Круг замкнулся

Джонатан Коу — один из самых популярных британских писателей не только у себя на родине, но и в России. На русский язык переведены абсолютно все его одиннадцать романов, среди которых самые известные: «Какое надувательство!», «Дом сна», «Клуб ракалий», «Круг замкнулся». Недавно на русском языке вышла его одиннадцатая книга, политическая сатира, которая так и называется — «Номер 11». О чем пишет Джонатан Коу, размышляет обозреватель Николай Александров. Тот, для кого роман «Номер 11» будет первым знакомством с творчеством Джонатана Коу, может составить по нему не вполне адекватное представление о писателе. Это не значит, что «Номер 11» — некое исключение в ряду других произведений британского романиста. Нет. Просто это не весь Коу или не совсем показательный Коу. Конечно, «Номер 11» можно представить как биографию, точнее эпизоды из биографии девушки Рэйчел. Но откровенная фрагментарность повествования, странная стилистика, где социальный гротеск соседствует с мрачноватой мистикой, могут производить неоднозначное впечатление. Вот Рэйчел вместе с братом гостит у бабушки, встречает Птичью Женщину с ручным соколом в окрестностях сумрачной Черной башни. Вот она снова здесь со своей чернокожей подружкой Элисон, и вновь Птичья Женщина оказывается на ее пути, а в руки девочек попадает непонятная карта с изображением жуткого паука. А вот рассказ о матери Элисон — в прошлом известной певицы, которая соглашается принять участие в популярном и циничном реалити-шоу (выживание в дикой природе). Съемки происходят в джунглях, и одно испытание как раз связано с пауками. Вот Рэйчел студентка, и ее преподаватель Лора рассказывает ей о гибели своего мужа: он погиб, задавшись целью найти фильм «Хрустальный сад», увиденный в детстве. А вот Рэйчел уже сама преподает в семье богатого аристократа. И сражается с чудовищами. В прямом смысле слова — она спасается от гигантского паука. В каждом эпизоде так или иначе присутствует число 11 (номер дома, номер шкафа в хранилище и прочее). И вся эта пестрота кажется каким-то причудливым и нарочитым литературным хаосом. Говорят, что писатель на самом деле всю жизнь пишет одну книгу, рассказывает одну историю, только каждый раз на новый лад. У авторов монотонных (вроде И.С.Тургенева) это сразу бросается в глаза. У других же главную тему определить сложнее, но сути это не меняет. Собрание произведений все равно создает некий цельный образ. Суждение, конечно, спорное, но интуитивная правда в нем чувствуется. Ведь в каждом (ну, или почти каждом) писателе при всем разнообразии дарования мы обнаруживаем или, скорее, угадываем некое единство, некий ему только свойственный способ исследования мира. Джонатан Коу относится как раз к разряду тех писателей, чья многосоставность (при знакомстве с достаточным количеством его текстов) сразу бросается в глаза. Легко увидеть, что романы его складываются из интереса к самым разным явлениям, вырастают из множества пристрастий. Здесь и музыка (от панк-рока до классики), и политика — лейбористы и консерваторы, противостояние социалистических и националистических идей, рабочее и профсоюзное движение, журналистика и телевидение, психология и психоанализ, социально-бытовые проблемы и мистика, сон и реальность, семейные неурядицы, любовь, измены, поиски своего неповторимого жизненного пути. Романы Коу наполнены разными голосами и разными интонациями. Он легко переходит от социальной сатиры к легкой иронии и непринужденному юмору, от лирики — к ординарному слогу газетной или журнальной статьи, от устной беседы — к дневнику или эпистолярному стилю. Плюс к тому Коу, конечно, укоренен в британской романной традиции (диккенсовской, наверное, прежде всего). Ему нравится роман, по его собственному признанию, как способ письма, и он мастерски владеет сюжетным построением, с загадкой, детективным развитием действия в основе. Коу не любит романной монотонности, он смело смешивает в одном тексте разные жанры, разные пласты повествования (как в «Доме сна»). При этом, конечно, нетрудно увидеть, что, например, «Какое надувательство!» — откровенная сатира на эпоху Маргарет Тэтчер (к которой Коу не испытывал особой симпатии), и элементы семейной хроники здесь лишь прием и полупародийное усложнение текста. И когда Коу в «Номере 11» упоминает представителей семейства Уиншоу (главные герои «Какого надувательства!») и книгу об этой семье — это лишний раз подчеркивает генетическое