«Кадык мне удалили за счет родителей»

В России тема трансгендерности связана с самыми разными предубеждениями: переодевание в одежду противоположного пола, например, считают если не расстройством психики, то попыткой эпатировать окружающих. Однако современная наука не признает трансгендерность заболеванием или отклонением, а считает врожденным свойством личности, которое формируется под влиянием генетических факторов. «Лента.ру» побеседовала с российскими трансгендерами о том, как они научились принимать себя и как окружающие приняли их выбор. В отличие от транссексуальности, трансгендерный переход из одного пола в другой, как правило, не предполагает операции, а ограничивается приемом гормонов. Трансгендеров также не стоит путать с трансвеститами, которые перевоплощаются в человека противоположного пола посредством париков, одежды и иной атрибутики, но психологически не относят себя к другому полу. Большинство трансгендеров не торопятся приводить свою анатомию в соответствие с половой самоидентификацией, хоть и признаются, что с детства ощущали дискомфорт от пребывания в собственном теле и понимали, что отличаются от других детей: тайком переодевались в женскую одежду, учились пользоваться косметикой. Кристина Давыдова, Москва: Где-то лет с пяти я начала понимать, что отличаюсь от других детей. Я чувствовала волнение, представляя себя кем-то еще, примеряя иную идентичность, какого-то нового человека. Быть «не таким, как все» трудно в любом обществе — не только в плане гендера, а, например, в отношении политических взглядов и даже музыкальных предпочтений, особенно для ребенка. В детстве это смешивалось со стыдом: казалось, что надевать вещи сестры и мамы — что-то запрещенное и плохое. Но в нарушении запретов есть своя прелесть. Родные скорее приняли, чем нет. Был период, когда я отращивала длинные волосы, делала электроэпиляцию лица, и оно сначала опухало, а потом покрывалось красной коркой. В семье были постоянные скандалы. Родители говорили: «Опять ты себя уродуешь! Мы сына растили! Что скажут наши знакомые? Тебя на улице побьют». В какой-то момент мы договорились, что, приходя к ним, я не надеваю слишком женственную одежду, а они не наезжают на тему моей трансгендерности. Мне трудно поставить себя на их место, тем не менее я могу их понять, все же они были и остаются моими самыми близкими людьми. Со сверстниками было сложнее: когда твой внешний вид не такой, как у других парней, это наталкивается на неприятие в их среде. Кроме того, женственная внешность при мужской социализации вредит карьере и, хоть и в меньшей степени, учебе. Друзей у меня мало, больше знакомых и людей из общих тусовок. С 22 лет я практически не сталкивалась с негативным отношением к транссексуалам в своих компаниях — возможно, из-за того, что я выгляжу как девушка, а не как накрашенный парень. Компанию я подбирала из различных неформальных течений. После университета добавились всякие фрик-шоу, тематические мероприятия и выступления. В целом в этой среде гомосексуальность или транссексуальность — явление вполне обыденное, на этом не принято заострять внимание и тем более дискриминировать. Не скажу, что реакция мужчин на меня отличается от реакции женщин. Как правило, мысль о том, что их знакомая, коллега или соседка — трансгендер, занимает людей на пару минут. Потом они вновь переключаются на мысли о том, где бы заработать денег да как выплатить ипотеку. Лет в 19 я сильно поправилась — до 80 с лишним килограммов. По всему телу было много волос, особенно на лице. Из-за внешнего вида началось отвращение к самой себе, частые депрессии. В определенной степени я зациклена на том, как выгляжу, и в этот период было труднее всего убеждать себя в том, что я девушка. Александра Михайлова, Самарская область: Мне трудно понять, какое дело обычным людям до того, как мы живем. А живем мы так же, как все. На других людей не кидаемся, как вампиры какие-то, не наносим обществу никакого вреда. Глупо отрицать тот факт, что люди с нестандартным мышлением создавали непревзойденные шедевры, которые сейчас стоят миллионы долларов. Разве я могу жить как парень только потому, что