Владимир Урин: "В Европе никогда не будут покупать билет за 1000 евро, а наш зритель купит"

Когда летом 2013 года Владимира Урина назначили генеральным директором Большого театра, он высокой должности не искал и даже отказывался от настойчивых предложений Минкультуры. Причины у него были довольно веские. С одной стороны, Урин почти два десятка лет с успехом возглавлял Московский академический Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, который при его руководстве стал одним из самых интересных музыкальных площадок в России. С другой, в Большом сложилась нездоровая атмосфера, скандал следовал за скандалом. Обвинение в миллиардных финансовых злоупотреблениях и некомпетентности при реконструкции исторической сцены, нападение на тогдашнего главу балета Сергея Филина, которому в глаза плеснули серной кислотой, громкое увольнение премьера Николая Цискаридзе… Новому руководителю досталось непростое наследство. Далеко не сразу ему удалось разрешить ситуацию. С труппой театра заключили коллективный трудовой договор, без эксцессов заменили часть руководящего состава, и главное, на сцене Большого появляются новые яркие имена. В интервью Forbes Урин говорит о том, как ему удается гасить конфликты в сложной творческой среде, раскрывает финансовые секреты самого богатого театра страны, и размышляет о тонкостях российского менталитета, порождающего спекуляцию на искусстве. — Одним из первых ваших шагов стала разработка и заключение коллективного договора, действие которого продлится до лета 2017 года. Помог ли этот документ, в котором учтено все (от распределения грантов, заработной платы, до социальных гарантий и временных контрактов) наладить климат в Большом? — Коллективный договор работает, унялись конфликты. Мне кажется, не так был важен договор, как сам процесс его заключения, это и есть самое главное, признание того, что руководство слышит коллектив, а коллектив – руководство. Было не просто, но мы договорились и начали работать. Летом ожидается пролонгация договора, и не думаю, что будут какие-то серьезные возражения — Неужели сегодня все всем довольны? — Нет, в театре такого не бывает никогда. Как минимум зарплатой недовольно большинство. Но мы договорились о правилах взаимного сосуществования, многие поняли, что нет противостояния администрации и коллектива, дело-то у нас общее. Кроме того, как я часто говорю: нет неразрешимых проблем, есть сложные вопросы. Поэтому должен быть руководитель, которые умеет решать острые вопросы, понимает, что здесь работают живые талантливые люди. Мы все здесь соучастники одного большого дела, а не одиночки, выстраивающие карьеру. Если такое понимание есть, то вопросы не вырастают в неразрешимые проблемы. — Иными словами, если человек гениальный творец, но при этом сложный по характеру, вы ему руководство не доверите? — Почему нет. Возьму его, но рядом с ним поставлю человека, который возьмет на себя все организационные вопросы и будет снимать все острые моменты и неудобства характера творческой личности. — Вы можете отказаться от экспериментальной постановки из-за страха перед негативной реакцией публики, или опасаясь опалы Минкультуры? — Учредитель театра (имею в виду Минкультуры) за время моей работы никогда не вмешивался в творческую деятельность Большого. Что до публики, то я лично не понимаю режиссеров, которых не интересует мнение зрителя. Театра без зрителей не бывает. Фильм, музыка, картина, могут опередить свое время и дать толчок к развитию нового, и быть при этом не понятыми современниками, но театр – это искусство, живущее днем сегодняшним и, прежде всего, зрителем. Я не сторонник тех театральных экспериментов, пусть даже в них и заложены новые художественные идеи, на которые не пойдет публика. Такой спектакль обречен. Другое дело, когда нет аншлага, но люди приходят, кому-то нравится, а кому-то нет. Например, балет «Ундина», последняя работа Вячеслава Самодурова, вызывает споры. Но зритель ходит, при всей противоречивости мнений, ему интересно. Важно, чтобы людей, принимающих спектакль, в зале было большинство, в противном случае возникает недоброжелательная атмосфера, которая немедленно передается артистам, а это приводит к постепенному умиранию спектакля. — А были случаи