Алена Долецкая: «Смиренное осознание своего места и делает человека великим»

Бывший главный редактор российских Vogue и Interview, автор кулинарных книг и куратор выставок запустила второй «Курс глянцевой журналистики», посвященный всему процессу производства модного медиа — от менеджмента до дизайна. «Коммерсантъ Стиль» Алена Долецкая рассказывает о своих авторитетах в модной журналистике, кулинарии и искусстве хорошо жить. — Какие у вас были ориентиры в профессии, когда вы начинали? — Начиная работать в Vogue, я ориентировалась на три западных издания и их трех главных редакторов — Анну Винтур (американский Vogue), Алекс Шульман (британский) и Франку Соццани (итальянский). Винтур идеально препарировала модную сцену коммерчески. И еще у нее я научилась запредельной амбициозности. Ей удавалось заключать эксклюзивные контракты с лучшими фотографами мира вроде Стивена Майзела, но все эти фотографы обязательно адаптировались к стилю издания. Алекс Шульман, наоборот, присуща интеллектуальная демократичность — она охотно разговаривала с читателем. В ее журнале было меньше диктата и больше диалога, но диалога остроумного и колкого — Алекс это принесла из Tatler. Английскому видению жизни вообще присуща эксцентричность, абсолютно недопустимая, например, у американцев. Наконец, у Франки Соццани я училась ее сосредоточенности: глобально в своей работе она всегда била в одну точку — надо понимать, что аудитория итальянского Vogue была крошечной по сравнению с тиражами американской и британской версий. И Франка разговаривала с индустрией, с самыми влиятельными участниками всей этой модной заварухи. Моей же задачей было поместить эстетическую и культурную уникальность России в контекст всего мира. В русском Vogue мы мало синдицировали западные съемки, потому что при переносе менялся контекст. Пришлось выстраивать русскую эстетику, с ее особенностями вроде византийской любови русских к роскоши, к чему-то избыточному, но не вульгарному. — Какие российские женщины всегда были вашими героинями? — Екатерина Великая. Да, вы скажете, что она не была русской. Но это один из уникальных российских монархов, императрица, которая столько сделала для страны и установила такую высокую планку в области искусства, архитектуры, градостроения, ландшафтного дизайна, книгоиздательства и много чего еще, что ее влияние видно спустя столетия. В Екатерине II есть все, что меня восхищает в русской женщине: несомненная сила, умение пользоваться своей властью. К тому же она прекрасно разбиралась в одежде: знала, что наряд — всегда продолжение личности. Для меня также невероятно важны все наши актрисы с 1930-х по 1970-е, женщины удивительной мощи, которые смогли раскрыть свой талант и в театре, и на экране, а в свет умели выходить так, что ничем не уступали заезжим западным звездам. И наконец, современные женщины, облеченные властью по роду своей деятельности,— Ирина Антонова, Зельфира Трегулова. Они добились успеха своими собственными усилиями, а не благодаря финансовым вливаниям кого бы то ни было. — Кого из журналистов вы читаете годами, кто, на ваш взгляд, держит марку и по-прежнему чувствует время? — Из обозревателей моды читаю Кэти Хорин — куда бы она ни писала. Она не теряет уровня. У нее очень глубокая аналитика и знание процессов моды от и до. Ванесса Фридман из Financial Times, а позже — The New York Times пишет суше, препарирует моду и с точки зрения финансовой, и с точки зрения эстетической. Это крайне сложная задача. Мне очень нравится фундаментальность Анджело Флакавенто, тем более что в Италии не так много журналистов большого масштаба. — А в области кулинарии кто для вас авторитет? — На меня очень сильно повлиял Вильям Похлебкин: он знал все о продуктах и блюдах, которые описывал. Если речь шла о чае — он рассказывал буквально о конкретном чайном листе, не забывая про то, что об этом написали Бунин, Пушкин, Тургенев, а еще — про то, как правильно заваривать китайский чай, и индийский, и цейлонский. В новое время меня осчастливили Гордон Рамзи, Джейми Оливер, Найджела Лоусон и Йотам Оттоленги, англичанин израильского происхождения (он подкупил меня любовью к специям). Один из самых важных шагов в развитии кулинарии в России сделала Вероника Белоцерковская — она и сама прекрасно готовит, и