В Москве прошла презентация книги Любарова "Праздник без повода"

С некоторых пор известный художник, автор знаменитой серии "Деревня Перемилово" Владимир Любаров стал еще и писателем. Сам признается, дескать, просто так листать книги-каталоги совсем неинтересно. Да и историй за долгую жизнь накопилось немало: все сплошь трагикомические и просящиеся на бумагу. Не все из них можно было перенести на полотно. Так родилась очередная полноценная книга с иллюстрациями и небольшими рассказами, из которых можно узнать, к примеру, зачем Любаров рисует толстых женщин, почему он не стал музыкантом и кто такой дядя Миша с большой головой. Про Любарова говорят, что он проиллюстрировал 100 книг, но сам автор, не скромничая, уверяет, что их гораздо больше: "100 - просто цифра красивая". В одном из интервью он признался: "Когда начал иллюстрировать книги, пришлось читать. А когда кончил, привычка к чтению осталась". Любаров - сам настоящий кладезь историй. Хватит еще не на одну книгу. Публикуем самые любопытные, услышанные на презентации. О деревне Перемилово У меня в жизни все происходит случайно. Этот дом и деревня повстречались случайно. Я хотел купить дачу, поехал ее смотреть. Ехал в село Ивановское, но в 185 км от Москвы у меня заглох "Москвич". Пришлось идти в деревню. Там мне сказали, что продается хороший дом. Мне очень понравились люди, и я пошел его смотреть. Дом мне не очень понравился, он был весь кривой. Его построил историк Андрюха специально для продажи. 1991-й год, он потерял работу, нужно было срочно заработать. Я переночевал, пожил. Сомнения были. Дорога ужасная, проехать было невозможно, да еще и далековато. Но в итоге обрел свой второй, а сейчас, может быть, и первый дом. Тогда я не думал, что брошу любимое издательство "Текст". Меня засосало обаяние деревенской жизни. В деревне я начал писать маслом, чего не делал долгое время. Свою стилистику придумал. Кстати, по соседству с Перемилово есть еще более интересные названия: Волчья дыра, Выползка. Сейчас люди, конечно, другие стали. Воровство процветает. Один вор залез в дом, нашел бутылку, распил ее, больше ничего не унес, зато свой пиджак оставил. А в пиджаке - паспорт… Об учебе Я - "дитё" войны, родился в 1944 году. После войны все разговоры и фильмы были о войне. И поэтому я рисовал войну - советские солдаты у меня побеждали фашистов. Еще я делал такую "каляку-маляку". Все спрашивали: "Что это?" Я говорил: "Это дым". Рисунка за дымом почти не было видно. Так что с детства тяготел к актуальному искусству. Когда я услышал по радио, что объявляется прием в среднюю художественную школу при Институте имени Сурикова, я сказал об этом маме. А мама: "Ты же рисуешь ужасно, как тебя туда примут". Меня туда приняли, я сдал все экзамены. По композиции я нарисовал толстого дядьку - это был Садко. У меня спросили, почему он такой толстый. Я сказал, потому что сила в нем есть. Я всегда рисовал толстых, потому что сам мечтал потолстеть. Рассуждать было некогда, стану я художником или нет. Раз учусь в художественной школе, значит, стану художником. Потом я решил, что не буду живописцем. Мне не нравились передовики производства и соцреализм. Как придешь на выставку, такая скукотища: или цех производственный, или герой труда. Потом решил, что лучше пойду книги оформлять. И пошел в Московский полиграфический институт. 7 лет художественной школы и 5,5 лет в Полиграфическом институте. Это ж можно было убить человека… Если мы будем называть наивными художниками тех, кто не получил специального образования, то тогда я не наивный художник, я лукавый. Об учителях Я всегда любил примитивистов. Их книги в советское время было не достать. Я тратил огромные деньги, чтобы их купить. Обожал Пиросмани, Анри Руссо. Но мои картинки родом из лубка. Лубочные картины делали все - испанский, немецкий лубок. Мы же должны гордиться русским народным творчеством. Это же очень большой пласт. Русский лубок обладал литературностью и повествовательностью. Все только матрешку вспоминают. А как же русский народный рисунок необразованных людей? Об иллюстрировании книг Иллюстратор книги и художник - это две разные профессии. Мне нравилось иллюстрировать. В советское время как писатели писали "в стол", так и художники рисовали "в стол". Я тоже занимался живописью "в стол". Мне это позволяло уйти от соцреализма. Раньше говорили: "Искусство должно быть партийным". Когда ты иллюстрируешь Гофмана, какая там партийность, - делаешь, что хошь. Я защищал диплом по "Крошке Цахесу" Гофмана. У меня было первое частное издательство "Текст", начинавшееся как кооператив. Мы тогда иллюстрировали Стругацких. С Натаном Залмановичем я был знаком, это облегчало дело. Я придумал, что на первом форзаце книги Стругацких будут гореть спички, а на втором форзаце должны быть догоревшие спички. Такие вход и выход из книги. Мне помогал знакомый фотограф: мы зажгли спички. Работали так, что и не заметили, как в комнате загорелась портьера. Мастерской у меня тогда не было. Все происходило у меня на квартире. Только в такой обстановке могли получиться хорошие иллюстрации к Стругацким. О том, что читает В последнее время я понял, что уже прочитал столько книг, что мне пора перечитывать. Я честно читаю новые книги. Я живу не из интереса, а из удовольствия, а большое удовольствие мне доставляет перечитывать. Я постоянно перечитываю Довлатова, Булгакова, Чехова, Войновича, его автобиографию и "Солдата Ивана Чонкина". Любимое у Стругацких - "Пикник на обочине", Многие мои картины можно так и назвать, только это не фантастическая обочина, как у Стругацких, а вполне реальная. О том, что смотрит по телевизору Много спорят о сериале "Таинственная страсть". Я - почти очевидец тех событий, которым посвящен фильм. Если сделано талантливо, то я могу многое простить. То, что там сыграны какие-то куски талантливо, это меня привлекает. Важно, что фильм вышел. И он не бессмысленный сериал, как большинство тех, которые идут по нашему телевизору. О восприятии перемиловцами самих себя Раньше им не нравилось то, что я рисую. "Нарисуй букет цветов, в конце концов, - говорили они мне. - Что ты только пьяных мужиков да толстых баб рисуешь?!" Теперь все знают, что я свои картины за границей показывал, и им неудобно меня критиковать, - молчат.