Шестой «Сэндмен» рассказал о вождях и путниках
Шестого тома «Песочного человека» Нила Геймана в официальном русском переводе Ефрема Лихтенштейна пришлось подождать, но оно того стоило: «Притчи и отражения», посвящённые ответственности и обязательствам вождей, пересечениям миров и времён, — шедевр, который требует бережного подхода и обстоятельного изучения. Это не «комикс на час», а роман на века; он создавался с необычайной кропотливостью, но и жить ему — долгие годы (ведь «что мы обретаем слишком дёшево, то и ценим невысоко», не правда ли?). - Я — халиф багдадский. Как один царь другого, я призываю тебя, Повелитель снов, Владыка спящих. Ты здесь? Я требую, чтобы ты явился мне ныне в облике не ужасном, но приятном для моих очей. Явись, о царь! {…}- Ты призвал меня, Харун. Неразумно призывать то, что не можешь прогнать. Новый том — девять повестей, насыщенных удивительным материалом, невероятными фактами и познавательными сведениями. Признанный фантаст Джин Вулф пишет в своём предисловии, что, прочтя «Три сентября и январь», вы будете знать биографию Нортона I, первого и последнего Императора Соединённых Штатов Америки, «лучше, чем большинство историков» (вы вообще знали, что был такой император, назначивший, среди прочего, самого Марк Твена «официальным плетельщиком рассказов»?!). Мистер Нортон не пролил ни капли крови, никого не ограбил и не разорил ни одной страны, и это куда больше, чем можно сказать о почти всех его коронованных собратьях. Сочиняя новеллу «Термидор» о парижском лете 1794-го года, Гейман скупил и изучил все книги о Великой французской революции, «какие смог найти». А практически все детали «Августа», рассказывающего об одном из величайших римских императоров, «прямо или косвенно взяты» из «Жизни двенадцати цезарей» Светония — и обстоятельные комментарии Михаила Назаренко напрямую отсылают ко второй его книге «Божественный Август», подтверждая даже малейшую авторскую ремарку. - Человечество. Все идут за вождями — царями и царицами, предводителями и императорами. Мы им говорим, что делать, а они подчиняются. Мы знаем не больше их самих, но они всё равно идут за нами, слепо, словно люди, что заблудились в катакомбах, за ребёнком с ярким факелом.- А вы, предводители, за чем идёте, что мы следуем за вами и подчиняемся?- Мы идём за своими снами и грёзами. Эти примечания, занявшие три десятка страниц, сами по себе, кстати, тянут на небольшую научную диссертацию — и внимательно ознакомившись с ними, вы точно возвыситесь над теми американскими читателями комиксов, которые, оказывается, даже не имели представления, о ком говорит Гейман, сообщая им, что «собирается сделать серию историй об Орфее». Сны складываются из множества вещей, сын мой. Из образов и надежд, из страхов и воспоминаний. Памяти о минувшем — и памяти о грядущем… При этом Нил Гейман остаётся, конечно, в первую очередь не скрупулёзным летописцем, а уникальным рассказчиком, с большим умением заворачивая собранные им знания в обёртку зовущей за собой истории. Подобно своему охотнику Василию, являющемуся, надо понимать, племянником хорошо знакомой нам Бабы-Яги, он берёт обычную косточку и вырезает из неё «подобие косточки» — превращая таким образом старую сказку в новую, известное предание в незнакомое, классический миф в современный. «Обычно люди просто помирают от скуки, когда им приходится слушать о чужих снах», — говорит один из его героев, но в случае с «Сэндменом» о таком и речи не идёт. Если для одних «сны — это ничто», то для посвящённых именно «в снах и грёзах» заключена «истинная ценность». «Бывают особые сны», — и это как раз тот самый случай. Многие сны проходят через ворота слоновой кости, Луций. Они лживы. Немногие сны проходят через врата из рога — они говорят нам правду. «Редкостное дело — понять, что спишь, когда ещё видишь сон», — и Гейману в его донельзя необычных новеллах удаётся поймать это ощущение, когда невозможное становится возможным — и ты со всем уважением принимаешь прочитанное на веру. Оторванная голова разговаривает, избушка на курьих ножках без толку разгребает грязь, целый город умещается в бутыль, а строчка с текстом принимается петлять вверх и вниз подобно тропе в лабиринте, по которому ползком пробирается величественный халиф. Геракл, выходит, наврал, что заковал Кербера в Преисподней («Он просто ушёл в запой на пару недель во Фригии, а всем потом рассказывал, что побывал в Стране мёртвых»), а у Адама, изначально сотворённого гермафродитом, было три жены: первая — Лилит, третья — Ева, а вторая осталась безымянной девой. Брешут, что мать Августа «уснула в храме Аполлона, а змея проползла в её чрево и оплодотворила», но похоже на правду, что Смерть и Сон тоже были детьми — и примирили «в давние времена» подравшихся Каина с Авелем… И знайте отныне, что феникс, когда приходит пора ему умирать, откладывает не одно, а два яйца, белое и чёрное: «Из белого яйца вылупляется сам феникс, когда приходит время, что же вылупляется из чёрного, никому не известно»… - Послушай, кровь моей крови. Хоть меня разозлить нелегко и я тебя очень люблю, но если ты меня ещё раз перебьёшь, я тебе горло перегрызу.- Извини, дедушка. Неутихающая (в том числе и на наших страницах) дискуссия о том, можно ли вообще «комикс» приравнивать к высокой литературе, в случае с «Сэндменом» попросту рассыпается в пух и прах — о чём говорит и уже упомянутый Джин Вулф, вспоминающий о победе Нила Геймана на Всемирной премии фэнтези: «Случилось невероятное чудо, и одним из лучших современных примеров литературного мастерства стал графический роман, где писательство традиционно стоит на втором месте, если вообще не на последнем». А всё почему: Перед нами не просто искусство (множество уродливых и глупых вещей считается искусством) — но великое искусство. Если вы не согласны — признайте для начала, что вы просто не читали Нила Геймана.
