«Печень не вечная»: Денис Симачев о том, что творилось в его баре все эти 10 лет

Сегодня, 20 апреля, Simachev Sho & Bar начинает праздновать 10-летие — посетителей ожидается так много, что вместо одной вечеринки решено устроить сразу три. Перед тем как слиться с празднующей толпой, Денис Симачев рассказал Bazaar.ru, с чего все начиналось, развенчал миф о суровом фейсконтроле и объяснил, почему дизайнеры больше не боги. Наталия Туровникова недавно рассказала нам, что вы задумали открыть собственный бар лет за 5 до того, как появился Simachev Sho & Bar. Это правда? Наверное, Наташа говорит о том, как на одной из тусовок в Копенгагене мы рассуждали о будущем. Я тогда был еще студентом, рассказывал ей о своих фантазиях, и они оказались пророческими. Туровникова это запомнила, а я выкинул из головы. Задумка совместить бар с магазином появилась позже. А где вы тусили до того, как открыли свой бар? В разных злачных местах по миру. А в Москве – в баре «30/7». Это было лучшее место в городе, где можно было почувствовать дух настоящего бара. Было круто, напоминало Лондон. До 2007-го у меня в студии на Курской проходили некоммерческие вечеринки. Наверное, там и зародилось мое клубно-барное направление, весь стиль жизни Denis Simachev. В 2007-м барный бизнес был для вас новой сферой — почему вы не стали открывать бар в партнерстве с опытным ресторатором? Мы хотели, но не получилось. Мы искали, кому из рестораторов и промоутеров можно это доверить, но все отказывались. Аркадий Новиков благословил меня на это дело, сказал, что, кроме меня самого, никто с этим не справится. Может быть, это к лучшему, потому что, если бы пришли профессионалы и по своей схеме построили этот бизнес, все пошло бы в другую сторону. Было непонятно, кого приглашать, — и мы стали привлекать всех своих друзей. В этом наша самая большая удача. Сейчас центр Москвы сложно представить без вашего фасада под хохлому. Каким было это здание, когда вы его только нашли? Это был маленький мещанский особнячок. Говорят, что когда-то здесь был полицейский участок, в котором Пушкин получал паспорт. Нам очень нравится этот слух. Все рестораторы, с которыми мы консультировались, отговаривали нас от этого помещения. Тогда переулок была закрытым и депрессивным: магазины пугали людей, продавцы высматривали и выхватывали прохожих, поэтому здесь мало кто ходил. Тяжелое было место. Добавить сюда веселья, оживить улицу было одной из моих задач. Фасад здания мне не понравился, он совершенно не отражал всего пафоса и юмора, который мы вокруг себя придумали. Я захотел покрасить этот особнячок в черный цвет. Но согласовать такой проект не получилось. Тогда мы временно закрыли фасад строительными лесами, затянули баннером с хохломой. Так все и осталось: убрать хохлому уже невозможно, потому что люди ее воспринимают как часть московского архитектурного ландшафта. Вы сами искали предметы декора. Какой предмет пришлось добывать с боем? Стеклянную люстру в центре зала. Ее автор сделал две люстры для своего дома, мне пришлось уговаривать его, чтобы он продал одну из них. Мне очень понравился этот стеклянный сталактит. За прошедшие 10 лет вам ни разу не хотелось переделать интерьер? Нет, как построили тогда, так все до сих пор и стоит. Здесь все сделано очень надежно. Я отказывался от фейковых материалов — никакого гипсокартона. Даже лепнина настоящая. Конечно, постоянно проводится мелкий ремонт. Бар работает 24 часа 7 дней в неделю — что-то постоянно ломают, разносят в пух и прах. Одно время вы думали превратить Simachev в сеть баров. Почему не сложилось? В первый же год бар имел большой успех, и мы планировали запустить сетевой проект — почему бы и нет? Но когда мы стали его описывать, собирать нормы и вбивать в бренд-бук, стало понятно, что все настолько индивидуально и спонтанно, что представить это в другом городе, в другом помещении невозможно. А главное — нельзя растиражировать команду, которая здесь работает. Это уникальное место. Как появилась идея крутить в баре музыкальный алкотреш — Леонтьева, Ветлицкую? На тот момент я говорил всем диджеям: «Здесь вы можете ставить то, что в других местах вам