«Мой номер в Освенциме – 70013»: как выжили бывшие узники концлагерей?
Каждый пятый узник нацистских концлагерей был ребенком. Они получали пулю если пытались сбежать. На плацу демонстрировали надзирателям свой номер который и спустя 80 лет не стерся. Как маленьким узникам удалось выжить? И чего они боялись уже после войны?
История первая. Три года в Освенциме
Рива Мацияускас в шутку называет себя «неправильной бабушкой. Говорит, не связала ничего для правнучек. Хотя умеет: делать петельки научилась… в Освенциме.
Она родилась в 1937 году в Ленинграде. В три с половиной года уехала на каникулы к бабушке в деревню под Витебском. Мама забрать дочку так и не смогла: осталась в блокадном Ленинграде. А Рива два года прожила в немецкой оккупации.
«Муж бабушки ее ушел в партизаны, а сыновья погибли: один подорвался на мине, другого убили. Вот мы и остались вдвоем. Помню, когда в избу заходили немцы, и я слышала: «Матка, яйки, куры давай!. А потом и это все исчезло. Ничего не было уже у бабушки Михалины. Пустой двор, вспоминает Рива Рафаиловна.
В 1943 году немцы сожгли деревню. Жители бежали в лес, пытались спрятаться тех, кого нашли, в товарных вагонах отправили в Польшу.
«Очень тесно, кучно было. И некоторые умирали в дороге. Но никто никаких чувств не проявлял. Потому что все как убитые были. Людей просто тихо выносили на остановках и мы ехали дальше, говорит Рива Рафаиловна.
Когда поезд остановился в городе Освенцим, людям велели раздеться и зайти в один из бараков. Это была газовая камера.
«И вдруг начался крик. Все ревут! Я тоже, помню, начала плакать, а там какая-то… что-то коричневое опускалось. Визг страшный. Но прошло какое-то мгновение, кто-то вбегает, что-то кричит, и оказалось, что перепутали наш вагон с вагоном евреев, делится бывшая узница.
Накалывали номера надзирательницы: одна держала, другая вводила узнику под кожу черные точки через ручку с пипеткой. Рива к «фрау пошла сама, протянула руку но от боли потеряла сознание. Ей достался номер 70013, ее бабушке 70014.
«Была маленькая девочка грудная, на ножке ей выкололи номер. Она не выжила и умерла. И мы все стояли ну, точно, как показывают слонов: когда умирает кто-то, они над мертвым стоят. И мы такие же были грустные, говорит Рива Рафаиловна.
Надзиратели к ней пригляделись сразу: их смутили ее рыжие волосы. Риву даже спросили: «Юде? а она не знала, что ответить. Вступилась бабушка. Сказала, что это Рита из Беларуси.
Еще много раз потом она видела, как из еврейских бараков выводили людей и сажали в машины.
«Трехтонки они назывались. Специфические машины военные, носатые такие. «А там вот, — говорят, — евреев повезли сжигать!. И я стою. И тоже говорю: «Ну надо же. Нет у меня удивления. Я не знала, что могла бы быть там же… размышляет Рива Рафаиловна.
По утрам узников выстраивали на плацу. Все демонстрировали номера потом взрослые расходились на работы, а дети возвращались в бараки. Лежать в камерах было запрещено, греться у печей тоже. Девочки прижимались друг к другу. Старшие учили маленьких вязать: находили на полу прутики, вытаскивали нитки из одеял и показывали, как сделать петельки.
«Вечером, когда приходили взрослые с работы, снова были эти поверки. С собаками, конечно. Некоторые люди не выдерживали, бросались и на проволоку, которая была под электричеством, некоторые сбегали. И тогда мы часами стояли на плацу. Вот мне пришлось, значит, декабрь 1943, январь 1944-го, декабрь 1944-го: вся эта слякоть, вся жижа эта... Стояли часами, пока искали сбежавших, вспоминает Рива Рафаиловна.
В январе 1945-го Освенцим освободила Красная Армия. Еще дважды Рива Рафаиловна в него возвращалась вместе с другими выжившими. Но уже как в музей. Удивилась, что в бараках были окна. За все годы в лагере она их и не заметила: узникам запрещали поднимать голову и смотреть в глаза надзирателям.
История вторая. Мальчики за проволокой
Почетный донор СССР Анатолий Иохель тоже родом из Ленинграда. Их с братом Аликом в семье называли «пятиминутки: с такой разницей появились на свет. Кто старший спросить не у кого. Мальчики потеряли маму в 1941-м.
Станислава Иохель погибла в 28 лет. В немецкой комендатуре ее расстреляли за «связь с партизанами.
«Война застала нас в деревне Стрежин Лог в Ленинградской области, на каникулах у бабушки с дедушкой. Шли жестокие бои. Мама снимала медальоны с погибших советских солдат хотела передать их семьям.
Куда мама спрятала медальоны так никто и не узнал. Сыновей Станиславы Иохель отправили в концлагерь.
