Когда стихи становятся песней

Премьера музыкально-поэтического моноспектакля «Матушка пела…» в Доме композиторов в Москве прошла с аншлагом. Бах, Дворжак, Россини, Пьяцолла, Чайковский, Рахманинов, Прокофьев, Свиридов, Гаврилин… Ансамбль «Эйдос», гитарный квартет им. Фраучи, орган, фортепиано (Игорь Белоконь). Дирижёр — Андрей Капланов. А ещё стихи Константина Скворцова, прозвучавшие в тот декабрьский вечер в исполнении народного артиста России Валентина Клементьева. Об этом событии и не только журналист Елена Константинова беседует с поэтом Константином Скворцовым. «СП»: — Константин Васильевич, похоже, вы, что называется, свой человек в Доме композиторов? — Свой человек в Доме... Возможно, это чувство возникло у вас оттого, что композиторы и исполнители, с которыми я сотрудничал, вложили в наше общее дело столько тепла и таланта, что для них я действительно стал своим человеком. Никогда не писал специально текстов ни для песен, ни для либретто. Но так случилось, что стихи запелись, а некоторые мои драматические произведение стали поводом для написания опер («Ущелье Крылатых коней», композитор Геннадий Гудков (Челябинск); «Павел Аносов», композитор Владимир Веккер (Германия)). И особенно хотелось бы отметить мою дружбу с композитором Владимиром Бруссом, написавшим пронзительную музыку к драме «Георгий Победоносец». Благодаря Евгению Ивановичу Птичкину, в своё время создавшему песню «Надежда, Вера, Любовь», я познакомился с Людмилой Георгиевной Зыкиной, которая её исполняла. Песней это произведение даже бы не назвал… Около десятка романсов написал прекрасный композитор и дирижёр Валерий Калистратов. «СП»: — Песня, впитанная с молоком матери, с вами, выходит, навсегда? Вот отрывок из той, что стала и названием недавнего моноспектакля, — «Матушка пела…»: Снова глаза закрываю несмело, Вспомнить пытаясь детство своё… Помнится только: матушка пела… Песней наполнено сердце моё. Зимами злыми над прорубью белой, В стылой воде полоская бельё, Вся коченея, матушка пела. Песней наполнено детство моё. Больше она ничего не имела. Только свой голос. Свой — ножевой. Не было хлеба. Матушка пела, И оттого я остался живой. Рядом война полыхала и тлела. Сытым ходило одно вороньё. Вдовы рыдали. Матушка пела. Песней наполнено детство моё. — Удивительно, что, когда более двадцати лет назад появились эти стихи, я не подозревал, что они станут песней. Более десяти композиторов написали к ним музыку. У каждого из них свой мотив, как и у каждого своя мама, без песен которой, наверное, они не мыслят музыкальной и певческой судьбы. Например, Иосиф Кобзон пел «Матушку» Анатолия Днепрова. А в моноспектакле звучала «Матушка» на музыку Константина Акимова. «СП»: — Именно песни матери «привели» вас в поэзию и музыку? — Безусловно, это имело своё значение в ощущении музыкальности слова и глубины чувства. Хотя всё в мире этом не так однозначно... «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда...» Но песни мамы, её «ножевой» голос я слышу до сих пор. «СП»: — О родителях немало сказано в ваших стихах: «Я помню, мать у прокопчённой печки…» (1969), «Отец» (1984), «Плач по матери» (1987), «Я помню…» (1987), «Собирайся, сынок» (2002), «Шарманщик» (2004), «Не знаю, по какому праву…» (2008). «Как забытые детские ласки…» (2013), «Ко мне из детского кино…» (2016). Тем не менее, пожалуйста, несколько слов в дополнение… — Если бы родители не умерли, сейчас им было бы более ста лет. Но, увы... Отец был инженером, но одарён был такой артистичностью, что у меня проявилась тяга к театру. И я стал драматургом. Но, думаю, главная заслуга отца в том, что он научил меня чувствовать и разгадывать тайны Южно-Уральской природы — во время Великой Отечественной войны семья наша была эвакуирована в город Златоуст. С пяти лет отец брал меня с собой на рыбалку. В кристально чистых ручьях и речках мы ловили хариусов... Так что все грани моего творчества были заложены в детстве. «СП»: — Если речь — проявление души, то тем более это утверждение справедливо для её музыкальной «формы» — песни, не так ли? — Слово и музыка в песне соединены браком, который вершится на небесах. Много песен, но каждая из них «счастлива и несчастна» по-своему. Чувства рождаются и умирают, и только Любовь вечна. Есть песни, которые умирают, едва родившись. Есть живущие, как бабочки, век их короток, а есть те, что переживают века и становятся народными. Но у каждой народной песни есть счастливый автор, которого народ делает бессмертным и безымянным. Я не пророк, но главная беда песен-однодневок — непрофессионализм её создателей, как поэтический, так и музыкальный. Случается, что гениальный композитор из банальных стихов являет миру шедевр, а посредственный музыкант может умертвить живое слово поэта. Это как кому повезёт. Как в браке. «СП»: — Среди ваших многих литературных премий — «Соловьи, соловьи…» им. А. И. Фатьянова (1996), присуждаемая «за создание высокохудожественных поэтических произведений, песен героико-патриотической тематики, продолжающих лучшие традиции русской национальной культуры и получивших народное признание». Что подразумевается под этими традициями? — Об этом лучше знают те, кто учреждает эти премии… Традиция, думается мне, заключена в одном — песня должна расширять эмоциональное познание мира и воскресать в душе человека чувства сострадания и восторга, добра и красоты, о которых он ранее в себе и не подозревал. Тогда музыка и слово останутся в его душе навсегда. Если песня в одно ухо влетела, а в другое вылетела, не касаясь души, значит, в ней нет того главного, ради чего была создана. «СП»: — Сколько песен написано на ваши стихи? — Трудно сказать... Сейчас отвечаю на ваши вопросы, а где-то кто-то читает стихи и слышит музыку, и, возможно, рождается новая песня. Я здесь не о профессиональных композиторах. Вот в Красноярском крае есть человек, который пасёт коров, играет на баяне и поёт «самопальные» песни на мои стихи. Есть нечто похожее в Томской области. На Урале, где часто бываю, тоже рождаются песни чуть ли не каждый год. А что касается профессионалов, думаю, что и Юрий Коломников, и Валерий Калистратов, и Юрий Клепалов, и Владимир Брусс, и Константин Акимов ещё напишут не одну песню. «СП»: — На ваш взгляд, какие из них лучшие? — Мне очень нравятся романсы, написанные Калистратовым. Их исполняют Анна Литвиненко, Татьяна Петрова, Вахит Хызыров. Но есть песни на мои стихи, которые нередко называют народными. Это «Ивушка» Клепалова, «Матушка пела…» Максима Трошина, «Два ручейка» опять же Калистратова... «СП»: — Случались ли неудачи? — От природы я человек везучий, не знаю, что такое неудачи. Рождение нового произведения всегда удача фактом своего появления, а будет ли оно жить — «нам не дано предугадать». Всё неудачное время отсеет за ненадобностью. К этому нужно относиться как к данности и радоваться тому, что есть. Думаю, едва ли кто-то из нормальных людей, из тех, кто творит, рассчитывает на Успех. Успех и расчёт — это как гений и злодейство… «СП»: — Как обычно складывается ваше сотрудничество с композиторами? — Никогда не предлагаю свои стихи для написания песен. Все мои песни «дикорастущие». Композиторы сами находят стихи и пишут музыку. Так, в Ельце композитор Владимир Комаров написал более десяти песен на мои стихи, и одна из них, «Платок», поистине становится народной. Песня «Лебедь белая» Валерия Ярушина стала очень популярной. Достаточно заглянуть в Интернет. А закономерность одна: чем больше в песню вложено Любви и профессионализма, тем больше надежды на то, что она эхом отзовётся в сердцах слушателей. Для моноспектакля «Матушка пела…» песни написал Андрей Капланов, и его музыка не прозвучала диссонансом среди произведений мировой классики, исполненных на сцене. С чем его многие и поздравили. «СП»: — Вы каким-то образом «вычисляете», станут ли стихи песней? — «Вычислять» — это дело математиков. Но мне часто говорят, что мои стихи мелодичны и сами просятся на музыку. «СП»: — Верно ли, что первые уроки, ещё до поступления на Высшие литературные курсы при Литературном институте им. М. Горького, вы получили от Ахматовой? — Было несколько иначе. Мне повезло в молодости дружить с замечательной Людмилой Константиновной Татьяничевой. Услышав мои стихи по радио, она пригласила к себе. Это было в Челябинске, где я работал инженером на трубопрокатном заводе. Первый вопрос, который поэт мне задала: «Занимаетесь ли вы спортом?» Я ответил утвердительно. На что она сказала: «Хорошо. Значит, вам можно говорить правду». Я приготовился к разгрому, но Людмила Константиновна обошлась со мной более чем деликатно. И после нашей встречи опубликовала мои стихи в областной газете с напутствием. Никакие уроки писать стихи не научат — будь то школьный учитель по литературе или гениальный поэт. Но общение с великими, их манера говорить, читать свои и чужие строки и просто их мудрые советы дорогого стоят. На Съезде писателей РСФСР в марте 1965 года Людмила Константиновна и познакомила меня с Анной Андреевной. Меня тогда поразило их внешнее сходство. Я прочитал что-то Анне Андреевне. Она меня похвалила, как я теперь понимаю, не столько за стихи, сколько за то, что я читаю их наизусть. Сказала, что чтение наизусть — один из верных признаков талантливого поэта: если не знает своих стихов наизусть и не спасается ими, как молитвой, никому такие стихи не нужны. Много раз убеждался в справедливости этих слов, так как судьба подарила мне знакомство и дружбу со многими по-настоящему знаковыми поэтами и прозаиками нашего времени: Ярославом Смеляковым и Николаем Рубцовым, Евгением Евтушенко и Юрием