от меня того требует общество? В моем случае притворяться невозможно. Озлобленность, которая окружает трансгендеров, мне непонятна: природа создала нас другими. Я уверена, что агрессия к ЛГБТ искусственно раздувается, чтобы отвлечь людей от реальных проблем. Мама прекрасно понимала, что я такая, какая есть. Подбадривала и говорила, что мне нужно было родиться девочкой. Мне всегда нравилось помогать ей по дому, готовить вместе с ней. Но принять себя в этой оболочке было крайне трудно. Непросто свыкнуться с тем, что это навсегда: внутри тебя одна начинка, а оболочка — совершенно иная. В школьные годы у меня было две неудачные попытки суицида, одна из них — в младших классах. Впервые я узнала о том, что не одна такая, уже по прошествии лет — благодаря интернету. Начала интересоваться причинами своей нетипичности. Еще в советское время мне попался выпуск журнала «Работница», в котором рассказывали историю человека, сделавшего операцию по перемене пола в Израиле. В какой-то момент это дало мне надежду. После этого я неоднократно думала о такой операции, но пока на это нет средств. И накопить их, наверное, не удастся. Скорее всего, возьму кредит, как моя старая знакомая. Сейчас она живет в Москве жизнью обычной девушки. Но меня и без операции часто на улицах, в магазинах и на работе принимают за девушку. Прохожие, бывает, показывают пальцем. Один раз девочка спросила у мамы: «Это дядя или тетя?», и та ответила, что дядя. Разумеется, с агрессией окружающих мне пришлось столкнуться на собственном опыте. Мы шли вдвоем с подругой, она тоже трансгендер, обе в женской одежде. Нас окликнули какие-то парни: «А чего у тебя груди торчат? Ты в лифчике?» Я ответила, что у меня своя грудь. После этого они начали кричать, что они нас, педерастов, сейчас к чуркам отвезут, чтоб из нас девочек сделали. Потом начали бить, моей подруге досталось сильнее. Один из парней предлагал нас пристрелить и в воду сбросить или спалить заживо. Мы написали заявление в полицию, затем было опознание, нас долго допрашивали. Сколько били, куда, кто, с какой интенсивностью — как будто я должна была лежать и подсчеты производить. После всего этого их просто отпустили, и мы встретились в коридоре. Тут, в глубинке, нам не до спокойной жизни, чего уж говорить о праве быть собой. София Панельная, Москва: Принять себя чертовски сложно, но больше не из-за «девочки внутри», а из-за сопутствующих проблем. Так случилось, во всяком случае, у меня: я не дружила с системой образования, одноклассников избегала, учителя слегка давили, но больше старались не обращать внимания. Возможно, чувствовали мое внутреннее отчуждение. Во многом оно выражалось посредством немотивированной агрессии, переходящей в презрение и страх. Например, могла разодрать кому-нибудь лицо ручкой ради смеха, убежать в туалет, чтобы поплакать, а потом посмеяться. Осознание себя «девушкой внутри» появилось уже после полового созревания, примерки маминых шмоток и первых отношений с мужчиной. Он был старше на 10 лет. Поначалу я уезжала к нему на выходные и скрывала от мамы смысл моих поездок. Это продлилось недолго — я плохо умею хранить секреты. Впрочем, мама не была против, она вообще никогда не была против. В 10 лет я воровала у нее тушь для ресниц, потом она нашла у меня секс-игрушки — посмеялась и сложила обратно. Школу я прогуливала класса с шестого, в десятом меня выгнали из гуманитарного лицея. Не знаю, зачем я туда пробивалась и для чего мама за это платила. Моего интереса хватало на лекции в режиме «хочу слушаю — хочу ухожу», но как только начиналась обязаловка, я никогда не приступала к выполнению заданий. Через месяц после позорного ухода из школы мама оплатила учебу в третьесортном колледже. Нагрузка была минимальная: приходи к обеду несколько раз в неделю — но и это меня раздражало, так что вскоре я перестала посещать это место. Мой парень помог мне быстро и довольно качественно мутировать из агрессивного школьника в довольно симпатичную девушку. Он заботился обо мне: покупал хорошую еду, готовил, помогал с волосами, с кожей. Лишние родинки мы удалили, шмоток накупили, от волос на лице избавились фотоэпиляцией