Другая Россия: как молодые ЛГБТК строят любовь в параллельной реальности

Андрей, промышленный дизайнер, и Рома, графический дизайнер и игровой журналист A post shared by ~ 🌸 Roman Gauz/ Роман Гауз 🌸 ~ (@gaizromanovich) on Dec 23, 2017 at 4:20pm PST Рома: Я родился и вырос в десятитысячном поселке в 120 километрах от Москвы. Мать хотела сделать аборт в восемнадцать лет, но ее отговорила бабушка, и она же меня воспитывала. Родной отец от меня отказался сразу же. Андрей: Я тоже не хотел. Р.: Я понял, что в тот вечер без него домой не уйду. А.: Утром я проснулся у Ромы, и с тех пор мы живем вместе. Уже два года. Правда, сейчас у нас ремонт, поэтому временно нам приходится жить у моей мамы. Они с Ромой идеально ладят. Каминг-аут перед ней я сделал в 17 лет, мама сказала: «Окей». Р.: Со своей матерью я не общаюсь — меня она везде добавила в черный список. И это несмотря на то, что не так давно я переписал на нее квартиру, которую оставила мне бабушка, и оплачивал ей кредит — она брала его для какого-то своего мужика. О реакциях общества А.: Однажды Роме пришлось уволиться, потому что начальник в компании, где он работал, был гомофоб. Рома как-то прошелся в каблуках по офису — и это понравилось всем, кроме директора. Р.: Сейчас я работаю в гей-френдли-компании. Когда Андрей сделал мне предложение, в офисе меня все поздравляли. А.: Еще у Ромы были гольфы русской принцессы по колено и короткие шортики. Он очень хотел в этом пройтись по Москве, но боялся. Я ему сказал: «Ты сейчас это надеваешь — и мы идем гулять! Никто не станет обращать внимания, и все будет классно». Зато когда мы жили на прежней квартире, нас запомнила кассирша в «Дикси» — в том числе потому, что Рома иногда красил ногти. Это было единственное место, где у нас не спрашивали паспорт при покупке алкоголя. — Что такое свобода? А.: Делать что хочешь, нести за это ответственность и не испытывать чувства вины перед кем-то. — А что такое любовь? А.: Это когда я люблю. *** Настя, видеоблогерка, и Марина, видеоблогерка и видеографка A post shared by н а с т я (@larkicheva) on Jan 27, 2018 at 9:31am PST Настя: Пару лет назад я переехала в Москву со своим парнем. На тот момент мы встречались полгода — и решили съехаться в Москве просто потому, что не с кем было вместе снимать квартиру. Сразу после переезда я устроилась в «Цветной». Тогда у меня была небольшая аудитория на Ask.fm — и туда пришло анонимное сообщение: «О, блин, я тоже работаю в „Цветном“». Марина: Я работала там на кассе. За Настей специально не следила, но она часто попадалась мне на глаза, потому что кто-то из моих подписок постоянно лайкал ее. Я заходила, смотрела и думала: «О, интересно, лесбиянка!» — и выходила. О родителях М.: Три самых популярных вопроса, которые нам задают, — это «Как лесбиянки занимаются сексом?», «Кто из вас мальчик, а кто девочка?» и «Известно ли родителям?» — А родителям известно? Н.: У меня достаточно строгая семья, верующая. Я всегда знала, что родители не относятся к этому [к гомо- и бисексуальности. — Ред.] серьезно. Они наблюдают за мной в соцсетях, поэтому о том, что у меня появилась девушка, им стало известно сразу. Папа вызвал на разговор и такой: «Насть, ты… с парнем рассталась?» М.: У меня знает только папа. Мама придерживается консервативных взглядов, она считает, что гомосексуальность существует только в телевизоре. «Когда замуж?» — спрашивает. Н.: Если есть вероятность того, что вас не примут, то не нужно ставить в известность родителей, пока ты от них зависим. Я хотела бы сказать аудитории: «Не бойтесь показать, кто вы есть, не бойтесь быть открытыми, любите», — но воздержусь. Я не могу советовать подобное всем и каждому. — Грубо говоря, если ты гей из Дагестана… Н.: Ну да. В 2016 году в российском сегменте интернета, особенно в ютубе, началась волна каминг-аутов. Тренд на открытость существует и — более того — набирает обороты. Марина и Настя — авторы популярного канала seventeenine, где они разоблачают мифы о лесбиянках, рассказывают о своей жизни и о том, как это важно — принимать