«Крим наш»

Откуда пошло противостояние России и США, кто такие прошлонавты, роль масонов и чекистов в истории России. Виктор Пелевин выпустил новый роман. Виктор Пелевин «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» (изд-во «Эксмо») У Виктора Пелевина получилось. Его стараниями у читающей публики в первых числах сентября срабатывает безусловный рефлекс. Она ждет новой пелевинской книжки, чтобы обсудить две вещи. Первая: вернулся ли Пелевин к себе сколько-то летней давности или продолжает заниматься ерундой в виде поисков нового (сладостного?) стиля. Вторая: в силе ли еще «кабальный» договор с издательством «Эксмо», в результате которого раз в год выходит свежая книга писателя, будь то роман или сборник рассказов. Уточнение к обеим дискуссиям. Под «прежним» Пелевиным кто-то понимает автора времен «Чапаева и Пустоты» и «Жизни насекомых», кто-то «Empire "V"», а кто-то «S.N.U.F.F.». Что до частоты выпуска книг, то традиционно считалось, что это жадное до денег издательство поставило несчастного писателя в такие условия, что он обязан выдавать по книге в год (потому что мы-то все помним, как Пелевин молчал четыре года после «Generation "П"», прежде чем выпустить свой «ДПП (nn)»). Однако в последнее время эта версия всем надоела и больше полюбилась другая, более свежая: что на самом деле это чрезмерно энергичный Пелевин требует от «Эксмо» издавать его не реже, чем раз в год, и платить большой гонорар. Какая из них верна, сказать трудно, но в конце концов это совершенно не важно. Вполне вероятно, что даже обе. И это было бы очень по-пелевински. Потому что если вернуться к разговору о стиле и поэтике, то романом «Лампа Мафусаила» писатель, кажется, замечательно умудрился пролить воду на все мельницы разом. Формально «Лампа Мафусаила» состоит из четырех довольно не похожих друг на друга частей. Первая часть — производственная повесть «Золотой жук» (все определения жанров — авторские) — о нелегких буднях трейдера с экзотическим именем Кримпай. Поначалу герою говорили, что родители-хиппи дали ему индуистское имя, но потом оказалось, что мама с папой еще большие весельчаки, чем можно было предположить и «creampie» — термин определенного жанра порно. Соответственно, шутки на тему «Крим наш» помещены именно в этот контекст. Позже он изменит его на более патриотичное — Крым. Крим случайно проигрывает вверенную ему крупную сумму высокопоставленного сотрудника ФСБ и с этого момента жизнь его кардинально меняется со всех сторон. Он даже из обычного гея вдруг становится «дендрофилом», бегает по лесу в плаще на голое тело с дорогим американским топором в подплечной петле (привет Раскольникову), а в офисе возбуждается от каждой икеевской табуретки. В этой части довольно много той злободневной афористичности, которая давно стала пелевинской визитной карточкой. Здесь есть и «девяностые вовсе не кончились. Просто раньше они происходили со всеми сразу, а теперь случаются в индивидуальном порядке». И «баблос» из вампирской истории превратился в Дух Денег, который «надевает на свои бесплотные пальцы самых разных людишек — а потом сбрасывает их, как хирург резиновую перчатку». И пространные рассуждения на тему ваты, цивилизации, либералов вообще и российских либералов в частности: «вата — это не патриархально-православное русопятство под чекистским патронажем», а «понятие международное и транскультурное, равно обнимающее боевой флаг американских конфедератов и белую традиционную мужскую сексуальность». И просто милые очевидности вроде «властям не нужны неуправляемые друзья. Властям нужны управляемые враги». Мы были уверены, что Пелевин умеет обращаться только с мысленными кульбитами, а словесные ему не даются? Так вот нет, он может даже написать стилизацию под русскую прозу второй половины XIX века. Не виртуозную, но вполне себе. Даже может быть половчее, чем покойный Василий Аксенов управлялся со словесностью XVIII века. Именно так написана вторая часть романа, «космическая драма» «Самолет Можайского», объясняющая противостояние России и США через древний конфликт рас бородачей и рептилоидов. По форме это еще и эпистолярий (и снова поклон Федору Михайловичу). Не станем утверждать наверняка, но с большой долей вероятности третья часть под названием «Храмлаг» — что-то вроде подмигивания «Обители» Захара Прилепина. Во всяком случае, все формальные признаки лагерной прозы в ней соблюдены. С 1920-х по 1960-е на Новой земле существовал лагерь для репрессированных масонов, где они возводили Храм Соломона. По логике их должны были бы охранять чекисты, но на практике охрана была почти не нужна — сбежать мешали природные условия. Хотя чекисты в романе, понятное дело, есть, причем Пелевин не был бы Пелевиным, если бы чекисты не стали check’истами. И наконец четвертая часть — «оперативный этюд» «Подвиг Капустина» в теории отсылает к советскому милицейскому роману, а в действительности очень похож на того Пелевина старого образца, по которому так тоскуют многие пелевинские читатели и почитатели со стажем. Пусть порадуются. Ну и разумеется, во всех четырех частях обильно присутствуют фактурные наркотические трипы и алкогольные «белочки», за которые опять же Пелевина так любят одни и не любят другие. Если оставить в покое проблему, кто кому должен — Пелевин «Эксмо» или «Эксмо» Пелевину, — и вообще чужие обязательства и финансовые отношения, то останется главный вопрос: что происходит с писателем и чего от него ждать в будущем. И ответ на него прост и банален: чего угодно. Потому что, кажется, наконец в России появился писатель, не зависящий ни о кого и ни от чего: ни от читателей, ни от издателей, ни от политики, ни от современности, ни от истории, ни от моды, ни от себя самого в конце концов, потому что внутреннее долженствование может сковывать посильнее внешних обстоятельств. Похоже, ему все равно, пишет ли он как «старый» Пелевин или как «новый». Про сегодня или про 100 лет назад. Появится в романе расстрел редакции Charlie Hebdo (он там есть), или все же наплевать на ловлю покемонов (хотя казалось бы — вот уже поле непаханое, учитывая пелевинский образ мыслей). Используя пелевинскую же метафору, он просто видит сны и создает миры. А совершенно внеположное им книжное сообщество принимает их за свое неровное отражение. Его же и обсуждает. Это отражение ему то нравится, то не очень. В зависимости от этого каждую новую книгу то хвалят, то ругают. В то время как «истина ждет нас как раз там, где ум прекращает гнаться за собственной тенью». Копирайт Виктора Пелевина. Иными словами, романы Пелевина можно даже не читать. Это никак не изменит мир. Мир писателя в том числе.