— Никита Сергеевич, мы говорим незадолго до вашего дня рождения, с какими мыслями вы подходите к круглой дате?
— Ощущение ужаса. Я к этому отношусь достаточно легко, а жизнь не дает мне относиться к этому так. Поэтому для меня это мучительная история, занимающая гигантское количество времени и сил, но положение обязывает. Невозможно провести юбилей в тихой и спокойной обстановке, как хотелось бы. Поэтому я не чувствую удовлетворения, ощущения пройденного этапа и так далее — все время уходит в работу. Для меня это просто очередной день рождения. Цифры ничего не значат, я их не ощущаю.
— Чем вы сейчас больше всего увлечены?
— Необходимо наконец запустить работу театра: нынешний процесс представляет собой истинное испытание, отнимающее колоссальное количество времени. К сожалению, его невозможно организовать и завершить в одночасье. Несмотря на то что мы формально открыли театр в мае, сыграв спектакль, мы все еще не можем избавиться от незавершенных дел — приезжают рабочие, что-то довозят. Так что на данном жизненном этапе я занят театром, новым сценарием, "Бесогоном", набором в Академию. Предыдущий набор с огромнейшим успехом гастролирует по городам России, что радует.
— Новое пространство вашего театра позволяет делать экспериментальные спектакли, планируются ли они в ближайшее время?
— Возможности, которые нам на сегодняшний день доступны, действительно предоставляют огромные перспективы для создания детских сказок или мюзиклов. Мы будем использовать эти технологии, но постараемся не зависеть от них. Например, использование голографии требует специального оборудования и подготовки. Невозможно сегодня играть спектакль с голографией, а завтра без нее. Если запускается голографический спектакль, он должен идти определенный период, скажем неделю. В это время мы не можем ничего убирать или менять. Для этого необходимо точно составить календарь репертуара — это довольно рутинная работа, требующая постоянного внимания, присутствия.
— Как вы в целом относитесь к использованию искусственного интеллекта в театре и кино? Сможет ли он в будущем заменить режиссеров, сценаристов, возможно, даже актеров?
— Это как если бы вы меня спросили о моем отношении к тому, чтобы истребить человечество. Как я могу относиться к тому, чтобы некая субстанция, в которой отсутствует совесть, сострадание и любовь, стала владеть миром?
Если, допустим, искусственный интеллект — а мы уже имеем подобный опыт — заставляет человека, который с ним общается, убивать мать, а затем кончать жизнь самоубийством, значит, мы должны понимать, какие вопросы он задавал, какие ответы он получил, чтобы это совершить. Поэтому я отношусь к этому очень осторожно и категорически считаю невозможным за счет искусственного интеллекта возрождать на экране или в театре ушедших актеров, давая им тексты, которые они, может быть, в жизни никогда бы не произносили. Это насилие над Богом, богоборчество.
— Никита Сергеевич, как оцениваете уровень киноиндустрии сегодня в России?
— Вопреки всем предсказаниям, с уходом Голливуда кино в России не умерло, и даже наоборот. К тому же технологиями люди владеют. Если нас возили в "Белые столбы" смотреть [Ингмара] Бергмана (шведский режиссер театра и кино — прим. ТАСС), [Федерико] Феллини (итальянский кинорежиссер и сценарист — прим. ТАСС) и мы, так сказать, заглядывали в это прорубленное окно в мир, то сегодня это достигается нажатием одной кнопки. Другой разговор, что "то, как" сегодня порой заменяет "то, что". Для того чтобы сделать нечто существенное в киноиндустрии, необходимо определенное развитие личности режиссера, актера, художника и т.д. Развитие личности и поиск смыслов и есть, на мой взгляд, камень преткновения. Конечно, технологиями можно привлечь зрителя, что ведет к появлению большого количества, скажем, сказок, которые увлекают детей трюками, ранее недоступными. Но нельзя подняться выше профессии при условии, что кино — это род занятий, а не вся жизнь. Если тебя не интересует поиск смыслов, если ты не понимаешь, чего хочешь добиться от зрителя, который посмотрит твою картину, как ты можешь помочь ему жить. И тогда это останется только ремеслом, которое постепенно будет выхолащивать кинематограф как искусство.
На мой взгляд, западный кинематограф, который всегда был лидером, на сегодняшний день теряет свое положение именно за счет того, что себя изжил процесс поиска смысла. Когда человек снимает картину о том, как женщина живет с автомобилем, это значит, что творца уже перестало волновать все остальное, что является человеческим, он уже ищет там, где человеческого мало. Любое искривление, оно всегда поначалу интересно, как окно Овертона. Как это происходит: вот, например, каннибализм. Можно ли всерьез представить дикие племена, пожирающие человеческое мясо? Даже говорить страшно. А потом — а почему бы и не поговорить, ведь они же тоже люди, почему они так делают? Возможно, нет другого мяса или у них такие законы? А может, тоже попробовать? А может, сделать это обязательным? И вот мы видим, как постепенно то, что было табуировано у человечества в принципе, становится не только возможным, но и обязательным. Как, скажем, церковь сатанизма или само представление о том, что возможно церковное одобрение однополого брака. То есть разрушаются основы человеческой морали и гуманизма, что приводит к тотальному разрушению всего.
