Формулой чуда Наума Коржавина стала доведенная до абсолюта органика поэтической личности

Письмо из Еревана от 25-летнего поэта и литературоведа Константина Шакаряна.

"...Хочу, как и обещал, написать Вам о Науме Коржавине, которого очень люблю. Правда ведь, Коржавин - одна из самых любимых фигур в поэзии нашей?

Мне кажется, он из тех, на ком сходимся все мы, хотя, казалось бы, эстетически он не только "неровен", как это говорят в таких случаях, но и просто - невозможен. Почему?

Стихи, мы знаем, должны быть многослойны, не прямолинейны, богаты фонетически... И здесь, в том, что я говорю, как будто всё правильно, кроме слова "должны": поэзия ничего никому не должна, и, по слову Николая Глазкова, возникает она в таком художнике, который "явился исключением из правил и исключением из исключений".

Коржавин и есть такое исключение. Если выписать отдельно все недостатки его стихов, то мы можем назвать и многословие, и звуковую неряшливость, и прямолинейность высказывания.

Но все это никак не помешало состояться крупному явлению в поэзии, а напротив: выявило это явление во всей единственности его своеобразия. Доведенная до абсолюта органика поэтической личности - вот формула коржавинского чуда.

Наум Коржавин - большой русский поэт, а это определение предполагает и высокую, выстраданную гражданственность. Вот, кажется, еще одно "сомнительное" слово для поэзии. Мы давно чураемся его, ибо боимся ложной гражданственности, которой всегда предостаточно. Но в бегстве от гражданственности ложной мы утеряли, забыли, выплеснули с водой и подлинную гражданственность поэзии.

Любя коржавинские стихи, я не сразу пришел к его публицистике и мемуарам. Последние сами появились на моем пути, и вот как это случилось.

В 17 лет, получив символический гонорар за первую свою публикацию стихов, я сразу же пошел в книжный магазин. Обнаружив толстенные корешки с крупными буквами на них - "Наум Коржавин" (это был двухтомник с патетическим названием "В соблазнах кровавой эпохи"), я тут же, не раздумывая, прижал эти книги к груди и понес на кассу.

Радость моя была так велика, что я даже не сразу понял, что передо мной не стихи, а воспоминания, "кубический кусок горящей, дымящейся совести". Мало к какой книге так подходит это пастернаковское определение.

Вскоре я нашел в социальной сети близкого Коржавину человека, и спросил: можно ли как-либо написать самому Науму Моисеевичу. Так мое письмо перелетело в Америку, где давно жил поэт.

То, что было дальше, явилось маленьким чудом, память о котором бережно храню в сердце. Спустя месяц или два состоялся вечер Наума Коржавина в ЦДЛ - последний, прошедший при его жизни, но без него - он уже сильно болел. Меня, жившего и учившегося в Ереване, на вечере не было. И вдруг я узнаю, что вечер начался с того, что прочли мое письмо, которое, как отмечалось, было встречено овациями присутствующих - старых знакомых, друзей, коллег и ценителей Коржавина.

В том же году Наума Моисеевича не стало...

Нет! Так я просто не уйду во мглу,И мне себя не надо утешать:Любимая потянется к теплу,Друзья устанут в лад со мной дышать.Им надоест мой бой, как ряд картин,Который бесконечен всё равно.И я останусь будто бы один -Как сердце в теле.Тоже ведь - одно!

Коржавин у нас действительно - один как сердце..."

Избранное

Я не был никогда аскетомИ не мечтал сгореть в огне.Я просто русским был поэтомВ года, доставшиеся мне.Я не был сроду слишком смелым.Или орудьем высших сил.Я просто знал, что делать. Делал,А было трудно - выносил.И если путь был слишком труден,Суть в том, что я в той службе службБыл подотчётен прямо людям,Их душам и судьбе их душ.И если в этом главный кто-тоОткроет ересь -что ж, друзья!Ведь это всё - была работа.А без работы - жить нельзя.

1954

* * *

У меня любимую украли,Втолковали хитро ей своё.И вериги долга и моралиРадостно надели на неё.А она такая ж, как и прежде,И её теперь мне очень жаль.Тяжело ей - нежной - в той одежде,И зачем ей - чистой - та мораль.

1961

* * *

Я пью за свою Россию,С простыми людьми я пью.Они ничего не знаютПро страшную жизнь мою.Про то, что рождён на гибельКаждый мой лучший стих...Они ничего не знают,А эти стихи - для них.

1956

Письмо в Москву (отрывок)

Сквозь безнадёгу всех разлук,Что трут, как цепи,"We will be happy!"*, дальний друг,"We will be happy!""We will be happy!" - как всегда!Хоть ближе пламя.Хоть века стыдная бедаВисит над нами.Мы оба шепчем: "Пронеси!"Почти синхронно.Я тут - сбежав... Ты там - вблизиЗубов дракона.Ни здесь, ни там спасенья нет -Чернеют степи...Но что бы ни было - привет! -"We will be happy!"И сквозь туман, сквозь лень и спесь,Сквозь боль и страстиТы вдруг увидишь мир как есть,И это - счастье.И никуда я не ушёл.Вино - в стаканы.Мы - за столом!.. Хоть стал наш стол -В ширь океана...

1977

* Мы будем счастливы! (англ.)

Дата

100 лет назад, 14 октября 1925 года, в Киеве родился Наум Коржавин.

Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru