Собаченьки кровавые в глазах
Говорят, фейсбук – самая сознательная, самая политизированная соцсеть в России. И в чем же выражается сознательность? Я сначала удивлялся, почему так, откуда эта зависимость от дурных эмоций. Дошло наконец, как это работает. Ох уж мне эти американские интернеты! Интернетов, как известно, всего четыре. «ВКонтакте», «Одноклассники», Facebook и все остальное. И смотрите-ка. В одноклассники заходишь – лепота. Шашлык-машлык, дача-машина, отпуск, привет с Нового Афона. В контакт заходишь – как на половину Принцессы: разговоры о хороших людях, музыка, юмористические картинки. А в фейсбук заходишь – как в девять кругов ада. Comedia Divina, читали? Слова Данте, цветные картинки – Босха. «Этот гад, гад! И эта туда же – гадина! Дурят народ, затягивают на шее веревку! Какие ж сволочи...» Несколько лет назад было принято смеяться на либеральным мемом «атмосфера ненависти». Я сам над ним смеялся – пока лицо не устало. Говорят, фейсбук – самая сознательная, самая политизированная соцсеть в России. И в чем же выражается сознательность? В чем политизированность? В концентрации возмущения и подозрительности? Я сначала удивлялся, почему так, откуда эта зависимость от дурных эмоций. Потом возмущался и размахивал руками. А потом понял. Дошло наконец, как это работает. Помните сказки народов мира, которые мы читали в советском детстве? Женщина из одной деревни узнает секрет колдуна Мбембе. Разболтать нельзя, – Мбембе скормит ее леопардам и крокодилам. И не разболтать нельзя – душа лопнет. В «массовизированном обществе» человек вынужден раз за разом бежать «куда все» (фото: Francesca Bifulco) Женщина берет калебас (маракас, прибамбас, находит дупло в баобабе, роет ямку в земле) и шепчет туда: «У великого Мбембе четыре уха!» (Ну, или в чем там секрет.) Ей становится легче – она разделила бремя знания с калебасом. И запрет не нарушен, вернее, нарушение его опосредовано. Опосредование нарушения запрета – начало культуры, так по Фрезеру. Читали? Джеймс Фрезер, «Золотая ветвь». Вот и у нас так. Идет человек по интернету, насвистывает, думает, как не помереть с голоду и сделать краше, лучше жизнь. Вдруг – опаньки, фоточка: разрезаные собаки лежат. Ужас! Или поэтесса Как-звать-забыл про Россию гадкие стишки написала. Важно ли это для нас настолько, чтоб немедленно сообщать о находке миру? Нет. Но нам от этих впечатлений становится плохо. Что делать? Держать в себе, ждать, пока всосется? Ага, щаз. Человек инстинктивно поступает по-умному. Сноровисто, как та африканская дама из сказки, жмет на «репост» и отправляет дальше все, что его отравило: собачек, поэтессу, новый законопроект, – все. Отрава отправляется гулять по свету, отравляя кого-нибудь еще, но человеку становится легче. Икота, икота, с меня на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого. Простой, но действенный принцип. Именно так это работает. И не спорьте, пожалуйста! прочтите книжку Дагласа Рашкофа «Медиавирус!», а потом спорьте. Я почему в таком развязном тоне пишу? В книжке Юрия Бородая «Эротика. Смерть. Табу» говорится, что сарказм – это реакция человека на боль. Ежедневное пребывание в одной из соцсетей оставляет мне невеликий выбор: либо включиться в круговорот дряни, либо прибегнуть к кривлянию. Человек кривится, когда больно. Или когда противно. Возникает вопрос: откуда берутся все эти кровавые собачки, весь этот негатив для соцсетевого фидбэка? Американские сержанты в лабораториях гибридной войны подкидывают? Как в фильме «Три дня Кондора»? Не исключено. Но, полагаю, все же дело в другом. В массовизации общества. Интернет же – инструмент массовизации. Что такое «массовый человек»? Обычный, такой, как все. Продукт среды. Куда все побежали, туда и он. А что такое «массовизированное общество»? Это общество, в котором любой человек, в том числе и ощущающий себя сугубой индивидуальностью, вынужден раз за разом бежать «куда все». Что любопытно – в XIX веке обычного, заурядного человека называли «подлым». В этом слове не было ругательного смысла (ну, почти – как почти нет его в слове «массы»). «Подлый» – это тот, кто подле, около, «парень из соседнего двора». И в слове «пошлый» ругательного смысла когда-то не было. «Пошлая жизнь» – значит рутинная, вошедшая в обычай, в привычку. Пошло то, что «в жизнь пошло» (в тираж вышло). Один из характерных симптомов нашего пошлого времени – постоянный страх оказаться обманутым, «потерпевшим». И, соответственно, – удовлетворение от того, что ты не дал себя «развести». Это как раз и есть то, что в старом русском языке называлось «подлостью» или «низостью». Не дать себя обмануть – это доблесть для той среды, которая существует по правилам «не обманешь – не проживешь». (Не зря же массовизированное общество называют еще и рыночным...) Между этой доблестью и скотством грань тонкая, скользкая, как между «то ли ты украл» и «то ли у тебя украли». Сейчас закончится возмущенный вопль, и мы продолжим. Удовольствие от того, что тебя не обманули, сродни удовольствию от того, что ты сам обманул. Разные агрегатные состояния одного и того же вещества. Это моральная западня. Стремление избавится от негативной эмоции (тревоги, возмущения, отвращения), поделившись ею, – это та же самая западня. Поделился пакостным стишком или постом Ксении Лариной – считай, что это ты его написал. А гневный комментарий значения не имеет. Сказав «говорить слово «ж…па» нехорошо», ты говоришь слово «ж…па». «А куда же возмущение девать? Куда девать гражданскую бдительность и позицию?!!» Ну… ответ где-то в предыдущем абзаце. Лев Пирогов, литературный критик, публицист
