Блог "Книги Лондона": Британия в Сибири

Кирилл Кобрин для bbcrussian.com Оказавшись гостем Красноярской Ярмарки Книжной Культуры (КРЯКК) – одного из крупнейших книжных форумов в России - я тут же отправился смотреть книги. А что еще делать на таком мероприятии? На стенде одного из издательств я наткнулся на русский перевод "Дневника путешествия в Россию в 1867 году" Льюиса Кэролла и двинулся дальше лишь через полчаса – зачитался. Собственно, тогда и родилась идея этого выпуска блога: британские книги в Красноярске. Великобритания в Сибири. Британии было здесь не очень много, но она все же присутствовала. На первый взгляд, выборка британских книг из десятков тысяч представленных изданий была самая случайная, однако в любой случайности можно углядеть закономерность. Вот эту закономерность и попробуем нащупать; иными словами – что и почему интересует российских издателей, а в итоге и российских читателей – в британской культуре, жизни, истории. Прежде всего, интересует язык, конечно. Английский – латынь современности, универсальный ключ почти ко всем дверям нашего мира. Оттого люди, не прочитавшие ни строчки Диккенса или Шекспира, невольно оказываются внутри английской литературы посредством языка, на котором написан и "Холодный дом" и "Буря", пусть немного на ином, конечно, но все же. Диккенс и Конан Дойль Из британских авторов на КРЯККе самых популярных три. Это Чарльз Диккенс, Артур Конан Дойль и Ричард Брэнсон. Первые два достались нынешнему российскому миру по советскому наследству. Диккенса было принято читать в хороших интеллигентных семьях и предаваться приятному возмущению по поводу несправедливости викторианского мира, который из СССР казался очень уютным. Советские идеологи, не поощрявшие христианского морализаторства Диккенса, все-таки, записали его в свои союзники в борьбе с эксплуататорами. И действительно, нет другого писателя, столь остро и обстоятельно исследовавшего механизмы угнетения людей, а также психологические следствия социального неравенства. Забавно, что в нынешней российской жизни, которая целиком построена на идее неравенства и презрения к бедному и слабому, Диккенс не вызывает особого отклика. Сегодня Диккенс – часть мифического советского рая, непременной деталью которого было знаменитое зеленое собрание сочинений, надежно пылившееся за стеклами румынских мебельных гарнитуров. Обложки нынешних переизданий диккенсовских романов свидетельствуют: да, перед нами странный пример ностальгии по брежневским временам. С Артуром Конан Дойлем та же самая история, осложненная, впрочем, двумя обстоятельствами. Конан Дойль ведь не только энциклопедия поздневикторианской и эдвардианской эпохи – он автор детективов. А с этим жанром – если оставить в стороне тошнотворную официозную халтуру – в СССР было неважно. Просто так купить в магазине томик рассказов про Шерлока Холмса было практически невозможно – зато перед советским человеком открывался широкий выбор других способов обрести эти книги, от "черного рынка" и букинистов до сдачи макулатуры на так называемые "талоны". С тех пор прошло немало лет, Конан Дойль доступен, как и любые иные тексты, написанные или переведенные на русский, но психологический пунктик остался. Уверен, что не будь в прошлом советского дефицита, холмсиана имела бы в России лишь довольно узкий круг преданных (пусть даже фанатично преданных) поклонников, и все. Сегодня эти тексты на русском почти никто не читает, но известность историй о великом сыщике объясняется – помимо фантомной памяти о вагончиках, куда граждане тащили перевязанные веревками пачки советских газет и журналов – многочисленными кино- и телеверсиями этих сочинений. Прежде всего, сериалом с Василием Ливановым в главной роли. Бродя между стендами ярмарки, я пару раз побеседовал о Холмсе с посетителями; все с энтузиазмом поддерживали разговор, однако довольно быстро выяснялось, что их познания в предмете ограничиваются несколькими репликами, вроде "Элементарно, Ватсон!" и воспоминаниями о милых средневековых домиках Бейкер-стрит. Как известно, советский сериал снимали в Риге, в Старом городе, там действительно есть средневековые домики. А настоящая Бейкер-стрит в конце XIX века состояла из домов, построенных за несколько десятилетий до того. Впрочем, я не стал расстраивать своей неуместной дотошностью красноярцев и гостей города. За что любят Брэнсона? Но самая интересная история, конечно, с Ричардом Брэнсоном. Отчего-то он страшно популярен среди российских издателей – насчет читателей сказать ничего не могу. Бойкий миллиардер, главная икона тэтчеризации британского общественного сознания, прививка американского духа к неторопливому английскому вязу, Брэнсон никаких особенных дел с Россией, кажется, не имел, и здесь его знают, быть может, лишь несколько меломанов – благодаря альбому Майка Олдфилда Tubular Bells, сделанному в 1973 году на брэнсоновской фирме записи Virgin. То были времена, когда при слове Virgin у британца звучали в голове мелодии, а не мелькали в глазах поезда и самолеты. Но российскому издателю все это неважно – важно другое. Бодрые книжицы Брэнсона про успех, его немудреные советы как разбогатеть, белозубо при этом ухмыляясь – все это вписывается в новую религию постсоветской России. Религию денег и циничного успеха, которая превосходно сочетается и с советской ностальгией, и с повальным шовинизмом, и с невероятной любовью к Главному Начальнику. Оттого, наверное, Брэнсон стоит в Красноярске рядом с книгой о Путине. Конечно, этим Британия в Красноярске не исчерпывается. Московские и питерские издатели привезли сюда и замечательный сборник эссе Джона Берджера "Фотография и ее предназначения", и переводы надежной "Кембриджской экономической истории", и поп-историю Восточной и Центральной Европы Нормана Дэвиса, и вышедшую еще в двухтысячные превосходную коллекцию эссеистики Джорджа Оруэлла. Из книг посвежее – одно из главных исследований поп- и рок-музыки (да и вообще поп-культуры) последних лет, "Ретромания" Саймона Рейндольдса. Рейнольдс – чуть ли не самый интересный музыкальный критик сегодня, умный, ироничный и, что крайне редко случается у представителей этой профессии, исключительно начитанный. "Ретромания" – об одержимости поп-культуры собственным прошлым, о ее параноидальной ностальгии, о том, как из самой "продвинутой" области западной культуры она превратилась в осторожного рантье, живущего на проценты с умело вложенного капитала прошлых достижений. Книга очень полезная, особенно если применить выводы автора о западной поп-культуре к нынешней российской поп-идеологии. Но все же моя любимая британская книга на КРЯККе – та, которая попалась мне на глаза в самом начале. Кэрролл. Путешествие в Россию. 1867 год. Математик Чарльз Доджсон приезжает в мой родной Нижний Новгород: "Итак, мы отправились в гостиницу Смирновую (или как-то так), ужасную, хотя, несомненно, лучшую в городе. Еда там была очень хороша, а все остальное очень скверно. Немного утешило нас лишь то, что, обедая, мы привлекли живейшее внимание шести или семи официантов; выстроившись в ряд в своих подпоясанных белых рубахах и белых штанах, они сосредоточенно глядели на сборище странных созданий, которые кормились у них на глазах... Время от времени их охватывали угрызения совести - ведь они пренебрегали своей великой официантской миссией, - и тогда все разом кидались к большому ящику в конце зала, в котором, судя по всему, не было ничего, кроме вилок и ложек. Если мы спрашивали что-нибудь, они сначала с тревогой смотрели друг на друга; затем, выяснив, кто из них лучше понял заказ, следовали его примеру, что вновь приводило их к большому ящику в конце зала..."