Таинственный двойник Гоголя

Панкин: - Это первый после праздников выпуск программы «Пионерские чтения». Меня зовут Иван Панкин. Вместе со мной в студии традиционно уже писатель Владислав Отрошенко. Владислав Олегович, здравствуйте. Отрошенко: - Добрый день. Панкин: - У нас сегодня с вами своеобразная тема. Я напомню, что проект «Пионерские чтения» запустил журнал «Русский пионер». И вы как раз являетесь одним из чтецов лекций тех самых для журнала «Русский пионер». Отрошенко: - Совершенно верно. Панкин: - И вот как раз тема, которую мы сегодня с вами расскажем нашим слушателям, говорить мы будем про двойника Гоголя. Тема даже для гоголеведов, насколько я знаю, достаточно новая и неизвестная. Отрошенко: - Фактически, закрытая и пропущенная гоголеведами. Панкин: - Я порылся в Сети специально предварительно. И, действительно, не наткнулся практически ни на какие сведения об этом. Отрошенко: - Знаете, дело в том, что это один из не просто эпизодов, а одно из важнейших событий в жизни Гоголя, которое каким-то образом осталось вообще без внятных комментариев и внятных объяснений гоголеведов, которые занимаются биографией Гоголя давно и много. История началась с того... Панкин: - Вы же гоголеведом не являетесь? Отрошенко: - Нет, конечно. Панкин: - Хотя вы автор книги «Гоголиана», что забавно. Отрошенко: - Я автор книги «Гоголиана», она скоро будет переиздана. Я смотрю на Гоголя как писатель. Хотя я, конечно, занимаюсь исследованиями очень серьезно. Потому что считаю, что есть писательская интуиция, а есть научные знания. И вот эти вещи надо совмещать. Панкин: - С чего все началось? Отрошенко: - Началось с того, что меня поразило одно письмо. Письмо, которое Гоголь написал в 1847 году, 20 июня, из Франкфурта-на-Майне. Он находился в это время, жил у Жуковского на его квартире в доме аптекаря Петера Зельцведеля. Это на набережной реки Майн. И вот Гоголь вдруг пишет письмо Прокоповичу, в котором он ему дает поручение. А Прокопович, надо сказать, это его близкий друг, гимназический товарищ. Их дружна строилась всегда на том, что Гоголь ему дает поручения, а Прокопович выполняет. Он всегда был таким вот исполнительным, не просто другом, а как адъютантом его. Они дружили еще с гимназического возраста. Он ему дал кличку Красненький, за красные щеки такие. Он был гимназическим учителем в Петербурге и поэтом. И Гоголь ему пишет письмо, в котором он ему буквально, это надо процитировать: «Разузнай, пожалуйста, какой появился другой Гоголь будто бы мой родственник. Сколько могу помнить, у меня родственников Гоголей не было ни одного. Кроме моих сестер, которые, во-первых, женского рода, а во-вторых, в литературу не пускаются. У отца моего были два двоюродных брата-священника, но те были просто Яновские». И дальше он пишет: «Не потому я говорю, чтоб стоял так за фамилию Гоголя, но потому, что в самом деле от этого могут произойти какие-то гадости, истории с книгопродавцами, обманы и подлоги в книжном деле. Я потому и прошу тебя для избежания всяких печатных огласок известить лично книгопродавцев, чтобы они были осторожны, и, если кто явится к ним под именем Гоголя и станет что-нибудь предлагать или действовать от моего имени, то чтобы они помнили, что собственно Гоголя у меня родственника нет, и я до сих пор его в глаза не видел. А потому чтобы обращались в таких случаях за разоблачением дела или к тебе, или к Плетневу. Тому же, кто будет выступать под моим именем, не худо было бы как-нибудь дать знать стороной, чтобы он выступал под собственным именем. Всякое имя и фамилию можно облагородить. Верно же будет ему неприятно, если я сделаю какое-нибудь печатное объявление». То есть Николай Васильевич, это я еще