отказа от постановки в Большом из-за отсутствия бюджета? — Нет, таких случаев не было. Сразу оговорюсь, что Большой, по сравнению с любым российским театром, получает большие средства на создание спектаклей. Средняя стоимость нашей постановки 50-60 миллионов рублей, хотя при этом какой-то спектакль может быть дороже, а какой-то дешевле. Например, в балете «Спящая красавица» оформление, созданное сценографом Эцио Фриджерио, очень дорогое, а «Дама с камелиями» Джона Ноймайера поставлена в рамках плановых бюджетных затрат. Опера «Катерина Измайлова» Шостаковича в постановке Римаса Туминаса стоила дешевле запланированного бюджета, а «Осуждение Фауста» Берлиоза – очень технически сложная и дорогая постановка. Но, в целом, мы существуем в строгой финансовой дисциплине. — Как формируется бюджет Большого театра? — Главный источник — госсубсидии, они составляют примерно 65-70% годового бюджета, примерно около 4 млрд рублей. Мы сами зарабатываем около 2,5 млрд рублей, но сюда входит не только продажа билетов, а и доход от гастролей, кино -трансляций, рекламы, сувенирной продукции ,сопутствующих товаров. И одну пятую этой суммы составляют деньги, полученные от спонсоров и попечителей театра. — От чего зависит прайс на билеты? Предлагаемый в интернете ценник на партер шокирует. — Средняя цена билета в Большой театр в прошлом сезоне составила около 3500 рублей. Самые дорогие места на Исторической сцене на балет стоят 15 000 рублей, на оперные спектакли 12 000. На Новой сцене билеты стоят не дороже 7000 рублей. Но при этом есть места и за 200 рублей, вообще диапазон цен очень широк. И не надо преувеличивать сложность их приобретения, на ряд спектаклей есть билеты в кассе практически до последнего дня. Но на какие–то спектакли, как «Щелкунчик», «Кармен», «Травиата», «Лебединое озеро», «Дон Карлос», билеты раскупают сразу в дни предварительной продажи. Когда в октябре стали продавать новогоднего «Щелкунчика», в четыре утра народу было столько, что начались беспорядки, и мы были вынуждены вызвать ОМОН… Проблема не в наших ценах, они вполне адекватны, а в том, что большое число билетов оседает в карманах перекупщиков, и они, в свою очередь, создают ажиотаж при их покупке. Поверьте, администрация делает все возможное: в кассах при предварительной продаже выдают не больше двух мест в одни руки, и только тем, кто честно занимает очередь (для этого раздаем браслеты с номерами, чтобы перекупщики не протаскивали своих людей толпами), судимся с сайтами, использующими наш товарный знак «Большой», и продающими билеты по космическим ценам. Но ровно через час после того, как билеты проданы в кассе, они появляются на левых сайтах втридорога. Причин для такой ситуации несколько. Во-первых, спрос на билеты настолько большой, что театр мог бы и сам продавать их в два-три раза дороже, но мы этого делать не хотим. Потому что у театра есть ответственность перед публикой, да и государство субсидирует Большой, в том числе и для того, чтобы мы держали доступные цены на билеты. Во-вторых, в Европе зритель никогда не станет покупать билет (а там максимальная цена 300-350 евро) за тысячу евро, кто бы ни пел или танцевал, что бы ни происходило на сцене, а наш зритель – купит. Менталитет другой. Например, у перекупщиков рядом с Венской оперой максимальная наценка-- 15% на номинальную стоимость билета в кассе. — Расскажите, пожалуйста, про репертуарную политику театра. Как соблюдается баланс русской и западной музыки, стоит ли ждать больше современных постановок? — Репертуарная политика всегда складывается из двух частей: премьеры и текущий репертуар. Мы стараемся делать афишу сбалансированной, опер такое же количество, как и балетов, поэтому среди новых постановок в последнее время превалируют оперы, так как нам необходимо расширить оперную афишу текущего репертуара(а балетных наименований у нас сегодня больше). Главное с чего мы начинаем в опере, это работа с отечественными композиторами. Большой — первый русский национальный театр, и естественно, мы сначала задумываемся о том, что будет в этом сезоне из русской классической и современной музыки. Затем идет западное наследие, которое мы стараемся максимально широко показать, учитываем и жанры. И, наконец, при выборе