и гормонами, которые я начала принимать с 16 лет — через полгода после нашего знакомства. Грудь выросла, лицо округлилось, появились ляжки и талия. Кадык мне в ноябре за счет родителей удалили. Заодно связали голосовые связки, чтобы голос феминизировать, сделать его выше. Когда собирала справки для операции, участковый врач проявила невероятную участливость, доброту и заботу — помогла все сделать быстрее и проще, да еще и называла меня София, а не по паспорту. Впрочем, к женственности своего образа я никогда не подходила с фанатичностью. Платья не ношу, одеваюсь в стиле унисекс. За исключением шортиков у меня почти мужской гардероб, но это не играет роли, ведь за парня меня давно не принимают. Я всегда ощущала себя собой, без четкого разграничения по полу, не примеряя на себя мужскую роль, особенно в социальном плане. Общество говорило мне, что я мальчик, а я и не возражала, потому что это меня ни к чему не обязывает. Всегда можно кивнуть головой, а внутри остаться чем-то бесполым и неопределившимся. Идея отмечать гендерные праздники мне кажется полной бессмыслицей. Пол как биологическое явление — это не чья-то заслуга, чего тут праздновать? Хотя подарки я, конечно, могу получить. Лада Преображенская: Нет точки отсчета, с которой можно было бы сказать: именно с этого все началось. Маленьким мальчиком в возрасте четырех лет я играл во дворе не с пацанами, а с девочками. Но разве это можно считать осознанием принадлежности к другому гендеру? И лишь в зрелом возрасте мне стало понятно, что происходящее со мной — не сумасшествие, а пусть и не очень распространенное, но нормальное явление. Было это всего лет пять назад. Сбросить с себя железную маску, которую носил 40 лет, нелегко. И это не было каким-то решением, которое приходится взвешивать, это был естественный процесс превращения куколки в бабочку. Познав саму себя, вдохнув воздуха, увидев мир, этого джинна уже не загнать обратно в бутылку. Но теперь, когда я вынуждена быть в мужском гендере, приходится скрывать саму себя от представителей государственных органов, от партнеров по бизнесу, от матери, от старых институтских друзей. Они просто не поймут и от чистого сердца посоветуют лечить голову. Думаю, что им и не стоит об этом узнавать, иначе со многими придется расстаться навсегда. Из близких знает только бывшая жена. Она была моим наставником и лучшей подругой. Учила походке, макияжу, женскому поведению в обществе, хорошим манерам. На сборы перед выходом на улицу иной раз уходит до трех часов — только так получается ненавистное мужское лицо сделать женским. Путь от осознания себя до начала гормональной терапии очень долог. По идее, нужно идти на прием к эндокринологу, а до этого получить заключение психиатрической комиссии. Пройти ее непросто и дорого. Кроме того, нужно иметь хорошее внешнее сходство с желаемым гендером. В моем возрасте, чтобы добиться этого, уже нужно принимать гормоны, так что я сама подобрала препараты. Опознают меня крайне редко. Я замечаю, что мужчины разглядывают меня с интересом, знакомятся в метро и на улицах. Таксисты пристают время от времени. Женщины, если опознают, смотрят с показным осуждением и демонстративной насмешкой, но бывает, я вижу в их глазах нескрываемое любопытство и даже восхищение. А вот мое отношение к мужчинам и женщинам не то что изменилось — оно прямо перевернулось. Поскольку я была и осталась гетеросексуальной, меня по-прежнему тянет к противоположному гендеру. Только теперь это мужчины. До перемены гендера меня тянуло к женщинам. Я всячески стараюсь избегать любых конфликтных ситуаций, чтобы не подставлять себя. Крайне редко, при крайней необходимости, с диким дискомфортом я одеваюсь в мужское. Например, для полета в самолете. Я работаю архитектором, в женском обличье пока не хочу ходить на встречи с клиентами — из-за этого просто не общаюсь с ними напрямую. Помимо основной работы, я раскручиваю в соцсетях паблики по трансгендерной тематике. Вместе с подругой открыли фотостудию для трансгендеров, в которой создаем их образы и проводим фотосессии. Пока только так мне удается реализовать себя профессионально в женском гендере.