не целиком процитировал вот это письмо, он дает Прокоповичу подробную инструкцию, что он должен найти в Петербурге этого другого Гоголя, должен каким-то образом дать ему понять, чтобы он не печатался под его именем. То есть это писатель, это не просто Гоголь. Это писатель, который может опубликовать какие-то произведения. И, мало того, Гоголь еще как бы намекает, что надо передать ему такую легкую угрозу, что, если он выступит под его именем и будет продолжать печататься под его именем, то Гоголь просто даст в газетах объявление о том, что вот это подлог, что это не настоящий Гоголь. Панкин: - Насколько это корректно – просить об этом? Отрошенко: - Конечно же, Гоголь просил Прокоповича все это делать скрытно и тайно. Панкин: - Инкогнито, я понимаю. Мне психология Николая Васильевича сейчас любопытна. Отрошенко: - Николай Васильевич, судя по всему, очень встревожен. И, как бы это сказать, он зол: что за Гоголь, который может просто явиться к книгопродавцам с какими-то книгами. Надо, чтобы книгопродавцы, они ж не знают точно, как Гоголь выглядит, не все знают, скажем так, хотя многие уже в это время в России знали облик Гоголя, но, видимо, или он предполагал, что этот Гоголь так похож на него, что он просит, чтобы за разоблачением дела, чтобы вот к Прокоповичу обратились, и Прокопович сможет тогда посмотреть и установить – настоящий это Гоголь или не настоящий. Понимаете, какая ситуация. Но что интересно. Когда я стал искать какие-то объяснения у гоголеведов этому, я ничего не нашел, кроме одного очень невнятного объяснения в книге Юрия Манна, это великий гоголевед, он больше всех, наверное, знает о Гоголе, он энциклопедическими знаниями о Гоголе обладает. И вот в его книге он не дает никаких комментариев, он ссылается только на достоевсковеда, профессора МГУ, ведущего канала «Культура» Игоря Волгина, который сделал такое предположение, в легкую так как бы, он сказал: ну, может быть, до Гоголя дошли какие-то слухи, что вот появился Достоевский, которого называли другим Гоголем. А Гоголь еще ничего не знал про Достоевского. Панкин: - Но истории как таковой нет ни у кого? Отрошенко: - Нет. Это всё, на этом заканчивается. Но дело в том, что это, конечно, абсурд. Гоголь прекрасно знал, кто такое Достоевский. Гоголь в 1846 году получил письмо от Языкова, где он ему рассказал, что появился новый писатель. Потом он получил письмо от Плетнева, потом он получил письмо от Велигорской про Достоевского. Мало того, он прочитал уже Достоевского, он даже свой отклик Велигорской написал, что вот роман «Бедные люди» - он считает, что это талантливый автор молодой, но немножко многословный и так далее. То есть никакого недоразумения, что типа, знаете, Гоголь за границей вообще оторвался от России, еще ничего не понимает, что там происходит. Он все прекрасно понимал. Ему корреспонденты все сообщали. Панкин: - Уточню: сам Гоголь сейчас находится во Франкфурте-на-Майне. Отрошенко: - В Германии. И вот оттуда он посылает это письмо. И больше ничего. Я подумал: нет, что-то не так. Не может быть, чтобы вот такое подробное обстоятельное задание – это недоразумение. И это не какая-то случайность. И тогда я стал просто копаться во всех этих документах, во всех материалах, связанных с этой историей. И вдруг я натыкаюсь на совершенно потрясающую историю, которая предшествовала вот этому заданию, которое Гоголь дал Прокоповичу – найти другого Гоголя. И вот отсюда началось мое расследование, которое меня привело к совершенно неожиданным результатам. Панкин: - Другой Гоголь, по утверждению самого Гоголя, тоже был писатель. Что крайне самого Гоголя встревожило. Вы узнали об этой истории. Начали рыть и копать. Отрошенко: - Я