Книги Лондона. Две могилы и один редкий томик

Кирилл Кобрин для bbcrussian.com Я послал запрос пару месяцев назад и на днях ответ от букиниста наконец-то пришел. Книга ожидает меня. Конечно, все это можно было бы сделать, не выходя их дома – найти издание на Abebooks, заказать онлайн, так и дешевле получится, учитывая плату за проезд на лондонском транспорте туда и обратно. Но нет, тут дело принципа. Восемь фунтов, включая два прикосновения проездного-"Ойстера" к панельке у входа в автобус – совсем немного, по нынешним временам, дешевле пачки сигарет. Впрочем, я не курю, какая разница. И вот книга у меня, одно из лучших изданий в мире. Темно-синий, чуть выцветший гофрированный переплет, карманный формат, твердая обложка. Верхний обрез выкрашен под цвет переплета. На корешке золотое тиснение: сверху и снизу виньетки в стиле Arts and crafts ("Движение искусств и ремесел" конца позапрошлого века), между ними – THE RELIGIO MEDICI&OTHER WRITINGS OF SIR THOMAS BROWNE. "Вероисповедание врачевателей" и другие сочинения сэра Томаса Брауна. Если присмотреться, на обложке вытеснен логотип загадочного издательства J. M. Dent & Sons. Впрочем, покопавшись, можно выяснить: именно Джозеф Малаби Дент в 1906 году основал великую серию Everyman's Library, "Библиотека для каждого", в рамках которой классические книги публиковались в самом изысканном дизайне, но продавались не дороже одного шиллинга за штуку. Дизайн и социализм Everyman's Library – одно из лучших проявлений истинного британского социализма; хотя "народные книжные серии" были распространены в Европе на рубеже XIX и XX веков (в России тоже, вспомним хотя бы сытинские издания), но лишь здесь доступность дополнялась тончайшим эстетским оформлением. Не забудем, "Движение искусств и ремесел" было не только про дизайн и архитектуру, оно было про социальную справедливость и про социализм. Его основатель, поэт, художник и издатель Уильям Моррис – вместе с младшей дочерью Карла Маркса Элеонорой – создал британскую Социалистическую лигу. У меня немало эврименовских книг, но томик Томаса Брауна – дело особое. И вот почему. О Томасе Брауне я узнал от Х. Л. Борхеса, который неустанно цитировал его всю свою неправдоподобно долгую жизнь. Впрочем, Браун прожил – по меркам своего времени – не меньше Борхеса, если не больше. Аргентинец двадцатого века – 87 лет (один год еще пришелся на девятнадцатое столетие), англичанин семнадцатого века – 77. Когда Борхесу было 26 лет, он опубликовал сборник эссе под названием "Расследования", один из текстов в книге назывался "Сэр Томас Браун". Это ранний Борхес, которого Борхес зрелый стеснялся, не любил и всячески прятал – и понятно почему. "Расследования" написаны странным велеречивым стилем; молодой модернист пытался подражать Гонгоре, Грасиану – и Томасу Брауну, конечно – с их вычурным, барочным языком. Получалось не очень хорошо, но, так или иначе, шестьдесят с лишним лет спустя, примерно в том же возрасте, что и автор эссе, я прочел этот текст в русском переводе Валентины Кулагиной-Ярцевой и узнал из него о существовании странного писателя Томаса Брауна. В оправу из псевдобарочных кунштюков и рассуждений (довольно интересных, на самом деле) о наших представлениях о полузабытой литературе прошлого Борхес поместил биографию своего героя: родился в 1605 году в Лондоне в торговой семье, учился в Оксфорде, изучал медицину в университетах Франции, Италии и Фландрии (здесь Борхес ошибся: Лейден в те годы был уже не во Фландрии), получил докторскую степень, в 1633-м вернулся домой, поселился в Нориче (в русском переводе город отчего-то назван "Норвиком"), где и прожил спокойно и счастливо до самой смерти в 1682 году, врачуя тела земляков и сочиняя книги для врачевания их душ и умов. Несколько трактатов снискали ему немалую славу при жизни – и умеренную известность после смерти. Сейчас из поклонников Томаса Брауна можно составить разве что взвод или, в лучшем случае, полуроту, однако это будет отборное подразделение Всемирной Армии Читателей. Неспешные трактаты В книге, которую я раздобыл у лондонского букиниста, шесть сочинений: - Religio Medici ("Вероисповедание врачевателей"); - Pseudodoxia Epidemica or Enquiries into very many received tenets and commonly presumed truths, also known simply as Pseudodoxia Epidemica or Vulgar Errors (переведем коротко: "Ошибки и заблуждения"); - Hydryotaphia. Urn Burall; or, a Discourse of the Sepulchral Urns lately found in Norfolk ("Гидриотафия. Погребение в урнах, или Описание надгробных урн, недавно обнаруженных в Норфолке"); - дополнение к последнему под названием Concerning some Urnes found in Brampton-Field, In Norfolk, Anno 1667 ("Касательно некоторых урн, найденных в