Максим Горький и его крамольные мысли: почему буревестник революции сбежал из советской России

7 ноября в Советском Союзе праздновали день Великой Октябрьской социалистической революции. Для некоторых этот день и поныне имеет особое, чуть ли не сакральное значение. Другие же называют революцию октябрьским переворотом и считают, что этот день сыграл роковую роль в истории нашей страны. Сегодня мы не будем вдаваться в полемику по этому поводу, а расскажем лишь об одной внешне странной и на первый взгляд малопонятной истории. А история эта о Максиме Горьком - знаменитом буревестнике революции, написавшем не менее знаменитое стихотворение-воззвание: "Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный". Буревестник революции, ждавший и готовивший её, саму революцию, по сути, не принял. О чем он сам писал в 1917-18 годах в своих статьях под названием "Несвоевременные мысли", публиковавшихся в газете "Новая жизнь". И настолько ему революция не нравилась, что в 1921 году Ленин предложил ему уехать из России. Официально - на лечение, а на деле - в силу политических разногласий.

"Великий пролетарский писатель" и "буревестник революции" - такие эпитеты сразу приходят в голову, когда речь заходит о Максиме Горьком. С конца 1930-х годов советская пропаганда работала над тем, чтобы у всех сложилось ощущение, будто Ленина и Горького связывала горячая дружба. Но если бы всё было так, отчего же Горький уехал из советской России в октябре 1921 года? Официальная версия – чтобы подлечиться. Но главная причина была в другом. И её истоки надо искать в 1917 году.

В мае начала выходить основанная Горьким газета "Новая жизнь". В ней появлялись острые статьи писателя, которые впоследствии собрали в сборник и напечатали в 1918 году под названием "Несвоевременные мысли". Этот сборник был издан всего один раз, а потом в течение 70 лет, вплоть до конца 80-х в России не печатался. Почему, становится ясно, хотя бы из статьи Горького, опубликованной накануне Октябрьской революции.

То есть выходило, что Горький грядущие события не поддерживал и пытался даже предостеречь от них.

Елена Чавчавадзе, публицист, автор документальных фильмов о революции: "Он хотел красивой революции, он не хотел грязи. Он хотел, может быть, даже и быть лидером этой революции впоследствии. И когда он увидел, что приходят к власти совершенно другие силы и что неизбежны кровь, грязь и жертвы - этот ужас надвигающийся - он означал крах его собственных конструкций, которые он вынашивал буквально с первой русской революции.

Когда же большевики пришли к власти, Горький вновь обрушивается с резкой критикой на их руководителей:

Эти мысли были не только несвоевременными для руководства большевиков и даже не неудобными, а откровенно крамольными. Однако Горького терпели, считая своим. Ленин полагал, что писатель ещё исправится, надо с ним лишь поработать: встречался с Горьким, пытался что-то пояснять. Это был пряник. Кнутом была лёгкая критика: его упрекали, в том, что он продался крупному капиталу, потому что на издание своей газеты взял деньги у директора Сибирского банка. Но Горький продолжал выступать с несвоевременными мыслями:

Елена Чавчавадзе, публицист, автор документальных фильмов о революции: "Он издевается над этим лозунгом "Грабь награбленное. Экспроприация экспроприаторов", когда Стучку - большевистского юриста раздела на улице матросня или кто-то, прикрывавшийся бушлатами и перевязанными пулемётными лентами, когда его раздели и сняли шубу, то Горький язвительно сказал: "Вот вам и экспроприация экспроприатора", То есть, понимаете, он всё время оппонировал Ленину".

Подобные статьи, да ещё за авторством буревестника революции сильно портили образ новой власти. В июне 1918 года "Новую жизнь" прикрыли. Но Горький по-прежнему не унимался. В начале 1919 года он хотел помешать казни заключённых в Петропавловскую крепость четырех великих князей Романовых, когда Петроградская ЧК решила расстрелять их в ответ на то, что в Берлине казнили Розу Люксембург и Карла Либкнехта.