играть запрещают». Поэтому у нас звучали самые интересные направления: фанк, рэп, тот самый алкотреш. То, под что тогда в клубах не танцевали. Если эта музыка звучит только в такси, почему бы не поставить ее в баре, не вытащить людей на танцпол и не заставить танцевать под нее? До какого-то момента вы сами здесь тусовались каждый уик-энд, а потом — все реже и реже. Когда это произошло? Тусовка первой волны активно проходила в 2007—2008 годах. Но печень не вечная, нужно понимать, что ты не можешь долгие годы плясать с утра до вечера каждые выходные. Сейчас к нам ходит уже четвертое поколение тусовщиков, создает ажиотаж. Нам остается все это только поддерживать. Но на день рождения мы гульнем! Чем поразит день рождения бара на этот раз? Какие будут майки? Раскрыть все карты пока не могу. Майки будут концептуальные, они понравятся тем, кто понимает, что это за бар, что здесь происходит, что такое мода. А фишки вечеринки будут появляться прямо в процессе. Когда нам стало понятно, сколько людей собираются посетить бар, мы разбили празднование на три дня, чтобы люди не чувствовали себя как селедка в бочке. Чтобы вместить всех гостей, мы задействуем веранду за баром, наш дворик. Конечно, все самое интересное будет в субботу. Придут все свои — кто вырос здесь, чьи воспоминания связаны с баром. Важно, чтобы всем было комфортно. Ваш жесткий фейсконтроль — это реальность или городской миф? Он кажется жестким, потому что четко отрабатывает поставленную задачу — пускать всех, но по чуть-чуть. Здесь не отказывают в проходе, не говорят, что эта вечеринка не для вас, а предлагают ждать возможности попасть внутрь. У нас собираются разные люди в определенной пропорции: студенчество, коммерсанты, фрики, экспаты, знаменитости и так далее. Если людей из твоего окружения слишком много, тебя могут не пустить. Надо подождать, пока кто-нибудь уйдет. Из-за этого складывается впечатление, что никого не пускают. На самом деле у нас все доброжелательно относятся друг другу. Это место общения и любви. Вам часто звонят едва знакомые люди и просят, чтобы их впустили в бар? Постоянно. После полуночи я не отвечаю на телефон — много таких звонков. У меня есть договоренность с фейсконтролем, что я не могу на них влиять. Все решения они принимают самостоятельно. Даже если во время вечеринки я сам подойду и попрошу, чтобы кого-то пропустили, фейсконтроль может мне отказать. И я соглашаюсь. Что должен сделать гость "Симачева", чтобы его больше никогда не впустили? Есть несколько правил. Нельзя раздеваться, нельзя не платить по счетам — кому-то это до сих пор не очень понятно. Мужчинам нельзя забираться на барную стойку. Тут запрещены наркотики: если мы такое заметим, тут же попросим уйти. В баре есть тайная красная комната. Зачем она вам понадобилась? Эта тайная комната была задумана архитектурно. Предполагалось, что это будет секретное место, фишка бара. Но вскоре все пошло не так: комната практически сразу стала не тайной, а массово посещаемой. Все быстро нашли секретную кнопку, которая открывает дверь. Там начали курить, творились какие-то вакханалии, поэтому пришлось ее временно закрыть. Из тайной комнаты перейдем к главному месту в любом баре — барной стойке. Какой ваш любимый коктейль? Зависит от времени года. Летом мне нравится апероль, зимой — виски. Вообще любимого коктейля быть не должно. Ты должен просить бармена сделать что-то для тебя в зависимости от твоего сегодняшнего настроения, погоды, времени суток, музыки, которая сейчас играет, политической ситуации в стране — чего угодно. Сегодня люди стали понимать, что такое коктейль. Что прямые микс-дринки — это слишком просто. Алкоголь нужно употреблять с умом — правильно замиксовать, почувствовать оттенки вкуса. Все это в сочетании с музыкой и хорошей компанией должно сложиться, чтобы ты проникся барной культурой. То есть барная культура продвинулась вперед. А какие изменения в моде, произошедшие за эти 10 лет, вам нравятся, а какие — нет? Мне нравится, что больше нет жесткого модного приговора, который был раньше. Сейчас каждый имеет право опротестовать любое утверждение и не быть охаянным. Раньше такого