Посмотрите на современное искусство. Образом мира стал обман — одно выдается за другое. За миллионы долларов продается ничто, кусок дерева. Это ведет к упразднению мастерства. Великие художники, даже когда они уходили потом в другие сферы, скажем, из реального искусства уходили в "Бубновый валет" или в "Ослиный хвост" ("Бубновый валет" и "Ослиный хвост" это авангардные объединения художников в период Серебряного века — прим. ТАСС), становились импрессионистами или абстракционистами, неважно. Но если они имели базу, они могли карандашом нарисовать самое трудное, скажем, кисть или ступню. Они владели техникой, они владели ремеслом. Сегодня же совершенно не обязательно владеть ремеслом для того, чтобы стать очень богатым инсинуатором. Не предполагал, что "Голый король" Шварца станет документальным произведением.
— Возможно ли все переиграть, вернуть? Каким образом?
— Дети Стива Джобса (американский предприниматель, один из основателей Apple — прим. ТАСС) писали ручкой и читали бумажные книжки, им можно было находиться в гаджетах, созданных их отцом, час в день. Потому что он понимал ужас, страх и опасность этой истории и пытался уберечь своих детей. Но так как за этим стоят мировые корпорации и огромные деньги, с этим бороться трудно. В результате эта борьба превращается в индивидуальный подвиг конкретного человека по отношению к своей жизни или к жизни своих близких. Устоять перед этим — подвиг. Если не понимать глобальность этой опасности, то можно даже не заметить, как перестанешь быть человеком. Вся эта тенденция к "зеленой" энергии, к глобализации, к созданию мирового правительства, к "золотому миллиарду", чайлдфри, однополые браки — это все про то, что говорил Антоний Великий: "Наступят последние времена, когда девять больных придут к одному здоровому и скажут: ты болен, потому что ты не такой, как мы". И это огромная опасность.
— А как вам фильмы, которые Министерство просвещения РФ рекомендовало для школьной программы? Многие посчитали некоторые картины спорными.
— Если детям дают на тестах по русскому языку Оксимирона (признан иноагентом) в надежде, что это может привлечь их, — это такая порнография, такое непонимание и равнодушие к ним. Это же история города Глупова у Салтыкова-Щедрина. Как говорила моя мама: "Воспитывать надо, пока лежит поперек кровати. Лег вдоль — уже поздно".
Это должно объясняться с детства. Причем абсолютно неважно, какую религию исповедует семья, важно лишь осознание своего происхождения, понимание тех нравственных божеских законов, по которым развивалось человечество. Россия — котел, в котором все сосуществует естественным путем. Почему именно в России так спокойно уживались и православие, и академический серьезный ислам, и буддизм, и иудаизм? Почему сегодня на СВО абсолютно равнозначно, плечом к плечу за свою Родину сражаются люди, исповедующие совершенно разные религии? Но их к этому привела специальная военная операция… А ведь важно понимать значение жизни и веры человека без того, чтобы доходило до таких катаклизмов.
Поэтому, если мы говорим о детях, вся система образования и воспитания должна начинаться с самого начала. Человек должен считаться человеком уже в утробе, а не когда он родился. Далее важно, как он воспитывается, что он читает, какова атмосфера его существования. Я знаю, как это было со мной, как это было с моими детьми, как мои дети общаются со своими детьми. Значит, это возможно. А если это возможно в одном роду, значит, это, наверное, возможно и в одной стране. Это серьезнейший вопрос, который требует тончайшей разработки: как общаться с маленькими детьми, о чем с ними говорить, как с ними говорить, что они должны узнать с самого начала, что должно быть основой того, что они будут узнавать про мир, про Бога, про свою страну, про ее историю. Так шаг за шагом человек начинает осознавать свою гражданственность — такой член общества не будет находиться в сомнениях, защищать ему эту страну или нет. Что надо делать — это как раз тот самый вопрос, который определяется на очень конкретных примерах отношений между людьми с самого детства.
Мама говорила: "Можешь думать обо мне все что угодно, но говорить не смей". Казалось бы, если я могу думать, что же мне не сказать? Какая разница между тем, что я думаю, а что говорю? И так далее. Важно смотреть в ретроспективе на жизнь людей, ставших кем-то в стране, как они жили, как они воспитывались. К примеру, как возник Пушкин? Как возник человек, который был достаточно греховным и в то же время абсолютно бесконечно преданный всему тому, что его окружало? Как он говорил: "Я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков". Или заявлял императору, что при всей преступности замысла его товарищей-декабристов он стоял бы рядом с ними. Что за человек должен быть, который осознает преступность поступка своих товарищей, но заявляет царю о готовности остаться вместе с ними? Ведь, если бы он остался с ними, может быть, в результате не было бы и восстания декабристов? Воспитание и образование — очень серьезная, тонкая история, заниматься которой должны люди, имеющие на это право.