к работе привлекала лучших тосканских, французских и других шеф-поваров. — Теперь об издательском бизнесе: кто правильно делает его сегодня? — Натали Массене запустила Net-a-Porter, когда над ней все смеялись в голос. Теперь она уже продала свою долю и ушла в Farfetch. То, как подошла Массене к миру моды, абсолютно блистательно, ее модель пытаются копировать во всех странах. Она пошла от обратного — начала с магазина в интернете, а потом уже внутри него стала развивать журналистику. Такой ход наоборот оказался своевременным и правильным. И издатель индепендент-журналов Dazed & Confused и Another Джефферсон Хак вроде никогда не имел амбиций стать гигантом бизнеса, а в итоге выиграл битву за читателей, быстрее всех в мейнстрим-прессе ушел в правильную цифру, благодаря чему получил дополнительные контракты, чтобы его издательский дом процветал и развивался. — Кто, по-вашему, умел или умеет одеваться? — Самое интересное, что я не могу назвать, например, определенную икону стиля своей молодости. У Инны Макаровой было одно, у Ирины Скобцевой — другое, у Анастасии Вертинской — третье. Но, опять же, их личный стиль сочетался с их внешностью, поведением, телом, голосом и характером. Для меня было потрясением, как «несла» на себе платье Анита Экберг в «Сладкой жизни», как она сополагалась с вещами. Мой стиль складывался из очень многих влияний. Поэтому меня веселит, когда я вижу, как женщины пытаются скопировать «мой стиль». Сама я даже не могу вспомнить иногда, у кого и с чем видела какие-то вещи, которые потом надевала и сочетала. Идеально носила вещи Грейс Келли. Она очень точечно выбирала то, что ей шло, а, с другой стороны, всегда соответствовала каждой конкретной ситуации. Многие женщины не понимают, как жить в вещах, которые надели, а вот она умела. И конечно, Грета Гарбо в своей личной, не экранной уже жизни. Я внутренне с ней иногда разговаривала и спорила — например, почему она так стеснялась своего 40-го размера ноги и носила плоское. Пропорции ее роста позволяли ей носить каблуки. Впрочем, я понимаю, почему она это делала: когда она ушла в тишину, ей было важно не выделяться, она и так была высокой и худой. Но то, как Грета Гарбо сочетала вещи, как будто небрежно выходила в магазин,— это блистательно. Восхищает Елизавета II, причем и в парадных, и в не парадных выходах. Ее в молодости можно было назвать красивой женщиной, но ведь за 90 лет можно легко превратиться в куклу самой себя, что со многими и случалось. Хелен Миррен идеально показала ее стиль в «Королеве» — кстати, вот еще одна моя любимая женщина. Она не всегда носит платья, которые ей идут, но я ей прощаю, потому что она гениальная актриса. Хелен Миррен, как многие англичане, олицетворяет собой humbleness — это слово означает не скромность или застенчивость, а смиренное осознание своего места. И это качество делает человека великим. Как только такие рамки разрушаются, появляется самое страшное, что я ненавижу в жизни,— вульгарность. — Про какой фильм вы могли бы сказать, что он повлиял на вашу жизнь? — «Полет над гнездом кукушки». Именно в нем хорошо показано осознание того, что нужно сопротивляться преступному нарушению логики жизни или разрушению ее красоты. Для меня это сопротивление — никакой не героизм, а мой образ жизни. Я такая, есть и буду. Никогда не стану терпеть подлецов и идти на компромисс с тем, что мне мерзко. — Кого вы можете назвать мудрым человеком? — Клементину Черчилль. Она как-то написала мужу письмо в сложное для него время, в 1940-м. И удивительно женским умным образом заставила его усомниться: все ли он делал правильно в тот момент. Способность помочь человеку не критикой и не осуждением, а перенаправлением в другой способ мышления, бесценна. — Есть ли человек, с которым вы пребываете в диалоге? — Я с удовольствием всегда открываю Мишеля де Монтеня, аристократа, мыслителя, мэра, гуляки и человека, как мне кажется, невероятно страстного. Он разговаривает со мной через четыреста с лишним лет так, будто сидит напротив и пьет кофе. Но при этом я на него смотрю абсолютно снизу вверх. Меня привлекает его реализованность в разных сферах и многомасштабность личности. В этом и есть полнота жизни — он реализовал свой потенциал настолько, насколько это возможно. Текст: Геннадий Устиян