«На каком-то месте нас высадили и приказали раздеться. Одежду покидали в кучу и стали уводить партиями человек по 25-30 куда-то в лес, откуда уже никто не возвращался. А потом, значит, нам сказали одеться. Посадили обратно в эшелон и повезли дальше. Оказалось, что перепутали эшелоны, говорит Анатолий Павлович.
Лагерей они прошли несколько. Последний в немецком городе Цвайбрюккен на границе с Францией. Там шестилетним братьям выдали форму по размеру с нашивкой «OST («остарбайтер —работник с Востока). Толик и Алик ежедневно выходили на смены: мели улицы в лагере и таскали воду для выгребных ям.
«В одном из лагерей, помню, мы увидели немецких мальчишек. Они за проволокой играли в танки, которые стреляли огоньками. Мы подошли к забору и стали смотреть с братом. Окрик часового я не слышал. И получил удар, по всей видимости, прикладом по голове, делится Анатолий Павлович.
В августе 1944-го братья-двойняшки попались другому надзирателю. Тот остановил их. И поднял фотокамеру. Снимок отдал дедушке братьев, который был с ними в лагере.
«В день освобождения на лагерь падали американские бомбы. Немцы убежали, а дедушка собрал нас и еще полсотни человек и увел всех в лес. Сам ушел наудачу за подмогой. Вернулся с солдатами. Они потом захотели нас с Аликом, как не имеющих родителей, отправить в Соединенные Штаты Америки. Но дед сумел убедить и доказать, что мы его сыновья, вспоминает Анатолий Павлович.
Дед привез своих мальчиков в Ленинград. Там они воссоединились с родным отцом, который вернулся с фронта.
А братья еще десятки лет вздрагивали в День Победы. Боялись салютов. Однажды во время домашнего торжества даже кинулись под стол: казалось бомбы летят.
История третья. Девочка, которую видел Нюрнберг
Спустя 20 лет после войны жительница Петрозаводска Клавдия Нюппиева впервые увидела в «Ленинградской правде… себя. Маленькую. За колючей проволокой. Авторы публикации просили откликнуться тех, кто узнает себя.
«Написала письмо в редакцию. Меня пригласил ответственный секретарь газеты. И попросили принести детские фотографии. Была экспертиза, которую делали в КГБ. Все подтвердили, вспоминает Клавдия Александровна.
Она сделала это в надежде найти сестру Эльвиру. В семье было шесть дочек. Отец пропал без вести на Ленинградском фронте, мама умерла в концентрационном лагере. А младшую сестренку забрали в дом малютки. С тех пор ее след потерялся.
Когда началась оккупация Советской Карелии, финны тогда союзники нацистской Германии вывезли девочек из деревни Рим Медвежьегорского района в Петрозаводск. В бараки. Ежедневный паек ложка муки, часто с червями. Голодные дети уходили «за проволоку. И получали пулю.
«Это была осень 1943-го. Мы возвращались уже поздно вечером, костер горел у проходной, и на вышках часовой стоял и стрелять начал. И пуля попала мне. На правой ноге, на бедре у меня так вырвало кусок кожи с мясом и… как ожог чувство обожгло меня. Ну, никто не лечил, никто не привязывал. Так зажило постепенно. Но след остался навсегда, говорит Клавдия Александровна.
Клавдии Александровне было шесть лет когда попала в лагерь. И почти девять когда Петрозаводск освободили 26 июня 1944-го. Когда Красная Армия подходила к городу петрозаводские лагеря вдруг опустели.
«Дети думали, что уже все, охрана была снята, они побежали в склады финские в поисках еды. Но там оказались только резиновые сапоги. И наша Рая, моя сестра, ходила туда. И в это время отступающие части финнов на велосипедах с автоматами и прямо по детям начали стрелять. А мы видим это из барака и кричим: «Рая, стой!.. Она не попалась, а мальчика убили прямо во время освобождения, делится Клавдия Александровна.
После освобождения Петрозаводска в концлагере № 6, который располагался на территории перевалочной биржи, побывала военный корреспондент Галина Санько. Когда навстречу ей вышли дети малолетние узники женщина сделала снимок, который впоследствии стал одним из документов на Нюрнбергском процессе.
На этом снимке и была маленькая Клавдия. Вместе с сестрами она выросла в Олонецком детском доме. Младшую сестру так и не нашли: девочке поменяли имя и отдали в другую семью.
История четвертая. Поселок смерти
В черте Петрозаводска есть Пятый поселок. Деревянный квартал, который возвели для работников железной дороги незадолго до войны. В октябре 1941-го дома стали тюремными бараками. Пятый поселок пятым концлагерем. Финны обнесли район колючей проволокой.
В комнатах на 15-ти метрах селили по 20 человек. Там жила Ленина Макеева вместе с мамой, братом, новорожденными сестренками, которые постоянно плакали от голода. Мама ничем не могла им помочь: у нее пропало молоко, отнялись ноги и началась куриная слепота.
От тифа, цинги и голода люди умирали десятками, лежали на лестницах и улицах. Живых заедали вши. Тогда узников стали водить в «жарилки.
