Олисава Тугова: Со своей войны я не вернусь, она всегда будет жить внутри

- Расскажите, как прошло ваше детство? Чем занимались до СВО?

- О себе рассказывать всегда сложнее, чем о ком-то другом. Что из прошлого окажется важным - не угадать. Я выросла в воинской части города Рыбинска Ярославской области. Закончила школу с медалью. Поступила и в авиационный университет, и в педагогический. В итоге стала магистром филологии. Всё моё взросление рядом со мной жила война, она не прорастала сквозь меня, но каждый день напоминала о себе. Тогда взрывали дома, автобусы, машины… Я знала, что, если дом начнет рушиться, нужно успеть встать в дверной проем или укрыться под подоконником, что нельзя подбирать на улице любые предметы – всё может взорваться. На любом мероприятии я до сих пор неосознанно стараюсь выбрать место, наиболее безопасное в случае захвата заложников. Мои старшие друзья – простые парни со двора – уходили на войну. Возвращались не все. И тогда я поняла, что если я не напишу про книгу, то про них так никто и не узнает. И не вспомнит. Так я стала писателем, написала две книги «Когда поёт Лис» и «Волжская чайка онлайн».

- Как вы оказались в зоне СВО?

- Впервые я побывала в зоне ведения боевых действий в 2008 году, во время грузино-осетинского конфликта, сопровождала колонну бронетехники нашего подразделения в качестве военкора. Тогда я уже служила по контракту, занималась выпуском «боевого листка». У меня не было личного оружия, только фотоаппарат.

Потом началась гражданская жизнь, работа в городской газете, воспитание детей. Не забыла и про своё увлечение – фотографию, много снимала, прошла обучение в фотошколе, гордилась выставкой.

То, что на Донбасских землях идёт война, я знала с самого начала. То один, то другой мой товарищ произносил загадочную фразу-пароль «Северный ветер» и уезжал туда.

В конце 2021 стало понятно, что нам придется воевать тоже, чтобы защитить земли Донбасса – иначе бои будут в Курской, Брянской, Воронежской областях… И мы пошли. С началом СВО я примерила свою старенькую «флору», порадовалась, что она мне впору. И весной 2022 уехала волонтером. Повезла ребятам броники с хорошими плитами. Побывала в Мариуполе, под Авдеевкой, под Изюмом. Да так и осталась.

- Какие были первые впечатления, когда оказались там?

- Первое, что я почувствовала, что почва там тяжёлая, липкая. Она набивается в рифленую подошву, облепляет берцы – становится тяжело идти, чувствуешь себя космонавтом.

Моя полная снаряга весит около 45 кг. Я вешу 65. Когда я веду огонь – ствол почти всегда уводит вниз – тяжело, держу приклад под мышкой или упираю в плечо и всегда получаю отдачей.

Первый ближний бой со мной случился как раз под Авдеевкой. Я сидела в окопе и выщелкивала мешающие трассеры. Понимала, что, если сейчас укропы запрыгнут в окоп – конец. Летели «польки», работала арта… Самое важное, что я поняла на ЛБС – человеческое тело очень хрупкое, а жизнь может закончиться в любой момент. Осколок крошечный – вполовину ногтя всего, а человек – 200.

Привыкаешь жить так, что любая секунда может стать последней. Ощущаешь жизнь на 150 процентов. Учишься относиться к человеку бережнее. Потому что и его жизнь может закончиться в следующую секунду. Оказалось, что искренняя молитва, когда идёт обстрел «пожалуйста, сразу насмерть, чтобы не мучиться» – это обоснованная реальность. Я тоже не раз просила об этом. Бог уберёг.

- На каком направлении вы воюете? Какую должность занимаете?

- Так сложилось, что больше всего я была на Донецком направлении. В основном на второй линии, только выезжая на БЗ, большую часть времени проводя в подготовке и в относительной безопасности. Война стремительно менялась – она становилась войной дронов. И я вспомнила свой навык съемки с беспилотника. Ужаснулась, что в моем подразделении нет ни одного. И открыла сбор. На «птичку» собрали.