Ярослав Леонтьев, профессор, доктор исторических наук: "Горький знал, что готовится этот расстрел и помчался в Москву к Ленину уговаривать это не делать, что естественно - какая взаимосвязь между Розой Люксембург и великим князем Николаем Михайловичем, казалось бы? И Ленин вроде бы пошёл на уступку, решил дать наказ петроградским товарищам этого не делать. Обрадованный Горький помчался на ночной поезд, чтобы выехать в Северную столицу и вдруг на вокзале покупает газету и читает там, что Романовы расстреляны. И в жуткий он впал в транс, просто не помнил себя, как он потом добрался до Питера и это долгое состояние так его не оставляло".

Ещё одним таким ударом для писателя мог стать расстрел в августе 1921 года поэта Николая Гумилёва, за которого Горький тоже пытался заступиться, но безуспешно. Может быть тогда у Горького даже проскользнула мысль, что и с ним может произойти что-то скверное.

Елена Чавчавадзе, публицист, автор документальных фильмов о революции: "Говорить о том, что он был противником революции, нельзя. Он её, скажем так, готовил. Он её пропагандировал как мог, он на неё собирал деньги и вдруг она просто пошла не по его сценарию".

Вскоре после этого Ленин написал ему письмо, предлагая отправиться лечиться за границу. Ходит даже легенда, будто Ленин в разговоре с Горьким сказал: "Уезжайте, а не то мы вас вышлем". Но одно дело высылать буржуазную интеллигенцию, представителей чуждых классов, а тут - главный пролетарский писатель, буревестник, практически символ революции. Горький должен был уехать добровольно и под благовидным предлогом, каким и стало лечение от кровохарканья. Москва согласилась оплачивать его пребывание за границей. И Горький уехал.

Ярослав Леонтьев, профессор, доктор исторических наук: "Горький понимал, что, несмотря на его заступничество, ему не удаётся ничего сделать. Вот как с историей с Романовыми, как с историей в истории с Гумилёвым. Да и главное, он не может даже об этом публично сказать и написать. А всё-таки за границей, по крайней мере, он хотя бы мог это сделать".

Он так и делал. Весной 1922 года опубликовал в немецкой прессе открытое письмо против суда над эсерами, которым угрожали смертные приговоры. Это письмо перепечатала и эмигрантская пресса, но в этих кругах Горький всё равно был чужим. В Италии он обосновался с апреля 1924 года. На его содержание и его окружение советское правительство тратило тысячу долларов в месяц, которые передавались через торгпредство.

В первый раз он вернулся на Родину только в 1928 году по личному приглашению Сталина. В Москве в честь 60-летия писателя устроили пышный приём. Ему показывали достижения советской власти, зазывали остаться, буквально носили на руках. Но Горький колебался и несколько лет жил на две страны. В 1931 году ему предоставили роскошный особняк Рябушинского на Малой Никитской. Его именем назвали одну из центральных улиц Москвы, а Нижний Новгород ещё при его жизни стал Горьким.

Таких почестей и благ Горький за границей получить не мог. Но он мог получить Нобелевскую премию по литературе. Его выдвигали на неё пять раз. Казалось, что вот-вот и он станет обладателем заветной премии. К тому же в начале 30-х годов стали распространяться слухи, что Нобелевский комитет обязательно её даст кому-то из русских писателей-эмигрантов.

У Горького, однако, эмиграция была какая-то половинчатая. Да и Советский Союз он не критиковал, а напротив писал о том, что там осуществляется великое дело. Так что кандидатура Горького Нобелевский комитет не устраивала. В итоге лауреатом премии по литературе за 1933 год стал не он, а Иван Бунин.

После этого ничего уже не держало Горького за границей, а на родине ждали слава, почёт, звание главного пролетарского писателя и, как выяснилось, золотая клетка: особняк в центре Москвы, дачи в Крыму и в Горках, в которых он и провёл следующие три года до самой смерти. За границу Сталин его больше не выпустил.