начал свое расследование писательское. И открывается следующая история. Дело в том, что ровно за год до этого разворачивается история, в которой участвует и сам Прокопович. В мае 1846 года, за год до этого письма, Гоголь, живя в Италии, едет в Заальпийскую Европу, то есть в Европу – во Францию. Причем он ехал, как написал Аксакову: «Я еду без всякой цели. Еду для того, чтобы ехать». Это так часто Гоголь делал. Панкин: - Он был знатный путешественник. Отрошенко: - Для того, чтобы просто в дороге развеять нервы свои. И вот он в Париже. Останавливается в отеле «Вестминстер», это был очень знатный, богатый отель на Рю де ла Пэ. И живет там. В это время в Париж приезжает его друг Павел Анненков. Тот самый человек, который переписывал «Мертвые души» под диктовку Гоголя пять лет назад, когда Гоголь заканчивал первый том в Риме. И Анненков их переписывал. Конечно, Анненков узнал, что Гоголь находится в Париже. Узнал в посольстве его адрес и помчался к нему, чтобы увидеться со своим другом и с человеком, которого он боготворил. Во время встречи Гоголь сначала обрадовался, а потом начал жаловаться на финансовые неурядицы. И, в частности, он стал говорить о том, что до него не доходят деньги – гонорар за первое собрание сочинений в четырех томах, которое было издано в 1843 году под кураторством Прокоповича. Панкин: - Только не говорите, что деньги ушли другому Гоголю. Отрошенко: - Вот слушайте дальше историю. Он начинает жаловаться. Говорит, что вот путаница какая-то возникла в денежных делах. А это, надо сказать, по сути дела, гонорар за «Мертвые души». Потому что в этом четырехтомнике главным произведением были «Мертвые души». Панкин: - Я полагаю, очень хороший, солидный гонорар. Отрошенко: - И тут Анненков, когда слышит жалобы Гоголя на Прокоповича, что он не может понять, что за путаница в делах, ему говорит: да вы знаете, Николай Васильевич, Прокопович-то вам еще год назад послал вексель Банка Штиглица на 4 тысячи рублей серебром. Вот, чтобы вы себе представляли, что это за деньги... Панкин: - Фантастическая сумма по тем временам. Отрошенко: - Это 16 тысяч франков. Я посчитал. Этих бы денег Николаю Васильевичу хватило, чтобы до первой мировой войны снимать квартиру в Риме. 20 франков стоила квартира в Риме. Это огромная сумма. И Гоголь говорит: нет, я этих денег не получал. Панкин: - Теперь я понимаю, почему он бедствовал в Риме постоянно. Я все пытался понять. Действительно, у него был гонорар, как минимум, за «Мертвые души» и за другие вещи у него были гонорары. Почему постоянно он жаловался на жизнь? Отрошенко: - И постоянно просил денег. Панкин: - Насколько я знаю, в Италии он жил не то чтобы богато. Отрошенко: - Конечно, он жил скромно достаточно. Панкин: - А вот теперь я начинаю понимаю. Я никогда не задавался вопросом – почему? Я думал: ну просто мало зарабатывал, не платили. Что же было дальше? Отрошенко: - Гоголь, узнав о том, что якобы Прокопович послал ему вексель на 4 тысячи рублей, причем, как правило, это всегда делалось через Жуковского. Европейским кассиром Гоголя был Жуковский. А в России кассиром Гоголя, через которого шли деньги Гоголя, был его издатель Плетнев. Гоголь, узнав об этом, что ему был послан этот вексель, о котором он ничего не слышал, причем вексель был петербургского банка Штиглица. Трассантом по векселю, то есть плательщиком был назначен банк Гейне в Гамбурге. Если бы этот вексель пришел в Гамбург, гамбургский банкир Карл Гейне должен был Гоголю сообщить, что на его имя пришли деньги. Гоголь никаких денег не получал. Он пишет письмо Петру Плетневу, своему петербургскому издателю, другу и кассиру. И говорит: вот в Париже я встретил Анненкова, и тот мне сказал, что