Кузнецовым, Андреем Битовым и Фазилем Искандером. «СП»: — Из поэтов вы последний, кто видел Фазиля Абдуловича. Вы были с ним знакомы давно? — Думаю, что, как и все люди моего поколения, знаком с Фазилем Искандером с 1966 года, после публикации в августовском номере «Нового мира» повести «Созвездие Козлотура». Это был взрыв. Вся читающая страна (а она действительно тогда была самой читающей) попала под магию этого молодого, талантливого и дерзкого автора. А личное наше знакомство состоялось двадцать лет назад, когда Фазиль Абдулович и его жена, поэт Антонина Хлебникова, волею судеб стали моими соседями по переделкинской даче. Но это уже отдельная история, которую так вот с ходу и не осмыслить. Ведь пока человек жив, мы не всегда осознаём ценность отпущенного нам для общения времени, а потом выясняется, что остаётся столько несказанного... Он очень тепло относился к моей драматургии, прочитал все толстенные тома. На его столе лежит по сей день раскрытая книга моей прозы. «СП»: — Вы имеете в виду «Иное время»? — Да… «Увидеть Москву и умереть...» — недочитанная им новелла. Много всяких мистических совпадений было в последние дни жизни Фазиля. Так, за три дня до смерти о его стекло на балконе насмерть разбился дрозд. Что это — предвестник беды? Как-то я ему рассказал, что утром у нас под крышей ворона расклевала птенцов сойки и разорила гнездо. На следующий день Фазиль прочёл: Гармония природы есть враньё. Всё прочее — случайные детали. Птенцов в гнезде сожрало вороньё, Пока за кормом сойки улетали. Не утешают в птицах небеса, Глухие реки, горные походы. От подлости людей уйдёшь в леса. Куда уйдёшь от подлости природы? В его кабинете до глубокой ночи не гас свет. А свет души его ещё долгие годы не померкнет в душах его друзей... Я не знаю, что пережил... Не отчаянье это, не страх, — Утром умер великий Фазиль, Как дитя у меня на руках. Он упал на колени, средь книг, Бездыханный, лишившийся сил. Не узнать нам, за что в этот миг Он у Бога прощенья просил. Вены, что наливались рекой, Превратились в тончайшую нить, Будь я маг или трижды святой, Я не мог бы его оживить. То, что Богу дано одному, Смертному ни за что не суметь. Но Всевышний по праву ему Ниспослал эту лёгкую смерть. Новодевичье — память времён. Пахнут ладаном старые мхи... Здесь молитвою Виссарион Отпускал, словно горлиц, грехи. У стены лёгкий ветер сквозил, Доносился небесный хорал... И я видел, как с башни Фазиль На процессию молча взирал. Так на мир смотрит только мудрец, Удивляясь всему, как дитя, Краткой жизни терновый венец Он сменил на бессмертье, шутя. «СП»: — Почему как поэт он известен не так широко, как прозаик? — Многие известные писатели — от Ивана Бунина до Василия Белова — входили в литературу как поэты и писали прекрасные стихи. Но случается нечто, что затмевает их известность как поэтов. Часто этим нечто оказывается одна из первых удачных публикаций. Так случилось и с Фазилем Абдуловичем. «Созвездие Козлотура» стало звездой, затмевающей свет других, может более значительных в художественном отношении, книг. Некое кодовое слово закрепляется за писателем. То ли косность мышления, то ли леность, не знаю, что, но что-то не позволяет людям судить о писателе не по нашумевшему названию книги, ставшей популярной, а по сути его художественных открытий в других произведениях и в иных жанрах. «СП»: — Собственно, тема, общая для ваших стихов, — жизнь. Точнее, настрой на жизнь… — Я не любитель депрессивной литературы. В этом смысле пушкинская традиция мне ближе всего. Думаю, что и для Фазиля Искандера — тоже. Хотелось бы, чтобы после общения с книгой окрылённый читатель устремлялся бы к солнцу, а не кидался бы в бездну от отчаяния и никчемности своего существования. «СП»: — Но имеет ли смысл поддерживать и культивировать в самом себе и других потребность к прекрасному и возвышенному, любви, поэтичности, воображению, душевной широте, доброй воле, если сегодня жизнь, по сути, подчинена либо экономическому, либо рациональному расчёту? — Поддерживать и культивировать ничего не надо. Нужно просто дышать, а не поддерживать дыхание. Расчёт — и экономический, и рациональный — всегда был, и если бы ему удалость подмять под себя Художников, то человечество до сих пор жило бы на деревьях или уже истребило бы себя в драке за материальные ценности, забыв о духовных. Владыки мира — Любовь и Красота, а не зелёные купюры. И сколько бы они не менялись ролями, победа всегда остаётся за Любовью, Красотой и Словом. Потому как в начале было Слово и Слово было Бог... «СП»: — Когда новая встреча со зрителем? — 12 февраля 2017 года в 18 часов в Московском доме композиторов. С удовольствием приглашаю всех любителей поэзии и классической музыки на моноспектакль «Матушка пела…» *Из стихотворения «Романс» Константина Скворцова.