Здесь жил великий баламут

Пожив какое-то время по соседству, в этом же притихшем переулочке Арбата, он, наплутавшись в изгнании за границей, вернулся сюда. Собственно, государь Константина Бальмонта не изгонял, но все шло к тому, круто вокруг закручивалось, и поэт не мог этого не чувствовать. Константин Дмитриевич Бальмонт - большой поэт, которого уже и при жизни называли крупнейшим поэтом ХХ века и родоначальником символизма. Поначалу при упоминании имени его некоторые, отложив книгу с его стихами, озадачивались: что за имечко, откуда оно... Искали истоки происхождения во Франции и далее - в горной Шотландии, временами оттуда доносилось нечто невнятно похожее по созвучию, но не то, совсем не то... А искать надо было дома, у себя под боком, в деревеньке Гумнищи, что во Владимирской губернии. Там упряталась берлога Бальмонтов. А фамилия как бы выкрутилась из прозвища прапрадеда его, сержанта кавалерийского лейб-гвардии полка Екатерины II. Которого за нрав и прозвали Баламутом, что, впрочем, вовсе не мешало быть отчаянным храбрецом. Из самых первых его стихов, кажется, совсем ничего не осталось, но первый сборник «В безбрежности» выстрелил подобно ракете, высветлившей небо на празднике. Книги, изданные в Москве, были сборниками. «Будем как Солнце», «Только любовь. Семицветник» и «Горные вершины» - все эти книги разошлись почти мгновенно. Стало ясно, предельно понятно, что в России появился новый поэт - яркий, самобытный, упрямо и уверенно себе путь пробивающий. Слава к нему пришла, уверенно можно сказать, в 1904 году, явилось в свете его первое полное собрание стихов - в десяти томах! Наверное, так бы все и шло - по уготованному природой пути, если бы Бальмонт - случайно ли, а скорее, по своей увлеченности, не ввязался (как было отмечено в полицейском протоколе, «принял некоторое участие») в вооруженное восстание в Москве в декабре 1905 года. Вот тогда-то и начались его беды. Бальмонт нелегально покинул Россию - знал, что не навсегда, что не сможет до конца жизни скитаться бог знает где. Февральскую революцию приветствовал самым искренним образом, а Октябрьский переворот - откровенным его неприятием. Видел и понимал, что жизненные устои рушатся. Подождал, убедился, что пошел необратимый процесс, и в полном смятении вновь покинул Россию... Через четыре года, в добровольном изгнании, в Париже, выпустил воспоминания «Где мой дом?», с болью, пронизывающей книгу от корки до корки. Где дом... В Москве, на Арбате. В Николопесковском.