Прокопович будто бы послал мне вексель на 4 тысячи рублей. Но я никакого векселя не получал. И вообще не в курсе, ничего не знаю. Причем Гоголь так скромно очень пишет. Он пишет, что «этих денег я не видел и в глаза, но если бы получил их, то отправил бы немедленно к тебе. Упоминаю об этом вовсе не для того, чтобы тебя вновь чем-нибудь затруднить по этому делу, но единственно затем, чтобы довести это к твоему сведению». У Гоголя, естественно, были какие-то долги перед Плетневым. Панкин: - Да и вообще у него было много долгов. Потому что он постоянно занимал деньги, это известный факт. Отрошенко: - Дело приобретает очень дурной оборот: где деньги? Панкин: - А он подозревает кого-нибудь, что-нибудь? Отрошенко: - Гоголь пока ничего не подозревает. Он просто сообщает Плетневу об этой истории. Плетнев в конце января, это уже 1847 год наступает, пишет Гоголю. Гоголь в это время находится в Неаполе, в доме графини Софьи Апраксиной, он там зимует в Неаполе, прячется от холодов. И он в Неаполе получает письмо от Плетнева. И Плетнев ему пишет: «Сообщу тебе подробности о векселе Прокоповича, о котором ты узнал от Анненкова. Прокопович в начале 1845 года действительно послал во Франкфурт вексель на имя Жуковского для передачи тебе, оставив у себя второй экземпляр – секонда. Он воображал, что ты давно деньги получил». И дальше Плетнев пишет, что он понимает, что ситуация какая-то нехорошая. Он объясняет Гоголю, что, «когда я уведомил Прокоповича, что ты этих денег не получал, он привез мне для удостоверения второй экземпляр векселя. Я велел Прокоповича побывать с ним у Штиглица, где сказали, что, если по первому действительно выдано не было, то еще можно получить по второму». Поясню, что это было. Это была тратта – так назывался вексель, имеющий несколько экземпляров. Любой экземпляр, как только он акцептируется банком, так все экземпляры становятся недействительными. Выясняется, что Прокопович приходит, предъявляет этот второй экземпляр. Но он ни о чем не говорит. Он не говорит о том, что деньги посланы, что их кто-то получил. Просто это второй экземпляр. Естественно, Плетнев в этот же день садится и пишет письмо Жуковскому. Потому что вексель должен был прийти на имя Жуковского. Он посылает этот второй экземпляр векселя и говорит: разберитесь, Василий Андреевич, в чем дело. Или найдите эти деньги, или объясните все Николаю Васильевичу. Потому что дело о пропаже такой суммы денег, в котором замешаны друзья Гоголя, имеет очень негативную окраску. Когда Жуковский получает это письмо, он приходит в дикую растерянность. Потому что... Панкин: - Он был уверен, что Гоголь деньги получил. Отрошенко: - Дело пахнет тем, что на него ложится тень, как на порядочного человека, который должен был передать этот вексель. Куда делись деньги? Панкин: - То есть он боится того, что его будут подозревать в том, что он деньги себе взял? Отрошенко: - Конечно. Что деньги пропали по его вине. Не забрал, но пропали по его вине. Или по вине Прокоповича. Понятно, что Плетнев ни при чем, что тень падает на двух людей – на Прокоповича и на Жуковского. Кто-то из них либо не послал эти деньги, либо, получив эти деньги, не отдал их Гоголю. И вот тогда, когда Жуковский приходит в такую растерянность, что ему делать? Он пишет письмо Гоголю. И вот тут открываются потрясающие вещи. Панкин: - Вы представляете, сколько нервов тратили люди в те времена. Это ж надо сесть, письмо написать, отправить и волноваться, когда оно там дойдет. Отрошенко: - Минимум неделя. Панкин: - Как человек на него отреагирует, когда он напишет ответ. Может, у него дел куча. И так далее. Сейчас, когда мы живем в век гаджетов и все можем решить, буквально вынув из