Брамптон-филд, Норфолк, год 1667); - Letter to a Friend upon Occasion of the Death of his intimate Friend ("Письмо другу относительно смерти его близкого друга"); - The Garden of Cyrus, or The Quincuncial Lozenge, or Network Plantations of the Ancients, naturally, artificially, mystically considered ("Сад Кира, или Размещенные в шахматном порядке ромбы, или Плантации Древних, рассмотренные с точки зрения природной, искусства и мистики") - и, наконец, Christian Morals ("Христианская этика"). Я рискнул утомить читателя длинными старомодными названиями только для того, чтобы стало ясно, какого рода проза скрывается под ними. Ее с кондачка не проглотишь. В ней нет сюжета – это вообще не фикшн и даже не эссе, как у изобретателя этого жанра Монтеня. Это действительно неспешно изливающиеся из-под пера автора трактаты, только не научные, а... ученые. Есть же такое словосочетание в русском языке: "ученый малый". Томас Браун был ученый человек, энциклопедист, он очень много знал – и свои мнения, подкрепленные знаниями (книжного характера, конечно), излагал сложносочиненной прозой, изобилующей риторическими оборотами и латинизмами, долгими пассажами и цитатами из преимущественно малоизвестных авторов. Его темы самые разнообразные, от погребальных обрядов до мистики, от существования ангелов до существования мандрагор, питающихся семенем повешенных, и василисков, в реальности которых Браун, впрочем, сомневался. Томаса Брауна интересовало все на свете – и ничего на свете, кроме Дьявола, он не отрицал: "Меня не ужасает присутствие скорпиона, саламандры, змеи. Вид жабы или гадюки не вызывает у меня желания взять камень и убить их. Я не ощущаю неприязни, которую часто замечаю у других: меня не затрагивает национальная рознь, я не смотрю с предубеждением на итальянца, испанца или француза. (…) В целом, я не чувствую неприязни ни к чему, и, если бы я стал утверждать, что ненавижу кого-либо, кроме дьявола, моя совесть изобличила бы меня". Это пишет человек, переживший две гражданские войны, свержение монархии, казнь короля, теократический пуританский Протекторат, восстановление монархии и прочие небольшие происшествия в жизни его страны. В этом он походит на Мишеля Монтеня, который в конце XVI века сидел в своем поместье под Бордо и сочинял "Опыты", наблюдая за тем, как французы-католики с энтузиазмом убивают французов-протестантов – и наоборот. Только лекарство, предложенное Монтенем, было совсем иным – всеобщее сомнение, скептицизм. Браун предпочитал принятие всего, хотя в этом его жесте, если вдуматься, сквозит глубочайшая меланхолия. Череп Томаса Брауна Тихий герой новейшей меланхолии, немецкий писатель В.Г. Зебальд, полжизни преподававший в университете Восточной Англии в Нориче, начинает лучшую свою книгу "Кольца Сатурна" с того, как он, полежав в местной больнице, пытается узнать судьбу черепа Томаса Брауна. В 1840 году гроб с останками Брауна случайно вскрыли и черепом вместе с полуистлевшим локоном волос завладел некий доктор Лаббок, который завещал реликвии музею норичской больницы. Там череп хранился – в больничной кунсткамере разных анатомических чудес – до 1921 года, когда церковь Сент-Питер Мэнкрофт затребовала останки Брауна назад – на церковное кладбище. Тогда, спустя примерно два с половиной века после первых, и состоялись вторые похороны автора "Погребальной урны". Прошлым летом я путешествовал по Саффолку и Норфолку, пытаясь хотя бы отчасти следовать за повествователем "Колец Сатурна". Там я потерпел сразу два довольно унизительных поражения. Во-первых, в Нориче я не смог найти могилу Томаса Брауна; некоторым утешением стало то, что рядом с Сент-Питер Мэнкрофт, в центре города относительно недавно поставили довольно причудливый – как и проза нашего героя – памятник Брауну. Но еще большее разочарование ждало меня на маленьком кладбище церкви Святого Андрея в поселке Фреймингэм Эрл. В 2001 году здесь похоронили Зебальда, скоропостижно умершего за рулем автомобиля на трассе неподалеку. Машина врезалась в грузовик, но дочь Зебальда, которая сидела рядом, осталась в живых. Кладбище крошечное – 50-60 могил. Я четырежды обошел его, но места последнего упокоения баварца, еще в юности сбежавшего из Германии от страшной памяти о нацизме, так и не нашел. Стараюсь отнестись к этому факту меланхолически, по-зебальдовски, но что-то мешает. Так что мне остается лишь прокручивать в голове концовку знаменитого рассказа Борхеса "Тлён, Укбар, Орбис Терциус": "Тогда исчезнут с нашей планеты английский, и французский, и испанский языки. Мир станет Тлёном. Мне это все равно, в тихом убежище отеля в Адроге я занимаюсь обработкой переложения в духе Кеведо (печатать его я не собираюсь) Urn Burial Брауна".