«Жарилка была, особенно в детском истощенном возрасте, каким-то таким наказанием. Что надолго, ну, на час, на час при высокой температуре закрывали в это помещение и потом порой детей выносили на руках, ослабленных от такого.
Новорожденные сестренки умерли. Маленькая Ленина спаслась чудом: была бы чуть старше получила бы «работу в лагере.
«Тех, кому уже исполнилось 12 лет, отправляли на тяжелые работы. Например, на лесопилку. Там люди истощенные погибали от тяжелого физического труда. Если не выполняли нормы выработки наказывали, избивали. Кто не мог расстреливали, говорит бывшая узница.
Пятый лагерь стоял недалеко от железной дороги, на которую, уже после освобождения Петрозаводска, юная Ленина ходила день за днем: молилась, чтобы отец показался на перроне. Три дня отстояла. И он вернулся…
Еще долго ее семья жила в Пятом поселке. После войны бараки стали обычными домами.
История пятая. Кукла-спасительница
Галина Змушко родилась в деревне Лекаревка в 30 километрах от Минска. Перед войной отец перевез их семью в Карелию. Новоселье справили в поселке Тукса весной 1941-го, а в сентябре в их новый дом пришли финны.
«Они прибыли и сказали: «Собирайтесь и захватите что-то. И повезли неизвестно куда. И оказалось, что за колючую проволоку.
В лагерь девочка взяла с собой куклу, которая спасла жизнь ее семье. Каждый вечер узников пересчитывали по количеству человек выдавали паек. Куклу семья Галины Игнатьевны выдавала за живого младенца, пока их старшая дочь ночью уходила искать еду в ближайших деревнях.
«Выходить за пределы лагеря не разрешалось. Расстрел. Она говорит: «Лучше умру от пули, нежели с голоду. И она убегала нам чего-нибудь найти за пределами лагеря, говорит Галина Игнатьевна.
Когда сестру перевели в другой лагерь, семья лишилась кормильца. Мама решила куклу обменять. Вышла за пределы лагеря в деревню Тукса, откуда принесла ложку масла, яйцо и баранки.
Кто-то доложил надзирателям. До сих пор Галина Игнатьевна помнит, как смотрела из окна барака и думала: сейчас маму будут бить. На морозе выставили больше двадцати пленниц, вызывали по алфавиту. Мама была первая. Надзиратель содрал с нее фуфайку, швырнул маму на лавку и высек: «нарушителям дисциплины полагалось 25 ударов плетьми.
Часто узников так забивали до смерти. Мама выжила. Даже написала письмо родным. Но никто его не получил: послание осело в канцелярии гауляйтера Беларуси Вильгельма Кубе.
История шестая. Незабытая война
Перед войной отец Антонине Прокофьевой подарил фарфоровую куклу. Была она большая ростом с девочку. Умела шагать.
В 1941-м папа ушел на фронт защищать Ленинград. Через два месяца в их деревне Турышкино Ленинградской области высадился немецкий десант.
«Немцы, когда пришли к нам в дом, они прямо осатанели: «Как это у русских такие игрушки? И стали у меня ее отнимать. Я к себе тяну, он к себе. Куклу они все-таки прикладом разбили. И я вот эти осколки возила всю войну с собой. Жалко было куклу, вспоминает Антонина Ивановна.
В их доме немцы устроили штаб хозяев выгнали жить в баню, где уже ютились пять семей. Маленькой Тоне пришлось выучить немецкий. Она заходила на свою бывшую кухню с котелком и умоляла, чтобы дали еды.
«Всю скотину, поросят, кур все сразу немцы уничтожили, все съели. И коров начали резать, и картошку выкопали. Мама говорит: придешь за картошкой в подвал, и немец собирает картошку. Чего ему скажешь? Ничего… говорит Антонина Ивановна.
Осенью 1942-го жителей Турышкино выгнали из домов. Люди думали отправят в Германию. Но оказалось сперва в дулаг (нем. Durchgangslager, сокращенно Dulag — «пересыльный лагерь). Нацисты создавали их для временного размещения гражданских и военнопленных. Тысячи узников умирали в землянках от холода и голода.
«Нас распределили по деревням, мы были в Нижних Войсковицах, в Вырице. Оттуда нас погрузили в товарные вагоны и отправили в Литву под Каунасом. Спали на голом полу, на полу была земля. В чем выгнали из дома, в том и одеты были. Помню, в лагере сжигали евреев, складывали в костры, а нас гоняли смотреть… вспоминает Антонина Ивановна.
В 1944-м концлагерь освободила Красная Армия. Люди ехали домой возвращались на пепелище. Рядом с деревней Антонины Ивановны осталось немецкое кладбище: там солдат и офицеров Вермахта хоронили еще во время оккупации. В 2014-м рядом с кладбищем открыли памятник «Жертвам нацизма.
«Каждый, проезжая мимо, должен им поклониться. И немцы в первую очередь, — считает Антонина Ивановна. Но потом: мирный человек что немец, что русский войны не хочет. Все мы хотим мира.
К миру как гласит надпись на немецком кладбище призывают и погребенные.