и типологическое сходство двух романов. Другое дело, что в «Номере 11» сатира становится более яростной (все-таки речь идет о посттэтчеровской Англии) и более мрачной. Мир приобретает зловещие мистические тона, как будто накопленная где-то в хтонических безднах ярость прорывается наружу. И образ зловещего гигантского паука, обитающего в подземных недрах Лондона, вызывает в памяти «Логово белого червя» Брэма Стокера, мастера эзотерического хоррора. А «Дом сна», например, сразу погружает читателя в эмоциональную атмосферу совершенно иную по природе, окутывает сомнамбулической дымкой, странной зыбкостью чувств и отношений, внутренних переживаний и внешних, физических действий и жестов. И все это диктует сложное, прихотливое построение романа. Несмотря на то что Коу сегодня представлен российской публике целым собранием текстов, одно его произведение все-таки стоит выделить, поставить на особое место. Это дилогия «Клуб Ракалий» и «Круг замкнулся» — масштабная хроника последних десятилетий британской жизни. И дело здесь не в масштабе романа, конечно, растянувшегося на тысячу с лишним страниц (первоначально он задумывался вообще в шести частях), хотя и это важно. И не в том, что этот роман Коу начал сочинять еще школьником, затем забросил и вновь обратился к нему, уже будучи известным писателем. Дилогия в наибольшей степени дает представление о том, что именно соединяет разные стороны дарования Коу в некую общность. В романе есть персонаж, которого с известной долей условности можно воспринимать как своего рода альтер эго Коу — Бенжамен Тракаллей. Робкий, застенчивый, молчаливый, замкнутый, с каким-то почти священным трепетом относящийся к женщинам (это нежное уважение к женщине вообще свойственно Коу) и потому с такой мукой и сладкой болью переживающий любовь. Его друзья видят в нем писателя, и Бенжамен действительно пишет роман. Пишет всю жизнь. В одном из эпизодов он показывает своей племяннице Софи материалы к будущему произведению. Это несколько коробок — черновики, документы. Но этим дело не ограничивается. Бенжамен хочет соединить романный рассказ с музыкой (он долгое время не мог понять, что его больше привлекает — писательство или композиторское искусство). Он хочет издать новую — даже по форме — книгу, в которой музыка и слово были бы едины. Кстати, это явный отголосок увлечения Коу творчеством Б.С. Джонсона, романиста-эспериментатора, о котором он написал монографию. Он видит в этом способ преодоления хаоса: «Мир, в котором жил Бенжамен, сам этот мир представлялся ему непостижимым — эта нелепо огромная, сложная, беспорядочная, неоглядная постройка, бесконечная игра человеческих отношений, отношений политических, культур, историй... Как можно хотя бы надеяться освоиться в нем? Другое дело музыка. В музыке всегда присутствует смысл. Та, которую он слушал тем вечером, была прозрачной, исполненной знания, ума и юмора, мечтательности, энергии, надежды. Понять мир ему не удастся, а вот музыку, такую музыку он будет любить всегда». Это и есть одна из главных волнующих Коу проблем. Жизнь (общественная, личная) складывается из бесконечного количества случайностей, причин и следствий. Одно событие порождает другое, и следствие этого другого может сказаться спустя долгое время. Частные интересы, мнения, поступки образуют жизненную ткань, общий поток существования. Как разобраться в связях и причинах? Где тот бог, тот эталон, тот критерий, который позволит докопаться до истины, определить безусловную правду, отделить правого от виноватого? Мир вращается, круг замыкается, и человек остается в прежнем недоумении. Отстраненный взгляд может лишь свидетельствовать, но не выносить приговор. Если речь идет об объективных причинах. И здесь сложно что-то понять. Другое дело — взгляд субъективный (то есть любящий и заинтересованный), имеющий в виду не абстрактные законы, а конкретного человека и его ответственность: «Ведь если хорошенько подумать, — говорит одна из героинь романа, — у всего есть причины. Любой поступок любого человеческого существа по отношению к другому — это результат решения, принятого кем-то когда-то, непосредственным ли исполнителем или кем-то другим, двадцать, тридцать, двести или две тысячи лет назад, а то и просто в прошлую пятницу». И вот если все это иметь в виду, то «Номер 11» не покажется таким уж странным, а скорее неожиданной, синкопической, диссонансной вариацией на главную волнующую Коу тему.