Гул горя

Анна Наринская о сборнике «Серый мужик» Это собрание рассказов русских писателей народнического и близких направлений. Их общий настрой и даже вообще смысл довольно полно выражен эпиграфом, цитирующим "Кому на Руси жить хорошо": "Тошен свет, Хлеба нет, Крова нет, Смерти нет", а в заглавие вынесен публицистический штамп конца XIX века, обозначающий идею "народа как жертвы". Если воспринимать это идеологизированно-прямолинейно, то можно сказать, что эта книжка свидетельствует о неимоверных страданиях крестьян и других бедняков при царском режиме. А продвигаясь в таком направлении дальше, можно найти на этих страницах оправдание жестокости революции и даже последующих репрессий (насколько мне известно, такая реакция на эту книгу имеется). Но такое все-таки -- уровень советских хрестоматий, и любителям таковых мы это и оставим. Эта книжка не декларация. Она даже не только и не столько исторически-литературное свидетельство и/или мировоззренческое высказывание -- там получилось нечто объемное, живое и по-настоящему задевающее. Про людей. Вроде бы сделана простая и даже совсем обычная, но в этом случае удивительно срабатывающая вещь. Каждый из рассказов предварен данными о создавшем его писателе (среди них есть несколько известных: Скиталец, Глеб Успенский, Решетников, но в основном это забытые имена). И вот именно эти коротенькие, сухие будто бы биографии придают книжке объем и практически поэтическую законченность (здесь самое место упомянуть составителей Алексея Вдовина и Андрея Федотова). Николай Успенский (двоюродный брат Глеба), "склонный к алкоголизму, стал бродяжничать, голодал, но продолжал время от времени печататься. Окончил жизнь самоубийством". Николай Каронин-Петропавловский "в общей сложности 12 лет провел в заключении и ссылке. В конце жизни бедствовал, странствуя по русской провинции. Умер от туберкулеза горла". Михаил Воронов "вел жизнь литературного пролетария, часто нуждаясь в деньгах и голодая. Простудился и попал в больницу, где подхватил сыпной тиф и умер". Федор Решетников "был угрюм, нелюдим, в возрасте 30 лет умер от отека легких". Александр Левитов "имел склонность к спиртному. Умер от чахотки в совершенном разорении". Глеб Успенский "окончил дни в больнице для душевнобольных в Новгороде". Эти подлинные судьбы авторов не то чтобы сливаются, а как бы "параллелятся" с судьбами героев (которые пьют, нищенствуют, голодают, подвергаются оскорблениям и умирают с куда большими драматическими подробностями). Существуя одновременно на пространстве одной книжки, они создают стереофонический эффект, соединяются в гул горя, который не почувствовать невозможно. То есть результатом этой книжки для читателя оказывается не знание, а чувство -- удивительная для подобного издания вещь. Это чувство оживляет, то есть выводит из холодной зоны конструкта, еще один подход к этому сборнику -- почти столь же очевидный, как тот, с которого мы начинали, но куда более изящный. На эти тексты можно смотреть как на доказательную базу к знаменитой пелевинской максиме о том, что "космический смысл существования России заключается в переработке солнечной энергии в народное горе" -- просто формы этого горя меняются, а содержание нет. Не меняется, кстати, не только содержание горя, но и содержание отношения к нему. В рассказе Глеба Успенского с типическим названием "Голодная смерть" есть сцена, в которой запуганный и несчастный герой "из народа" приносит в журнал свои литературные опыты. Редактор, ознакомившись, обрушивается на него с такими словами: "Что такое вы тут выводите? Что вам хочется сказать?.. Что богатые богаты, бедные бедны? Да?.. Что бедные -- такие же люди, как богатые? Так, а? Что несправедливо обижать, заедать?.. Так я вам скажу... все это давно всем надоело и без вашей белиберды". Сто сорок лет назад написано. Даже странно. Серый мужик. Народная жизнь в рассказах забытых русских писателей XIX векаИздатель М.: Common Place, 2017Сост. А. Вдовин и А. Федотов