кармана мобильный телефон, и то сколько нервов мы тратим. А в те времена – это, конечно, поразительно. Мы остановились на том, что пока что Жуковский сам себя заподозрил в краже денег у Гоголя. Отрошенко: - И Плетнев ему написал довольно такое жесткое письмо, что, Василий Андреевич, вы там разберитесь, куда деньги делись. Панкин: - Что ответил Жуковский? Отрошенко: - Жуковский открыл свою учетную книгу. У него была учетная книга, в которой он всё записывал. И он пишет Гоголю буквально: «При своем письме Плетнев посылает мне вексель секондо для доставления вам и говорит, что это тот самый вексель прима (то есть первый экземпляр векселя) был уже в январе 1845-го мне послан для вас. И что до сих пор не слуху, получили ли вы его когда-нибудь. Право, ничего не понимаю. Не знаю ничего о векселе, который должен был идти через руки Прокоповича. Не знаете ли вы чего сами об этом?» И дальше он пытается самого Гоголя пожурить: «Во всех сих делах вы, любезнейший, не наблюдаете надлежащей точности». То есть Жуковский ему приводит из своей учетной книги все записи, в которых все векселя, которые через него проходили, письма и так далее, всем людям, он говорит: нет ничего про этот вексель у меня в учетной книге. Панкин: - Да и глупо на него думать. Зачем красть всю сумму целиком? На крайний случай можно немножечко украсть, чтобы никто не заметил. Но это тоже абсурд. Отрошенко: - Василий Андреевич был чрезвычайно состоятельным человеком, во-первых. Безусловно, абсолютно порядочным. Понятно, что даже малейшая тень подозрения какого-то, что он что-то не выполнил или куда-то пропали деньги по его вине, это для него было страшно. Даже вот эта его фраза, когда он пишет Гоголю: «Во всех сих делах вы, любезнейший...» Он Гоголя редко называл на вы. Он его Гоголек называл, на ты. Он к нему относился как к сыну своему. Он был такой нянькой русских писателей. Нянчился с Пушкиным, потом с Гоголем. Панкин: - Выражаясь сегодняшними терминами, продюсировал Гоголя. Отрошенко: - Конечно, да. Во всех смыслах продюсировал. И перед царем за него ходатайствовал, и так далее. И само его выражение говорит о том, что Жуковский взбешен. И тут происходит невероятное. Жуковский как бы предполагает, что никакого ответа он от Гоголя не получит. Потому что, когда он у него спрашивает, «не знаете ли вы что-нибудь об этом?», он понимает, что, конечно, он ничего не знает. Потому что, раз Жуковский не знает про этот вексель ничего, то тем более не знает Гоголь. Но 4 марта 1847 года Гоголь из Неаполя, из «Палаццо Фернандини», это был дворец, который арендовала графиня Софья Апраксина и где Гоголь жил, зимовал, вот из этого дворца Гоголь посылает Жуковскому во Франкфурт-на-Майне письмо. Это просто потрясающе! Я его цитирую: «От Плетнева я получил извещение, что назад тому два года был послан ко мне точно вексель от Прокоповича во Франкфурт. Вексель этот, вероятно, получил вместо меня какой-нибудь другой Гоголь. Потому что один из таковых завелся во Франкфурте во время нашего пребывания вместе и получал весьма часто вместо меня мои письма». Панкин: - Мы говорили в начале программы, что сам Гоголь, находясь во Франкфурте, написал письмо в Петербург, чтобы Прокопович выяснил, что это за Гоголь, который там якобы завелся. Отрошенко: - А теперь он пишет, это событие происходит за полгода до этого письма Прокоповичу. До этого он не раз останавливался во Франкфурте у Жуковского. Жуковский квартировал там постоянно. И Гоголь, приезжая во Франкфурт, оставался на его квартире в доме аптекаря Зельцведеля. Объясняя Жуковскому, куда делись деньги, 4 марта 1847 года Гоголь пишет, что их, вероятно, получил другой Гоголь. Значит этот другой Гоголь сначала был