхушки, в том числе и в гестапо». Свое же место она определила не менее точно и горько: «Я не была женщиной его мечты...»

Ни он, ни она не знали, что будет, когда придут русские.

Кто бы стал слушать рассказы каких-то Шиндлеров о спасении сотен людей во время такой заварухи? А топот русских сапог уже сотрясал Европу. Шиндлеры собрались уезжать. Рабочие фабрики плакали, провожая их... Да только далеко уехать им не удалось. Их остановила... патрульная советская машина. В сумочке у Эмми лежало несколько пустяковых драгоценностей и их с Оскаром фотографии. Документы проверили у Оскара, настала очередь Эмми...

— О, герр Шиндлер! — раздалось вдруг.

Чету узнала русская повариха, что работала у них на кухне. Она с таким жаром объясняла патрулю, что это «хорошие немцы», что ей поверили. Вскоре, как пишет в мемуарах Эмилия, ее обаятельный муж пил водку с русскими за здоровье великого Сталина.

Позже она будет вспоминать: «Казалось, что он всегда знал этих людей, был своим в доску — шутил и смеялся, хотя первый же прохожий мог узнать в нем человека, расхаживавшего в эсэсовском мундире. И кто бы стал разбираться — всамделишний он эсэсовец или нет... Удивительно, как он умел использовать ситуацию: он был такой же коммунист, как и нацист. Но его заздравные тосты «за Сталина» нам помогли: нас отправили в отделение Красного Креста. По пути мы встретили знакомых — инспектора промышленных предприятий с женой, которые следовали туда же. Нас всех обыскали. У жены инспектора нашли пистолет, и это решило ее судьбу: она была тут же на глазах у всех расстреляна. Я испугалась, ведь в моей сумке — документы и фотографии, на многих из которых Оскар — в мундире СС. Улучив момент, я швырнула сумку в речку. Поэтому у меня почти не сохранилось наших с Оскаром фотографий того времени».

Их миссия была завершена, они выжили, и Эмилия вдруг поверила, что Оскар принадлежит ей. Попытка завести ребенка не удалась. Со своим горем Эмми осталась наедине — Оскар пустился в погоню за женщинами. Если бы она смогла смириться с этим... Она сутками лежала на кровати, глядя в стену, пока муж отдыхал с любовницей. А потом Оскар вдруг вернулся и предложил уехать в Аргентину — до тех пор, пока в старушке Европе все утрясется. Она обрадовалась. Там будем только он и я! Но когда чемоданы были упакованы, а все дела «закрыты», Эмми узнала, что с ними едет и любовница Оскара. И ей стало почти все равно.

Их жизнь в Аргентине была другой, но лично для Эмилии мало что изменилось.

Оскар пытался выращивать нутрий, потом бросил это дело, она — подобрала… Но коммерческий успех, всегда сопутствовавший Шиндлеру прежде, ему изменил.

У него ничего не выходило в Аргентине. Эмилия работала, оплачивала его долги.

И жила воспоминаниями — в том числе и о том, что он делал во время войны. И продолжала его любить. И он это прекрасно знал. Он вернулся в ФРГ без нее. Не поделился и компенсацией за фабрику! Как Эмилия выживала одна? Бог знает.

А спустя 15 лет Оскар вдруг прислал письмо, упрашивая ее подписать контракт на фильм о его фабрике — это сулило денег и ей. Она все подписала. О его смерти 9 октября 1974 года Эмилия узнала из газет. Его похоронили в Иерусалиме, на горе Сион. Оказавшись перед его могилой спустя много лет, она говорила: «Я ничего не могу тебе сказать, так как я не знаю, почему ты оставил меня. Смерть — лучший судья, она рассудит. Но мы еще женаты, и я тебе прощаю, все прощаю».

За вышедший в 1993 году фильм «Список Шиндлера», получивший семь «Оскаров», Эмилия не получила ничего. Более того — ее, по фильму, будто и не было. Она впервые сорвалась: «Свиньи! Они меня сделали мертвой! К черту!» Стивен Спилберг схватился за голову. При всех наградах фильм-то был убыточный.

Режиссер был готов отдать вдове что-то «из своих», но отходчивая Эмилия уже немного поутихла и признала: «Несмотря на то что в фильме меня как бы и не существовало рядом с Оскаром в те годы, все-таки там хорошо показано то, что сделали мы для спасения евреев».

После «Списка Шиндлера» Германия начала платить Эмилии 1300 марок в месяц, 30 долларов она получала от правительства Израиля.

Иногда ей пересылали чтото бывшие спасенные ей с Оскаром люди.

Эмми ушла в 94 году, так и не забыв своего Оскара.

«Он был и останется для меня необыкновенным человеком...» — писала она. Да. Ведь 1200 спасенных жизней — это что-то да значит.

А еще она говорила: «У любви всегда есть привкус. У моей любви он всегда был горьким».