Елена Стафьева об объединении мужских и женских коллекций в фэшн-показах сезона Fall 2017 Начавшиеся сейчас Недели Fall 2017 произведут революционные изменения как в традиционном фэшн-календаре, так и в бытовании моды в целом. Одновременно несколько важнейших и стилистически не схожих брендов объявили о новом формате показов: женские и мужские коллекции объединяются в одном шоу. Эту серию единых показов начал Раф Симонс в Calvin Klein 10 февраля в Нью-Йорке, новый формат Gucci мы увидим 22 февраля, в первый день Миланской недели моды, там же 25-го выступит Bottega Veneta, а затем в Париже 28 февраля и 1 марта — соответственно Saint Laurent и Kenzo. Это настоящий тектонический сдвиг всей фэшн-системы, самый серьезный за последние полвека, и мы его свидетели. К этому все шло. Последние полтора года мир моды находится в состоянии лихорадочных изменений: неорганизованные попытки перейти на новую систему продаж see now — buy now, массовые перемещения дизайнеров, но главное, конечно, именно то, что нам сейчас предстоит увидеть: совмещение мужских и женских коллекций в одном шоу. Собственно, в том, чтобы выпускать на женских показах мальчиков, а на мужских — девочек, нет никакого специального события. Так много лет делали разные дизайнеры — от Миуччи Прады до Джорджо Армани, от Кристофера Бейли до Карла Лагерфельда (и это притом, что мужской линии у Chanel нет). Как нет и ничего нового в том, чтобы наряжать юношей в шелковое, женственное, прозрачное — можно составить подборку из таких луков на показах брендов самого первого ряда за последние десять лет. Мужская мода всегда заигрывала со стилем травести-шоу и гей-клубов, разнообразные перверсии всегда были для нее заслуженным источником идей и вдохновений. Но приход людей типа Алессандро Микеле с его новым Gucci принес важные социокультурные изменения. Что, в сущности, случилось, когда на первом же показе обновленного Gucci среди тонких длинноволосых девушек в беретиках и блузках с бантами появились тонкие длинноволосые юноши в таких же беретиках и таких же блузках? Вообще-то появился новый смысл — гендерная амбивалентность. Мальчики Микеле одеты ровно в то же, во что и девочки (с минимальными конструкционными различиями),— и ни те ни другие не одеты «сексуально», то есть гей-клуб для Микеле совершенно не был референсом. А вот стиль миланских синьор, адоптированный их внуками и внучками, содержимое миланских винтажных лавок на Навильи — да, были. Так же, как для Миуччи Прады важнейшим референсом был стиль черно-белого итальянского неореализма — бедность послевоенной итальянской жизни с ее швейной машинкой в каждом доме, с ее лавками секонд-хенд, в которых она, по ее собственным словам, еще не став фэшн-дизайнером, одевала всю семью (и в ее случае причиной была отнюдь не бедность, а приверженность стилю). Феномен гендерной амбивалентности демонстрируют совсем не только парни в блузках — но равным образом и девушки в мужских костюмах и пальто. Как у Gucci (и Эди Слимана, когда он был в Saint Laurent) парни и девушки носят блузки вполне консервативного вида, так и у Vetements модели обоих полов носят одинаковый оверсайз и уличные вещи. У Lemaire девушки вообще свободно покупают и носят вещи из мужской коллекции, это как бы и предполагается. Тут вот что очень важно. Когда Фиби Файло в Celine выстраивает свой resort-2017 вокруг традиционного мужского стиля 1950-х — мешковатые брюки с высокой посадкой, широкие плечи двубортных пиджаков, песочные плащи,— в этом нет эффекта «Белокурой Венеры», то есть Марлен Дитрих в смокинге, воспринимавшейся как вызывающе сексуальный образ. Девушки носят мужское потому, что носят, и потому, что это классно и модно, а не потому, что «подчеркивает женственность» и «это так сексуально». Гендерная амбивалентность — не перверсивная сексуальная игра (а также не унисекс, не андрогинность и не нормкор). То, что этот стиль — важный феномен новейшего модного времени, косвенно доказывают и резкий скачок продаж Gucci и Saint Laurent (два самых быстро растущих бренда конгломерата Kering), и коммерческий успех Vetements. Оказалось, что в витрине можно с большим успехом выставлять мужской манекен в алой шелковой блузе и женский — в папином пиджаке и плаще. И все это разлетается с космической скоростью. Но вульгарные и очевидные экономические соображения (глобальный рост продаж замедлился, креативный кризис, дефицит кадров, необходимость «обрезать косты» и «две коллекции дешевле, чем четыре») не объясняют сути явления, хотя и служат косвенным указанием на нее. То, что на новый фэшн-календарь переходят самые разные бренды — Coach и Burberry, с одной стороны, Gucci и Saint Laurent — с другой, Calvin Klein — с третьей, Bottega Veneta — с четвертой, говорит о глубинных изменениях сознания тех, к кому обращается мода. Еще 20 и даже десять лет назад продавать мужские вещи вместе и одновременно с женскими было решительно невозможно. Том Форд, когда делал свои шелковые бомберы, расшитые птицами и драконами, и свои яркие шубы (минувшим летом все это показали на выставке во флорентийском музее Gucci, где Микеле, ее куратор, отдал дань Форду как своем духовному отцу), и помыслить не мог об этом. Насколько же с тех пор изменились представления о мужском и женском и насколько раздвинулись границы гендерного сознания. Конечно, должно пройти несколько сезонов в новом режиме, чтобы мы могли увидеть самое интересное — как разные бренды будут решать эту задачу. Потому что, если у вас было, например, 60 выходов на женском шоу и 30 — на мужском, это не значит, что на общем вы просто механически соедините их и покажете 100. Тут нужна ясная концепция. Послужит ли объединение показов унификации стиля мужских и женских коллекций? Или, напротив, мужское и женское окажутся противопоставлены еще сильнее, чем прежде? Есть ли перспектива перехода на новую систему у тех брендов, где мужскую и женскую коллекции делают разные дизайнеры в очень разном стиле? Интересно также, насколько новая система, обусловленная гендерной амбивалентностью, сама станет для нее катализатором. Теоретически глобальное движение в сторону слияния мужских и женских показов может привести не только к такому же глобальному размыванию гендерных стереотипов — напротив, они могут обостриться и обозначиться четче нынешнего. Вместо слияния мужского/женского мы можем увидеть как новую брутальность, так и новую женственность. То есть этот процесс может оказаться вполне диалектическим, поэтому следить за ним будет особенно интересно. Кроме клише о быстро меняющемся мире заключить эти рассуждения следует вот каким наблюдением. Мы переживаем мировой консервативный разворот и подъем патриархальных ценностей, и в этих обстоятельствах мода оказывается не просто опорой либеральных настроений, но и пространством будущего. Мужское, соединенное с женским, это не вызов трамповскому «женщина должна одеваться как женщина», это обращение к тем, для кого в принципе нет проблемы в подвижных гендерных границах. Женщина, одетая как женщина, мужчина, одетый как женщина, женщина, одетая как мужчина, или мужчина, одетый как Джеймс Бонд,— да ради бога, it’s not a big deal. Для этих людей — да, молодых по большей части,— которым сейчас будут показывать мужские и женские коллекции вместе, это нормальное положение вещей, это часть их мира. И в этой новой норме и есть самый большой вызов. Елена Стафьева