во Франкфурте, а потом он попал в Петербург. Можно было сказать: странно это. Но есть еще одно письмо. Через два дня после этого письма Жуковскому, Гоголю же надо объяснить ситуацию и Плетневу, и 6 марта 1847 года он пишет письмо Плетневу: «Что касается до векселя Прокоповича, то он, вероятно, получен кем-нибудь другим. Надобно тебе знать, что во Франкфурте во время нашего пребывания вместе с Жуковским, завелся другой Жуковский и другой Гоголь. Эти господа весьма часто получали наши письма. Какого бы рода ни был этот другой Гоголь, или не Гоголь, воспользовавшийся деньгами, но он, без сомнения, был человек беспутный и безденежный. Стало быть, и теперь остался беспутным и безденежным. А потому взыскивать пришлось бы или с несчастной семьи, или с родственников, чего боже сохрани. Жуковского я попросил разузнать, если можно, но не взыскивать». Он пишет второе письмо. Панкин: - Ситуация накаляется. Отрошенко: - Где он объясняет Плетневу, что деньги получил другой Гоголь. Мало того, он этого другого Гоголя описывает довольно подробно. Этот другой Гоголь женат, он беспутный, он бедный. Панкин: - А откуда Николай Васильевич все это узнает? Отрошенко: - Вот это мы с вами и попытаемся понять. Панкин: - Это интуиция? Отрошенко: - Пока что мы не знаем. Я сам хочу понять вот сейчас вместе с вами. Потому что дальше он объясняет. Он действительно попросил Жуковского разобраться в этом деле, но ни в коем случае не преследовать другого Гоголя. И объяснил, почему. Что придется, может быть, «содрать последнюю рубашку, если не самую кожу или с его жены, или детей, от чего боже сохрани, а потому дело это оставить. Разузнать можно, но Христа ради никаких взысканий ни в коем случае». Он объясняет Жуковскому: деньги получил по этому векселю другой Гоголь. Вот тут я представляю, что происходит с Жуковским. Говоря современным языком, у него крыша едет. Потому что как это так? Некий другой Гоголь получил деньги. И Жуковский решает не посылать Николаю Васильевичу, который в это время находится в Неаполе, вот этот вексель секондо, который ему прислали из Петербурга, а решает вообще сам разобраться в этом деле. Панкин: - Итак, Жуковский – детектив? Отрошенко: - Да. И Жуковский обращается к посланнику Российской империи в Германском союзе Петру Яковлевичу Убри. Вы понимаете, какие люди уже замешаны в дело. И говорит: помоги, надо разобраться в этом деле. Надо выяснить у банкира Карла Гейне, получал ли кто-то, вот этот другой Гоголь, вот эти деньги. Тогда наш русский посланник обращается к франкфуртскому банкиру Амшелю Майеру Ротшильду, тому самому Ротшильду, чтобы тот помог в этом деле разобраться. Потому что, если дать запрос в банк, это все будет очень долго длиться. А надо разобраться быстро. Ротшильд пишет письмо Карлу Гейне. И посылает туда вексель – второй экземпляр. И объясняет всю ситуацию. И Жуковский, Убри, Ротшильд – понимаете, какие люди уже занялись. Они ждут ответа от Карла Гейне, куда делись деньги. Панкин: - Что же он отвечает? Отрошенко: - Приходит от Карла Гейне из Франкфурта письмо, что денег по векселю никто не получал. И, стало быть, вот этот вексель, который есть, второй экземпляр, он действителен. И по нему можно получить деньги. И тогда русский посланник собирает все эти документы: второй экземпляр векселя, справки по векселю, письмо Ротшильда, - и отправляют письмо русскому посланнику в Королевских Обеих Сицилий Льву Потоцкому. Это еще один сановник, который уже замешивался в это дело. Лев Потоцкий передает эти все документы, в этих документах еще находится письмо Амшеля Ротшильда своему брату Калману Ротшильду, который является банкиром Королевства Обеих Сицилий, с тем, чтобы он дальше разобрался