Так я стала оператором БПЛА. Летала сама и обучала ребят. В основном, это была разведка, но случалось и участие в городском бою. Случайное, непреднамеренное. Мы сидели в подъезде многоквартирного дома между первым и вторым этажами, запускали «птицу» через верхнее выбитое окошко. Тренировались. И вдруг увидели на экране, что рядом идёт бой. Стали осуществлять наблюдение и докладывать обстановку. Изредка я думала – не пора ли уже звонить домой и прощаться. Зря пугать близких не хотелось. По дому отработали, часть лестничного пролета обвалилась. Но к вечеру мы вышли на заданную точку – чудо, что не подорвались на выходе – вокруг все было в кассетах.

Моя первая «птичка» закончила свой боевой путь, успешно протаранив «Бабу Ягу». И мы тут же стали собирать на следующую. А «Бабу Ягу» перепрошили наши умельцы, и она какое-то время успешно носила нашим бойцам БК, еду и воду.

Интересно наблюдать, как вражеский БПЛА, только что угрожавший и смертельно страшный, перебиравший мерзкими лапками по небу, сталкивается с работой РЭБа, отваливается от небесного свода, как клещ, медленно падает и в финале взрывается от детонации своего БК.

- На войне девушке сложнее вдвойне? Тяжело адаптировались? Какие отношения сложились с сослуживцами? Поддерживают ли они?

- На фронте девушек больше, чем принято думать. В основном из ДНР и ЛНР, у каждой – тяжёлая судьба, за плечами, разрушенный дом, погибшие близкие. Но есть девушки и с «большой земли». Они лечат, летают, командуют штурмовыми отрядами и артиллерийскими расчетами, отвечают за связь, питание, снабжение. Все они рискуют жизнью каждый день. Принято говорить, что на войне нет мужчин и женщин, есть только боевые единицы. Я стараюсь всегда помнить об этом – знаю, что если позволю мне помочь, в чём-то разгрузить, то у бойца может не хватить сил на самого себя. Если ты вызываешь постоянное желание тебе помочь, то тебе не место на фронте! Тут ты должна быть профессионалом.

Для проявления женственности всегда останется время в мирной обстановке.

Однажды мы с несколькими сослуживицами получили увольнительную на вечер, сбежали из ПВД, грязные, немытые, в камуфляже. И поехали в магазин нижнего белья. Накупили себе кружевных сорочек и были счастливы. Эти сорочки так и остались на дне рюкзаков, но в отпуск их бережно привезли домой.

- Как вы изменились за это время? Что помогает преодолевать трудные ситуации?

- Изменилась ли я? Конечно! Две контузии и осколочное ранение не проходят бесследно. И это не только ПТСР, я стала бесчувственнее, допустимый градус личной боли теперь где-то далеко. Я научилась ничего не чувствовать на фронте, зато при возвращении, недели через две происходит «разморозка» эмоций. Они неконтролируемо льются. И это тяжело. Любой жужжащий звук, напоминающий БПЛА, вызывает острый приступ паники. При «выходах» салюта, взрывах петард я падаю на землю. Да, я осознаю в этот момент, что это всего лишь праздник, что я в безопасности, но инстинкты тела сильнее. Я не испытываю голода, плохо сплю… со мной сложно. Любимый человек не смог остаться со мной из-за всего этого. Это больно. Но я не сдаюсь и сейчас мне помогают в Московском центре реабилитации для участников СВО.

Со своей войны я не вернусь, она всегда будет жить внутри, но надеюсь хотя бы адаптироваться к мирной жизни.

- Что говорят на фронте о перемирии и возможном завершении конфликта?

- Война идёт и понятно, что быстро она не закончится. О любых дипломатических договорённостях фронтовики, наученные опытом предыдущих соглашений, думают с раздражением и скептицизмом. Надеюсь, мы не вернёмся на довоенный уровень либеральной толерантной культуры с «голыми вечеринками». Что война приведет к возрождению русской культуры и государственности.