Кацов: Евтушенко "закрыл за собой эпоху", когда поэт был глобальной фигурой
ВАШИНГТОН, 3 апр – РИА Новости. Смерть Евгения Евтушенко "закрыла дверь" эпохи, когда поэт был глобальной структурообразующей фигурой, считает известный российско-американский журналист, телеведущий, поэт и писатель Геннадий Кацов, проживающий ныне в Нью-Йорке. Евгений Евтушенко скончался в субботу в США на 85-м году жизни. Титаны уходят Кацов полагает, что "смерть Евтушенко обозначила конец эпохи титанов". "В данном случае – титанов русской литературы". "Ушла целая эпоха, ведь он – один из последних "шестидесятников". Как писал Бродский, "за мной не дует". Евтушенко закрыл за собой эпоху величиной в шесть примерно десятилетий", — сказал Кацов РИА Новости. По его словам, "видимо, сегодня другие литературные масштабы". "И это связано с определенной унификацией, с более дифференцированным взглядом и на литературу, и на общество. С другой ролью, которую играет сегодня в обществе литература", — отмечает он. Кацов добавил, что сейчас "все стало профилированным и рассредоточенным по своим целевым нишам". "И в роли пророка не столько литератор, эстетствующий шаман или философ, сколько рок-певец или звезда Голливуда", — считает он. Голос поколений "Для меня он (Евтушенко) был человеком из разряда уникальных, в немалой степени – хроникер своего времени и один из тех, кем это время назовут", — отмечает Кацов. Он признается, что "за исключением нескольких стихотворений и одной поэмы" не особо любил Евтушенко как поэта, но для его родителей Евтушенко "был знаковым". "Но для людей даже на 10 лет меня старше он был голосом их поколения, как и Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Леонид Губанов. Их можно пересчитать, казалось бы, по пальцам, а с другой стороны, в этот ряд умещаются десятки фамилий", — продолжает Кацов. "То, что писал Евтушенко, безусловно, было важно в конкретный исторический момент. И в этом еще одна составляющая его дарования", — отметил он. "Он умел сказать так, чтобы сконцентрировать внимание на главном и актуальном, и чувствовал время, когда это сказать необходимо. С одной стороны, это можно назвать гениальным чутьем, что мало кому дано, а с другой – избранничеством, поскольку историческая эпоха выбирает тех, через кого она может высказаться, и это в итоге всегда редкая удача для избранника, как бы ни сложилась его судьба", — сказал Кацов. Именно поэтому, по словам Кацова, без Евтушенко это время "непредставимо, и какие-то его стихи сохранятся и их будут знать потомки". Поколение поэтов времен Перестройки Кацов отмечает, что молодое поколение российских поэтов, к которым он относит и себя, пришедшее в конце 1970-х — начале 1980-х годов, больше ориентировалось на западную литературу и на "литературные пласты, скрываемые и замалчиваемые в советские годы: ОБЭРИУты, акмеисты, символисты". Поэтому у новой нарождающейся литературной элиты времен Перестройки, пришедшей вслед за "шестидесятниками", нередки были споры. "Мы считали, что то поколение все сказало, и настало время говорить нам", — объясняет он. Кацов вспоминает, как в начале Перестройки был на встрече поэтов разных поколений в редакции "Литературной газеты". "С одной стороны – Евтушенко, с другой – Александр Еременко, Алексей Парщиков, Иван Жданов, то есть известная сегодня тройка, представляющая один из последних литературных "измов" русской литературы – метареализм", — сказал он. Тогда они "читали стихи, довольно вяло общались". Кацову запомнилось, что Евтушенко ощущал себя мэтром и был даже резок с молодыми писателями. "Мне кажется, он все еще не был готов принять тот факт, что время плакатной гражданской поэзии, которая собирала стадионы, прошло и выросла новая аудитория, которой были необходимы иные риторика, уровень сложности текста, герой (или вообще его отсутствие)", — говорит он. Испытание временем Другая встреча Евтушенко и Кацова произошла почти через десятилетие с момента его эмиграции в США — в 1998-м году. Тогда публицист взял интервью у Евтушенко для американского журнала. По его словам, "поначалу Евтушенко сообщил, что у него совсем на интервью нет времени. "То есть мне еще повезло, поскольку известны истории, когда интервьюеров, которые ему не нравились, он спускал с лестницы", — добавил Кацов. "Но мы во время беседы разговорились, и в конце он даже поинтересовался, что я хочу еще у него узнать. Это был совсем не тот человек, которого я помнил по встрече в "Литгазете": спокойный, благожелательный, приятный собеседник, которому есть что сказать по самым различным темам, и не только литературным", — пояснил он. Мудрость как талант Оценить, насколько Запад изменил Евтушенко, Кацов однозначно сказать затруднился. "Мне кажется, что Евтушенко стал осторожнее говорить о том, что происходит в России. Бывает, когда люди не считают себя вправе судить о том, к чему они имеют далекое отношение. Возможно, с этим связана такая сдержанная позиция", — добавляет он. "Вообще, мне кажется, он был очень проницательным, вдумчивым, рассудительным человеком. Как-то я прочитал, что после встречи с Иосифом Бродским Сэр Исайя Берлин в одном из своих интервью сказал, что при всей гениальности, прежде всего Бродский – умный человек. То есть для Берлина умный – это редкое, исключительное качество, штучный товар", — продолжает он. "Вероятно, то же можно сказать о Евтушенко. Можно ведь быть гениальным, но с умом при этом не повезло. Для того, чтобы быть в эпицентре эпохи и при этом не потеряться, идти на компромиссы, но сохранить себя по гамбургскому счету – одного таланта и чутья недостаточно", — заключает собеседник агентства.