себя. М.: У нас очень быстро выросла аудитория. Мы подумать не могли, что станем для кого-то примером или источником вдохновения. Но сейчас мы, действительно, всё это видим. Очень многие пишут, что они раньше не понимали гомосексуальность и были гомофобами, а теперь стали спокойно к этому относиться. Вот что реально круто. Н.: Появляется ответственность перед аудиторией. Мы стараемся говорить грамотно, ясно и четко, чтобы все было понятно и чтобы никого не обидеть. М.: Не знаю в России другую пару лесбиянок, которая была бы настолько открытой и имела такую аудиторию. — А вы случайно не видите плюсов в том, чтобы быть лесбиянками? Н.: Если ты интересная и открытая личность, живешь в России… и при этом лесбиянка, то у тебя есть шанс собрать большую аудиторию. М.: Наша аудитория не росла бы так быстро, если бы мы не были открытой гомосексуальной парой. — А с чем связан тренд на открытость в интернете? Почему появляется так много ЛГБТК-блогеров? М.: Они стали не то чтобы появляться, а, скорее, открываться. Потому что многие вдруг видят примеры, свидетельствующие о том, что общество реагирует не так негативно, как они ожидают. Н.: В близком кругу у нас почти все геи. Гетеро всего трое, и двое из них — наши соседи. М.: У нас настолько толерантная компания, что нет никаких проблем вообще! Мы живем в пузыре. Н.: За два года мы столкнулись с гомофбией всего пару раз. Так, лучшая подруга не воспринимала мою сексуальность серьезно и считала, что это нужно лечить. Говорила, что я все выдумываю. Когда я стала встречаться с Мариной, она закатила истерику и сказала: «Ты думаешь, я буду за тебя счастлива? Никогда!» (Смеется.) М.: В интернете мы сталкиваемся с гомофобией каждый день. Вплоть до «фу, твари, сдохните». — Что такое любовь? М.: Любовь — когда ты просто смотришь на человека… Н.: …ты не видишь никого вокруг. М.: Взаимопонимание, уважение и т. д. — это не любовь, а просто обычные составляющие здоровых отношений. А сама любовь — это… зависимость. — А свобода? Н.: Свобода — это возможность быть понятым. И право быть. *** Александра, преподаватель и интернет-активист Александра: Мне приходится скрывать личную жизнь от коллег и детей. Когда я устраивалась в школу, была вынуждена завести второй аккаунт. Я не могу просто делиться своей жизнью через социальные сети: это неудобно, учитывая, что я занимаюсь интернет-активизмом. У меня есть паблик про полиаморные отношения, а еще я состою в транс*-организации. Из моих рассказов выходит, что у меня есть лишь один кавалер — собранный из лучших качеств множества моих партнеров. А.: Для меня полиамория — это возможность быть честной с собой и принимать собственные чувства и нужды. В конце концов, мои партнеры достойны получать больше любви, чем могу дать я одна. Так сложилось, что я построила слишком близкие отношения с несколькими людьми, и отказаться от кого-то мне было бы сложно. У меня три партнера-мужчины и одна женщина. Я не живу ни с кем из них, а они в основном живут с другими своими партнерами. Есть много стереотипов, связанных с бисексуалками и полиаморными людьми, в основном это слатшейминг [осуждение свободного сексуального поведения. — Ред.]. Но я живу в информационном пузыре, и мне никто даже не предлагал «тройнички» и не обзывал меня шлюхой, однако моим друзьям доводилось слышать что-то подобное. Единственный стереотип, с которым я столкнулась, — это распространенное убеждение, что бисексуальные женщины в конце концов остаются с мужчинами. Мол, лесбийские отношения для них просто баловство. У меня есть вариант переезда, но я никуда не спешу. Очень надеюсь, что наша общая деятельность приведет к каким-нибудь подвижкам здесь. — Что такое любовь? А.: Это целая куча разных чувств: страсть, нежность, принятие, уважение, потребность в заботе и т. д., — которые для простоты упаковали в одно слово, и оно каким-то образом работает. Работает — не трогай. — А свобода? А.: Это когда тебе не нужно самоцензурировать себя рядом с другими.

Другая Россия: как молодые ЛГБТК строят любовь в параллельной реальности
© Нож