названий постановки смотрим на исполнительские возможности. Бессмысленно ставить «Аиду» Верди или «Лоэнгрин» Вагнера, не имея солистов на главные партии. Чрезвычайно важна и кассовая составляющая, что может вызвать широкий интерес, а что может быть интересно узкому слою зрителей (такие постановки тоже есть, ведь мы же не можем существовать в репертуаре только на популярных названиях, мир музыки огромен). Но самое главное – кто это будет делать, что за команда осуществит постановку, кто режиссер, кто художник, а кто дирижер. В опере единение этих людей и рождает спектакль. С балетами еще сложнее, в них, как и в опере, есть классические сюжеты, которые на протяжении столетий переходят из театра в театр. Но, если режиссер в оперном спектакле все-таки интерпретатор, то хореограф в балете – сочинитель, который, кстати, обладает авторским правом. Поэтому в балете на первое место выходит вопрос: кого зовем ставить? Сегодня с нами сотрудничает достаточно широкий круг интересных хореографов. Среди ближайших балетных премьер: постановка «Этюдов» Харальда Ландера на музыку Карла Черни– своего рода мастер-класс, где будет занята практически вся балетная труппа, одноактный балет Стравинского «Клетка» из наследия Джерома Роббинса, а закончится сезон премьерой балета «Нуреев» на музыку Ильи Демуцкого. Его поставит хореограф Юрий Посохов и режиссер Кирилл Серебренников, то есть та же команда, которая делала у нас балет «Герой нашего времени». Важным событием станет фестиваль к юбилею Юрия Григоровича. Активно продолжаем сотрудничать с Алексеем Ратманским, с Джоном Ноймайером, с Жаном-Кристофом Майо. Постоянно ищем молодых хореографов, для чего у нас в театре есть специальная молодежная программа. — Говорят, что сейчас в мире проблема с драматическими тенорами, их не хватает. — Да, вы правы. Может, сейчас не лучшее время для теноров. Как-то природа неравномерно рождает голоса. Это проблема не только Большого театра, но и оперного мира вообще. И не только с тенорами. Казалось бы в России всегда было много басов. Но сегодня этого сказать нельзя. Мы этот недостаток ощущаем, поэтому пытаемся искать певцов, и в других театрах России, и за границей. — По сравнению с «золотым веком» Большого, когда на сцене пели и Атлантов, и Вишневская, и Образцова, и Синявская, концентрация оперных звезд в театре снизилась. Да, это время — время «золотого века», порожденное железным занавесом, прошло, сегодня любой талантливый человек может петь по всему миру. Театр должен максимально иметь возможность использовать не только своих, но и приглашенных артистов. Вопрос в том, как эти певцы выстраивают отношения со своим собственным театром Только что в опере «Манон Леско» на нашей сцене пела Анна Нетребко. А вместе с ней в этой же партии в другие дни выступала известная испанская певица Айноа Артета. Впереди выступления Дмитрия Хворостовского, Ильдара Абдразакова, Хиблы Герзмавы, Катерины Губановой, Дмитрия Белосельского. А с другой стороны многие наши певцы и выпускники молодежной программы поют сегодня в разных мировых домах – Венера Гимадиева, Игорь Головатенко, Нина Миносян, Агунеда Кулаева, Ольга Кульчинская и так далее. — А чем звезд заманиваете? Гонорарами или брендом? — Заманить в Большой театр можно только одним – интересом, если за пультом стоит талантливый дирижер, ставит одаренный режиссер и хореограф. Любой артист поймет, что творческий интерес у него здесь, если этого нет, то певец или танцовщик найдет себе работу там, где сможет реализоваться. — Почему на гастролях вы чаще всего выступаете с концертным исполнением опер? — Опера – очень затратная вещь, полноценные гастроли оперы, в отличие от балета, в современном мире практика редкая. Нужен спонсор. Гастроли Ла Скала этой осенью, когда приехали 340 человек, были бы невозможны без поддержки ГУМа. В 2017 мы делаем ответные гастроли, повезем в Милан балет, а в 2018 году Парижская опера планирует показать у нас «Самсона и Далилу» Сен-Санса, в 2019 мы, в свою очередь, — «Катерину Измайлову». Кстати, балетные гастроли, в отличие от оперных, могут быть коммерческими, на них театр может неплохо заработать.

Владимир Урин: "В Европе никогда не будут покупать билет за 1000 евро, а наш зритель купит"
© Forbes.ru