Неложные цели Столярова. В семье писателя Георгиевский крест деда изъял КГБ
И всё это время писал. Сначала - в газету. А потом уже свои книги. Их уже шесть. Сейчас в работе седьмая. В июне Анатолию Васильевичу Столярову будет 75. Кажется, что столько событий не могут уместиться в одну человеческую жизнь. Всё по поговорке: на ловца и зверь бежит. Если он лежит в больнице, то не с кем-нибудь, а с человеком, чей отец был садовником у Мусоргского. Если охотится, то с Климом Ворошиловым. Роберт Рождественский после концерта выпивает у него на кухне. А в поезде он два дня едет с автором «Тихого Дона». «Шолохов в 1965 году возвращался из Стокгольма после получения Нобелевской премии к себе домой,- вспоминает Анатолий Васильевич. - А я ехал к дядьке в Анапу похвастаться красным дипломом. Я окончил секретный аэрокосмический факультет ЧПИ (ныне ЮУрГУ. - Ред.). В ресторане знакомимся. Я - Анатолий. Он - Михаил Александрович! Спрашивает: «Водку пить будешь?» Я даже не понял, кто это - ну, мужик с усиками. С деньгами было туговато, и я заказал макароны. Смотрю, а под ними две котлеты закопаны. Это девушки-столовщицы меня пожалели. А Шолохов посадил выпивать с ним и разговаривать, я и ему показал свой диплом. Прощаясь, он подарил мне перьевую авторучку. Говорит: «Я знаю, что ты будешь писать». Ну я и написал две своих книги этой ручкой. Но она неудобная, поршневая, чернила надо было заправлять. И я перешёл на шариковую». Мамин борщ и дедов крест Он родился в 1942 году на проходной Челябинского фармзавода. Мать очень боялась опоздать на работу, бежала. И когда на проходной захлопнулись дверцы, у неё начались схватки. Мама Столярова, которая большую часть жизни проработала поваром в детском саду, поведала ему чудесную историю ухаживаний отца. «Отец был спортсменом - боксёром, - вспоминает Анатолий Васильевич. - Он ухаживал за мамой и занервничал, когда она вдруг перестала приходить на свидания. Однажды он её выследил, думая, что завела себе другого ухажёра. Подходит, а его конвой останавливает. Отец всех этих бравых людей и положил. Вдруг слышит: «Отставить!» А это ему командует нарком Григорий Константинович Орджоникидзе. Он тут был в служебной командировке, и маму к нему приставили, потому что детсад, где она работала поваром, был неподалёку. И у мамы были вкуснейшие борщи и пельмени!» Долгое время Столяровы хранили подарок Орджоникидзе на их свадьбу. Маме нарком подарил кремовые розы, отцу - галстук. А в семье родного дядьки (со стороны матери) маленький Толя видел другую реликвию - полотенце с вышивкой Элеоноры Рузвельт. И эту историю, рассказанную дядькой, он тоже описал в своих книгах: «Дядька защищал Ленинград. Им с самолёта сбрасывали посылки. В одной была собственноручная вышивка Элеоноры Рузвельт на вафельном полотенце, трубка Черчилля и кубинский табак». Табак дядька выменивал на овёс и благодаря этому выжил и вернулся с войны. А вот другая семейная реликвия, Георгиевский крест деда Ивана, Толику не досталась: «Дел был столяр-краснодеревщик. В 1916 году, до революции ещё, во время Брусиловского прорыва он в атаке свалился в австрийский окоп. И нос к носу столкнулся с офицером-австриякой. Повязал его и повёл к своим. Тот оказался полковником, важным «языком». За этот подвиг дед Столярова получил Георгиевский крест из рук командира, генерала от кавалерии Алексея Максимовича Каледина: «Но когда деда хоронили в красивом гробу из кедра, который он сам и сделал, то на лацкане пиджака не оказалось ленты и Креста. Его снял кагэбэшник, который присутствовал на похоронах». Рассказ в секретной тетради В 1960-е годы Столяров, выпускник аэрокосмического факультета, устроился в Миассе на работу в специальное конструкторское бюро № 385 (ныне - Государственный ракетный центр Макеева). Он придумывал двигатели для ложных целей: «Когда ракета идёт на цель, её ни одна ПРО засечь не должна, - объясняет бывший инженер Столяров. - И вот, чтобы запутать врага, одновременно с ракетой вылетали веером и ложные цели (ЛЦ). Сначала мы с ней зонтики из фольги отправляли. Потом, когда американцы научились их распознавать (по массе), стали делать ЛЦ такой же массой, как и ракеты. Когда они научились определять их по излучению, мы стали цезием их обливать. А