в этом деле и выдал Гоголю деньги. Потому что все нормально, вексель действительный. Ротшильд пишет своему брату: ты можешь доверять полностью всем этим документам. И можешь выдать господину Гоголю по этому векселю 4 тысяч рублей в Неаполе. Панкин: - Мы уже подошли к развязке. Возможно, речь идет о каких-то фантазиях Гоголя, которые взбрели ему в голову. Потому что он был немножко, не немножко сумасшедшим человеком, этого никто отрицать не будет. И вы, как гоголевед, тоже не будете этого отрицать. Отрошенко: - Как писатель. Скажем так, у всех писателей есть, они все ходят по этому лезвию ножа – сумасшествие. Панкин: - Откуда взялись эти подозрения, что есть некий двойник Гоголя? Отрошенко: - В самом Неаполе тоже происходят события, когда к Гоголю приходят эти документы, которые говорят о том, что и в Неаполе он быть этот двойник. Панкин: - В общем, вся Европа на ушах. Об этой истории знают первые лица не только России, не только Европы, а всего мира. Потому что это Гейне, это Ротшильды. Отрошенко: - Это посланник русского императорского двора в Германии Убри, это посланник в Королевстве Обеих Сицилий Лев Потоцкий. Панкин: - И все они ищут деньги Гоголя. Отрошенко: - И пытаются разобраться, какой другой Гоголь получил деньги. Вовлечен Жуковский, вовлечен гамбургский банкир Карл Гейне, франкфуртский банкир Ротшиль, вовлечен его брат банкир Калман Ротшильд в Королевстве Обеих Сицилий, к которому уже приходит весь корпус этих документов, со всеми письмами, со всеми справками. И ему говорят: деньги можно выдать Гоголю. И Гоголь идет в банк Калмана Ротшильда в Неаполе. Тот смотрит все документы, смотрит на Гоголя и дает приказ своему кассиру выдать по этому векселю вот этому человеку 4 тысячи. Гоголь уже идет к кассе. И вдруг Калман Ротшильд отменяет это распоряжение. Панкин: - Почему? Отрошенко: - Прямо на глазах у Гоголя. Вот в том-то и вопрос. Распоряжение было отменено, после этого судьба этого векселя теряется из виду. Я пытался проследить. Это вексель за номером 12017, вексель Банка Штиглица. Судьба векселя теряется. Но вот вопрос, финальный в этой истории: почему Калман Ротшильд не выдал Гоголю деньги при всей совокупности этих документов? Вероятно, у этого банкира возникли какие-то подозрения по поводу того человека, который пришел получать деньги. Вероятно, когда он увидел всю странность этой истории, что есть двойник, который получил будто бы деньги, по утверждению самого же Гоголя, а он был в курсе этой истории, все банкиры были в курсе, потому что Жуковский, когда расследовал эту историю, он рассказал эту историю и банкирам, что некий другой Гоголь, у него на руках был документ – письмо Гоголя. И вот после этого Гоголь едет во Франкфурт. Круг замыкается. Он пишет письмо Прокоповичу – найти этого другого Гоголя в Петербурге. Вот после того, как деньги не были получены настоящим ли Гоголем, не настоящим ли, но банкир, несмотря на письмо своего брата, это невероятно, родной брат ему пишем письмо: ты можешь выдать деньги. Ему выдают все справки. Панкин: - И почему он не дает деньги? Отрошенко: - Мы оказываемся на таком распутье. С одной стороны, конечно, история похожа на то, что это была фантасмагория, что этот второй Гоголь был полностью выдуман Гоголем. Непонятно, правда, с какими целями. Потому что ведь дело в том, что история осталась вообще за рамками гоголеведения. А история ведь о многом говорит. Ведь до того, как Достоевский в литературе воплотил тему двойничества, вот это фактически Гоголь разыграл перформанс такой. Панкин: - Вы хотите сказать, что роман «Двойник» Достоевского... Отрошенко: - Он вышел позже этой истории. Это было уже после смерти Гоголя. Панкин: - Получается, кстати, возможно, именно эта история вдохновила Достоевского. Отрошенко: - Судя по всему, сама эта история уже в воздухе носилась. Вот эта тема двойничества. Либо это была просто чистая фантасмагория. Это было порождение фантазии Николая Васильевича. Панкин: - Что очень похоже на него. Отрошенко: - Да, он сотворил. Но с какими подробностями он сотворил. Он вовлек кучу людей в это. Причем не просто. Панкин: - Он их заставил в это поверить. А деньги-то куда делись? Отрошенко: - А вот другая сторона. С одной стороны, допустим, мы считаем это фантасмагорией. Но сам тот факт, что Калман Ротшильд не выдал по этому векселю деньги вот тому человеку, который пришел в банк, это переводит эту историю из области фантасмагории в совершенно реальную плоскость финансово-денежных отношений. Я считаю, что, конечно, тот факт, что Ротшильд не выдал при наличии всего корпуса документов, включая письмо своего брата, то есть он ничему уже не верит. Сначала он дает распоряжение: выдать деньги. И потом прямо на глазах у этого человека, мы не знаем точно, кто пришел в банк, он отзывает это распоряжение. В этой истории есть два абсолютно равноценных свойства. Свойство фантастическое, фантасмагорическое и свойство абсолютно реальное. Мы сейчас должны просто для себя понять, что история грандиозная, история, которая ставит очень много вопросов, и литературоведческих, и психологических, и массу других, и биографических. История о двойничестве, которую разыграл Гоголь, если разыграл, то разыграл просто гениально. Вовлек сюда все, включая финансово-денежные отношения. Если это была действительно реальная история, действительно реально существовал какой-то двойник, не выдуманный Гоголем, то это тоже фантасмагорично и фантастично. Хотя и реально. Панкин: - Но деньги так или иначе пропали. Либо Гоголь их спрятал? Отрошенко: - Вот этот вексель был отослан назад во Франкфурт. Из Франкфурта обратно был отослан в Гамбург банкиру Гейне, то есть банку-трассату. Гейне отослал этот вексель обратно Штиглицу в Петербург. И вот дальше судьбу этого векселя я не смог проследить. Кто получил, получил ли кто-нибудь деньги? Известно только, что этот вексель, проделав такое невероятное кружение по Европе, возбудив такую невероятную историю, вернулся обратно к Штиглицу в Петербург. Панкин: - В начале программы мы задавались вопросом: а был ли мальчик – вот этот таинственный двойник Гоголя? А сейчас мы как подытожим? Все-таки, скорее всего, был некий мошенник? Отрошенко: - Очень возможно, что история, даже если это был вымысел Николая Васильевича, но вымысел, я повторю, потрясающий, за этой историей не могло не лежать чего-то реального. Панкин: - Тайной остается другой. Фиг с ним, с этим двойником. Почему Гоголь не описал эту историю? Отрошенко: - Вот, вот. И загадкой остается, почему исследователи отмахнулись от этого письма? И как будто бы вот этих других писем, где упоминается уже подробно этот второй Гоголь с этим векселем, почему-то это все было отметено. Хотя это не просто нюансы в биографии Гоголя, а это вещь, которая и психологии творчества касается. И каких-то глубинных вообще состояний души художника. И мистики, и чего угодно. Панкин: - Мистики хоть отбавляй. Отрошенко: - И мошенничество. Панкин: - Это все литературные жанры в одном. Отрошенко: - Конечно, это узел. Тема двойничества, которая потом ворвалась в литературу с Достоевским, она так или иначе была разыграна в жизни Гоголя как по нотам. Причем как симфония, огромная симфония, в которую была вовлечена масса людей, сановных лиц и богатейших людей мира. Панкин: - Владислав Отрошенко, писатель, гоголевед в каком-то смысле, хоть и не признается в этом. Спасибо за интересную лекцию.