— Никита Сергеевич, а есть ли какие-то подвижки в том, чтобы показывать фрагменты программы "Бесогон" на уроках "Разговоров о важном"?
— Любовь должна быть взаимной. Мы готовы это делать, но из этого пытаются выбрать то, что нравится кому-то, а мы с ними, допустим, расходимся в своих идеологических позициях. Вы мне либо верите и даете карт-бланш, либо нет. Пока особых подвижек в этом направлении нет. По моему ощущению, "Бесогон" в "Разговорах о важном" имеет смысл, если, допустим, раз в неделю в школах или в институтах существует разговор о "Бесогоне". Одну программу или две программы посмотреть. Мне не нужна слава, чтобы меня еще раз видели на экране. Ведь для того, чтобы заговорить на какую-то тему, ее нужно поднять. Моя приятельница рассказывала мне, что пришла домой и услышала мой голос из комнаты сына. Пошла туда, там несколько товарищей, одноклассников 15-летних, смотрят "Бесогон". Она говорит: "Что вы делаете?" А в ответ: "Слушай, такой блогер классный, такой интересный". Она поинтересовалась: "А вы фильмов его не видели?" Они отвечают: "О, он еще и фильмы снимает". То есть они даже не знают моих фильмов. И бог с ними. Их привлекло не то, что режиссер, который снимал какие-то там фильмы, ведет "Бесогон". Их заинтересовал сам "Бесогон".
Да, это кому-то может не нравиться, ведь я принципиальный антилиберал, но вовсе не из-за того, что я приверженец сталинизма или воинствующего консерватизма. Просто я вижу, кто является либералами. Я читаю, что про них думали наши предки — тот же Чехов, или Достоевский, или Аксаков, или Тургенев, или Пушкин, — и понимаю, что это далеко не сегодняшняя проблема. Как сказал Бернард Шоу: "Демократия — это воздушный шар, который висит у вас над головами и заставляет глазеть вверх, пока другие люди шарят у вас по карманам".
Вечная тема — спор либералов, монархистов и консерваторов. И так будет всегда. Важно лишь то, что созидает, а что нет.
— Не можем не поговорить о премии "Бриллиантовая бабочка". Когда состоится первое награждение?
— Первая церемония состоится в нашей "Мастерской "12" Никиты Михалкова" 27 ноября 2025 года.
— Расскажите, пожалуйста, какие у вас ожидания от премии? Что лично вы, Никита Сергеевич, будете считать успехом?
— Думаю, что успехом премии нужно считать количество стран и картин, которые мы получим. Я понимаю, что на сегодняшний день это новое дело, не все еще верят, не все знают, но главная задача заключается в том, чтобы вернуть кинематографу определенные нравственные и национальные ценности тех стран, кино которых не слышат, не видят, не знают. Мы хотели бы сделать премию, создать Евразийскую киноакадемию, куда могут входить все те, кто разделяют наши ценности. Страны, которые присылают свои картины, высказывают в них уважение к своей истории, стране, семье, народу, культуре. Мы видим, что эти картины отстаивают смыслы, находятся в их поисках, а не просто демонстрируют технику, спецэффекты. И в этом отношении, конечно же, я надеюсь, мы будем привлекательны для огромного количества стран, потому что награда — это не только статуэтка "Бриллиантовая бабочка", изумительно сделанная художником Юрием Купером, это еще и очень серьезная материальная поддержка для кинематографистов.
Первая премия "Лучший фильм" — это эквивалент 1 млн долларов, каждая последующая премия — эквивалент 250 тыс. долларов. То есть, скажем, для великого режиссера Маджида Маджиди, который снимает гениальные картины за три копейки, это возможность снять большой фильм, поддерживая свой великий талант.
Первую церемонию мы проведем в Москве. Возможно, будет иметь смысл для того, чтобы разогнать, еще год-два проводить ее здесь же, хотя Китай уже предложил себя в качестве следующей страны для вручения этой премии. Если взять Россию, Китай и Индию, то по мощи кинематографа, по охвату своего зрителя, это миллиарды. Также к нам уже присоединились Турция, Пакистан, Сербия, ЮАР, Латинская Америка (Куба, Венесуэла) и многие другие. Вся Центральная Азия откликнулась на наше предложение. Я очень надеюсь, что премия станет плацдармом для открытия новых имен, во-первых, и большого кинематографа малых стран, во-вторых.
— И заключительный вопрос: каким вам представляется образ России через 50 лет?
— В принципе, мне было бы достаточно знать, что она будет.
— Благодарю, Никита Сергеевич!
— Заходите еще! И кофе выпейте уже, остыл. "Кофе пей, читай газету, инженером будешь к лету".