потом я изобрёл и двигатель для ложных целей». Столяров - автор семи внедрённых изобретений. Говорим: где физики, а где лирики? Как вас так угораздило - из инженеров-конструкторов в литераторы? И он рассказывает, как однажды в тетрадях с грифом «совсекретно», «особой важности», где и надо было производить расчёты всех этих самых ракет, он написал свой первый рассказ. Про охоту на глухаря. Тетради вечером проверили кагэбэшники, знаменитый первый отдел, и был скандал. И как ни отговаривал его легендарный главный конструктор Макеев, Столяров ушёл: «Я устал работать в обстановке тайны. Ничего нельзя. Молчок». Седина в проводах Столяров ушёл в люди, в мехколонну № 2, и десять лет строил опоры для высоковольтных линий электропередачи на Крайнем Севере: «Седина в проводах от инея. ЛЭП-500 - непростая линия» - помните? Это гимн строителей ЛЭП». И с этого времени он начал много писать! «С разными людьми приходилось работать. На Крайнем Севере суровые вахтовики. Помню, был сварщик-бульдозерист, весь в наколках. Я ему говорю: «А банку консервную заваришь? Заварил. Мы её в воду - не тонет. «А на бульдозере можешь?» - «Могу!» С таким контингентом надо было держать ухо востро. Среди суровых вахтовиков разговор короткий: «Мы тебя в бурку (буровая вышка. - Ред.), начальник, и заливаем бетоном». Столяров до сих пор помнит эти исполосованные тягачами, изжёванные гусеницами дороги, машины, которые под собственным весом по горло уходят в торфяные болота. Когда бульдозер идёт по высоким пням, и его кидает, как консервную банку. «Однажды, когда наш бульдозер задавило лавиной, мы завели накренившийся экскаватор, который простоял брошенным год. И выбрались из котловины ночью в минус 30 без подмоги, - вспоминает он. - А Ворошилов? - спрашиваем. - Маршал Советского Союза Климент Ефремович подарил мне патрон 16-го калибра из своего патронташа (этот эпизод тоже описан в книге Столярова. - Ред.). Его на самолётах спустили на озеро под Троицком, где мы с отцом охотились на уток. Охрана велела нам срочно убираться. Ворошилов извинился, что таковы требования безопасности. Подарил мне патрон, мы ушли на соседнее озеро. А когда улетал, специально пронёсся над нашим озером бреющим полётом над осокой и камышами, чтобы птица вся поднялась и мы настреляли много дичи. Всё было в его журналистской работе. Как-то бандиты хотели подарить ему новенькую «Волгу», чтобы только не писал о «прихватизаторах». Не на того напали! В него стреляли, но Бог отвёл: Столяров поскользнулся на гололёде и остался жив. Кидали гранату, но у неё оказался заводской брак, и она не разорвалась. Как тут не поверить в ангелахранителя?» Он мог бы стать москвичом (работал в газете «Советская Россия»), но столица ему не понравилась. И он вернулся на родину в Троицк, чтобы много лет быть корреспондентом «Челябинского рабочего» по югу области. И поселить в своих книжках самых обычных южноуральцев. В Троицке, где и сейчас живёт Анатолий Васильевич, за что ни возьмись, везде живая история! Но чтобы увидеть эту историю и стоящих за ней людей, нужен такой глаз, как у Столярова. «Сила - в правде!» - говорит он. И признаётся, что 99% его героев - абсолютно невыдуманные персонажи. Они живут тут рядом, неподалёку. Кстати Из книг Анатолия Столярова «Дядька Арсений Зубарев был солдатом осаждённого Ленинграда, 909 дней провёл в осаде. Он вспоминал, что им с парашютов сбрасывали лошадей как тягловую силу. И они молились, чтобы какая-нибудь сломала ногу и её можно было бы съесть». «Дядька вспоминал. Командир орёт: «Взвод, к бою!» А какой бой, встать не можешь, шинель к земле примёрзла. Расстегнешь её, выскользнешь - и за автомат в одной гимнастёрке. Отобьёшь фрица - потом шинель отдираешь». «В 1943 году на станции Троицк из-за течи в котле паровоз сделал вынужденную остановку. А вёз состав с танками. Другого локомотива нет. Есть приказ: устранить поломку. Выход один - дядя Егор полез в горячее нутро топки, чтобы посадить новую пробку на резьбу. Его одели в ватники с головы до ног, полили из брандспойта. А он полз и молился, чтобы хватило дыхания. Горела на руках кожа. Состав с боевой техникой не опоздал. Машинисту, допустившему оплошность с котлом, дали 25 лет лагерей. А дядьке Егору - грамоту».
