Патриотическое испытание
Московский театр "Ленком" показал премьеру спектакля "День опричника" по произведениям Владимира Сорокина в постановке художественного руководителя театра Марка Захарова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ. К этой премьере Марк Захаров готовился несколько лет -- знаменитой антиутопии Владимира Сорокина "День опричника" в этом году исполняется десять. Театральный замысел, разумеется, моложе, и о перипетиях истории взаимоотношений автора и режиссера можно прочитать в предпремьерных интервью. Из слов Марка Захарова следует: автору кажется, что время для "Опричника" в театре уже прошло. Режиссер же считает, что вот именно теперь и настало. Изолированная от всего остального мира, отъехавшая назад в средневековье и побежденная квасным патриотизмом и карикатурным православием Россия в романе Сорокина живет в 2027 году. Марк Захаров относит события к более отдаленному будущему; действие, как сообщает программка, происходит "через 100 лет после премьеры". Дистанция, однако, меняет оптику режиссерского взгляда самым неожиданным образом -- казалось бы, отнесение событий в столь далекое будущее освобождает от необходимости подслащивать сорокинские мрачные пророчества. Но Захаров, сохранив изумительный кураж и желание говорить со зрителем о неудобном и страшном, не может преодолеть обязательство давать свет в конце тоннеля. Спектакли Захарова -- режиссерские фантазии, он один из тех, кто всей своей жизнью в театре доказал абсурдность рассуждений "о границах интерпретаций". Вот и в роман "День опричника" он вмешался активно и уверенно. Собственно говоря, лишь первые сцены спектакля -- а именно пробуждение опричника Андрея Комяги, от лица которого в книге ведется повествование, и его выезд на задание -- следуют канве сорокинского романа. Потом все меняется. Что-то -- для насущных нужд театра и зрителя, что-то -- ради проявляющейся в финале идеи. Новых текстов и диалогов много, некоторые из них очень удачно подражают сорокинскому стилю, некоторые -- не очень. Так, эпизодическая в романе роль государя Платона Николаевича выросла до полноценной -- автор "возрожденной" России то и дело меняет маски изнеженного грассирующего аристократа и бесстрастного, равнодушного хозяина (на премьере его играл Дмитрий Певцов, но рисунок роли, кажется, гораздо больше подойдет второму исполнителю -- Виктору Вержбицкому). Изменено назначение в сюжете ясновидящей Прасковьи Мамонтовны -- впрочем, расхристанная, шпыняющая китаянок-служанок голосистая баба в исполнении Татьяны Кравченко все равно была бы вставным номером. Как и появление буквально на пару минут на сцене Леонида Броневого -- крохотная роль сочинена режиссером, для развития истории не нужна, но зал это успокаивает: пока любимый актер с нами, опричники не пройдут. Пожалуй, лучшие "номера" все-таки у Ивана Агапова -- оба действия открываются его монологами, молитвами, взятыми из романа Сорокина "Теллурия". Вообще, пролог спектакля -- лучшая его сцена: наряженный высшим иерархом церкви, с большими золотыми часами на запястье и каменным взглядом из-под клобука герой Агапова выглядит по-настоящему зловеще. Зал даже боится смеяться -- настолько страшно звучит эта смешная мракобесная языковая твердыня. И еще страшнее становится, когда, подобрав длиннополые одежды, священник тяжелой птицей спрыгивает куда-то вниз, в преисподнюю. В "Дне опричника" на сцену выходят девять народных артистов России -- у каждого свой посыл, да и в качестве театрального аттракциона с разными эффектами и бодрыми танцами спектакль работает без сбоев. Некоторые превращения совершаются с обезоруживающей, почти сказочной наивностью. В сценографии Алексея Кондратьева неизменны лишь стена и труба -- способ изоляции России от мира и источник призрачного благосостояния страны. Остальные же элементы конструкции движутся, светятся и просвечивают, отваливаются от колосников и выезжают из кулис. А под наклонным помостом, который в финале спектакля поднимается почти вертикально, обнаруживается вмонтированная в подмостки беговая дорожка. По ней в финале представления опричник Комяга пытается бежать из страшного государства на свободу вместе с вдовой убитого оппозиционера Куницына и ее младенцем. В романе опричники насилуют Куницыну, и больше она ни для чего не нужна; Комяга же в последних строчках книги спокойно засыпает. В спектакле он, наоборот, "просыпается" -- героиня Александры Захаровой не просто зароняет в душу опричника сомнения, но в конце концов возвращает его к жизни. По правде сказать, в спектакле, где большая часть текста просто брошена в зал, Виктору Ракову в роли Комяги остается мало шансов показать нам непростой внутренний путь героя и доказать возможность такого пути. Впрочем, что еще нужно показывать, если героиня в концертном платье с младенцем-куклой в руках посреди сцены встает на колени и громко просит Богородицу всех спасти и помиловать. Здесь уже никакие доказательства не нужны. Остается либо с облегчением довериться режиссеру, либо нет.
