Евгений Водолазкин: «Были у Господа на меня какие-то расчеты...»
Вслед за ошеломительным успехом «Лавра» новый роман Евгения Водолазкина «Авиатор» столь же стремительно набирает высоту. Автор уже получил предложение экранизировать загадочную историю Иннокентия Платонова. Кроме того, произведение вошло в шорт-лист крупнейшей в стране литературной премии «Большая книга». В преддверии финала, который состоится 6 декабря, с писателем встретилась обозреватель «Известий».
— Начнем с романа «Авиатор». Как ваш герой из прошлого воспринимает современный мир, в который попал?
— Не без иронии. Врач хотел удивить его компьютерами и новинками техники, но всё это не впечатляет Иннокентия, потому что эти вещи не меняют природу человека. Его интересуют не исторические события, а моменты его персональной жизни. Воспоминания о стуке дождя по крыше веранды для него дороже, чем сведения о том, что люди летали в космос. Он не видит в современности никаких преимуществ в отношении времени, в котором он был счастлив, — до октябрьского переворота. До некоторой степени его отношение к современности является метафорой и символизирует необходимую независимость личности, при которой она только и может выстоять. Потому что в мире множество вещей, по своей сути и природе тоталитарных.
— Например?
— Когда все самозабвенно смотрят один и тот же фильм или читают одну и ту же книгу (часто не самого высокого уровня) — это, в общем, форма тоталитаризма. Противостояние тоталитарному сознанию основано на внятном персональном сознании.
— На ваш взгляд, популярность — это тоталитаризм?
— Думаете, человеку самому приходит в голову прочитать Дэна Брауна или «50 оттенков серого»? Такие вещи не случайны — это работа больших PR-компаний. Сто лет назад пропаганда не была такой всеобъемлющей и мощной, как сейчас, и в этом отличие нашего времени.
— Поэтому вы критически высказывались в отношении книг о Гарри Поттере?
— Да нет, это обычная книжка, я ничего против не имел. Меня лишь настораживало, что ее читали все. Когда что-то делают все, это может быть опасно. Ведь раскрутить можно всё что угодно, в том числе и вещи совершенно негодные. Это не значит, что надо противостоять общим тенденциям на уровне рефлекса. Но нужно понимать природу такого тоталитаризма, когда навязывается мнение и все ходят в обуви без носков или, скажем, с ног до головы в татуировках. Я понимаю, что мода важна, особенно в молодости, но здесь надо быть умеренным. Бывают случаи, когда слепое следование безобидным в целом идеям вырабатывает автоматизм мышления и лишает иммунитета к массовым воздействиям. И когда какая-то действительно скверная вещь будет вброшена, ее просто никто не заметит.
— Вообще-то, ваши книги сейчас тоже очень популярны. Каждый третий мой знакомый прочитал «Авиатора».
— По счастью, меня читают далеко не все и не все любят. То, что я говорю, может устроить только часть общества. В этом я вижу здоровое начало применительно ко мне. Да, «Авиатор» с момента его выхода в апреле этого года действительно пребывает в топе продаж, но в отношении моих книг нет психоза или фанатизма. С удовлетворением констатирую, что есть те, кто их ругает с неутомимостью поливальной машины.
— Интерес к прошлому проявляют сегодня многие современные писатели, например Гузель Яхина в романе «Зулейха открывает глаза» или Захар Прилепин в «Обители».
— Это действительно так. И названные вами тексты я ценю очень высоко. Мы с моим издателем Еленой Шубиной придумали термин «неисторический роман». Это роман, который по форме и по материалу вроде бы исторический, но на самом деле он в том или ином виде отвечает на вопросы современности или общечеловеческие вопросы. Многие наиболее значительные произведения последнего десятилетия — это попытка нашего времени увидеть себя в прошедшей эпохе.
— А комфортно ли вам жить в сегодняшнем времени?
— Мне хорошо там, где я нахожусь. Я исхожу из того, что поставлен в свое время не случайно. Были у Господа какие-то расчеты на меня — чтобы я жил здесь и сейчас. Другое дело, что я не сближаюсь с настоящим настолько, чтобы быть проглоченным. Когда я чувствую опасность, тут же обозначаю дистанцию по отношению к современности. Думаю, это свойство любого человека, который пытается сохранить свое персональное начало.
— Время от времени появляются сведения об экранизации ваших романов. В какой форме они будут экранизированы: в виде фильмов или сериалов?
— «Лавр», вероятно, будет снят в виде полнометражного фильма — я слабо представляю его в виде сериала. «Авиатор», возможно, в обоих жанрах. Были предложения по экранизации повести «Близкие друзья». Во всех случаях переговоры по разными причинам проходят непросто, и о конкретных планах пока говорить рано.
— Будете контролировать съемочный процесс или, как Сергей Минаев, отдадите всё на аутсорсинг?
— Первоначально я думал, что буду сам писать сценарий, но понял, что у меня не хватает на это времени. Я сейчас пишу новый роман, а это отнимает много сил, времени и мозгов. С другой стороны, контролировать процесс может лишь тот, кто находится внутри фильма. Если человек продает идею или просто права на книгу, он не может ни на что влиять. А мне хочется иметь в руках тот стоп-кран, за который я могу дернуть, если поезд пойдет не туда. Поэтому я войду в сценарную группу, у меня есть идеи, как строить те или иные сцены. Другое дело, что я не буду расписывать их по ролям и строить диалоги. Этим займутся сценаристы. Иными словами, моя роль в создании сценария будет определяться формулой «при участии».
— Что вас вдохновляет?
— Классика — русская и зарубежная, в ней сосредоточена такая сила! Это же не просто список определенных авторов, которых велели изучать в школе. Это соединение двух очень важных вещей: текста и восприятия. Есть хорошие тексты, которые проходят мимо, но оцениваются потом. Например, замечательный роман Владимира Шарова «Репетиции» вышел в начале 1990-х, но по достоинству его тогда не оценили. Только сейчас он зазвучал по-настоящему. А еще меня вдохновляет «Робинзон Крузо». В «Авиаторе» бабушка Иннокентия не случайно читает эту книгу: это своего рода притча о блудном сыне. Мне кажется, что тот, кто читает «Робинзона Крузо», не пропадет.
— В этом году вы были заявлены в номинации «Писатель года» по версии GQ. Что вы думаете о модных премиях, относящихся скорее к светским развлечениям?
— Не вижу в этом ничего плохого. Может быть, для кого-то это станет путем к литературе. Я не принадлежу к тусовке, но при этом понимаю, что такой мир есть и для чего-то он существует. Не считаю, что его осуждение — моя задача, просто живу вне его.
— Вы задумываетесь о посмертной славе?
— Я не из тех, кто ожидает чего-то подобного. Всё в истории складывается по-разному. Есть писатели, популярные среди своих современников, но абсолютно забытые потомками. Я стараюсь выражать то, что мне кажется важным для понимания мира. Если это окажется кому-то полезным — слава Богу. Но, как заметил Бродский, «жизнь без нас, дорогая, мыслима». Без нас и без наших текстов. Об этом полезно помнить.
Справка «Известий»
Евгений Водолазкин в 1986 году окончил филологический факультет Киевского госуниверситета им. Тараса Шевченко и поступил в аспирантуру Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), в Отдел древнерусской литературы, возглавляемый академиком Д.С. Лихачевым. Написал романы «Соловьев и Ларионов», «Лавр». За последний был удостоен премии «Большая книга» в 2013 году, также получил премию «Ясная Поляна» и итальянско-русскую премию Максима Горького.