права у тебя не было. Люди гнались за модой, платили за нее большие деньги. Я в то время с этим боролся. Поэтому вещи, которые я делал 10 лет назад, нравятся людям и сейчас, они до сих пор актуальны. Я их делал не модными, а качественными и честными. В то же время сейчас появилось много псевдодизайнеров. Это как с диджеями: все вдруг стали диджеями, сама эта профессия перестала быть такой магической, какой было раньше. Тогда надо было что-то сделать, чтобы назвать себя диджеем, посвятить себя этому делу. А теперь и ты диджей, и твой сосед тоже диджей. Или дизайнер футболок. Это просто: рисуешь в фотошопе картинку, печатаешь ее на футболке — и ты дизайнер. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что все по-честному, ничто не мешает тебе самореализоваться. А плохо, потому что нет никаких цензоров, которые подсказали бы обывателю, что правильно, а что нет. Что просто распиарено, а что действительно стоит внимания и потраченных денег. Сейчас в моде наступила анархия — кто во что горазд. Мода поняла, что ей надо перестраиваться, но еще не поняла как. Поэтому все дергаются в разные стороны. А глаза обывателя разбегаются. По-вашему, как должна перестроиться мода? Она должна ужаться, перестать быть такой важной, какой ее сделали в 2000-х годах. Уйти в подполье. Для всего мирового населения одежда должна стать униформой — удобной, не отвлекающей внимания и не забирающей силы на подбор гардероба. Должна быть форма для работы, для спорта, для тусовки. Похоже на Оруэлла… Нет, это только звучит странно, но на самом деле мы к этому уже движемся. Все в моде идет к усреднению и упрощению. Все торговые марки становятся похожи друг на друга. Это дух времени. Невозможно быть неожиданным и дерзким, но при этом очень дешевым. Когда все конкурируют за каждый цент в себестоимости товара, тут не до экспериментов. Никакой менеджер не позволит дизайнеру поставить под удар экономическую составляющую марки. Сегодня дизайнер перестает быть богом, от которого зависит все. Его снимают с пьедестала и отправляют в цех, он становится таким же сотрудником, как технолог или швея. Сам дизайн перестает быть актуальным, ведь бренды гонятся за ценой. И потребители тоже. Люди стараются выглядеть очень похоже, выделяться никто не хочет. Но человек не может быть совсем серым и незаметным, чем-то выделяться он должен. Вопрос — чем? Я считаю, что выделяться нужно не внешним видом и умением следить за тренды, а тем, что у тебя в голове. Вы сами тоже предпочитаете не выделяться? Я всегда старался быть незаметным. Мои коллекции были очень яркими, но сам я пытался не выделяться, чтобы спокойно наблюдать за происходящим и выдавать новые идеи. Ходит слух, что вы планируете запустить линию масс-маркета… Да, планирую. Сейчас все быстро меняется: представлял себе один срок запуска, но он перенесся. На Hooligan это похоже не будет, будет простая одежда на каждый день. Ваши вещи часто подделывают. И хохлому наверняка используют все кому не лень. Как вы с этим боретесь? Это больная история. Как с ней бороться, никто не знает. В Гуанчжоу есть целый магазин Denis Simachev — полностью фейковый. Надо не останавливаться, продолжать создавать что-то необычное, открывать новые проекты. С хохломой сложнее. 13 лет назад я взял хохлому и перенес c лубка на раппортную композицию, которую можно печатать в рулонах. На это ушло полтора года, хохлома оказалась одним из сложнейших рисунков – непросчитываемых, негеометричных. Вскоре она появилась на фабриках в Италии, с которыми мы работали. Потом перекочевала в Китай — китайцы стали печатать ее на своих тканях. Потом она появилась в Сети — теперь ее можно скачать. Сейчас мою хохлому принимают за народную. Были случаи, когда британские дизайнерские бюро пользовались этой хохломой, бутылки ей оформляли. Искренне думали, что это русская народная хохлома. Когда Bosco использовали завитушки в дизайне олимпийской формы, вы не почувствовали, что это плагиат? Их принт теперь тоже называют хохломой. Это же русский народный рисунок, его любой может использовать. Его нельзя запатентовать. Мою хохлому — можно, но стоит повернуть листочек в другую сторону, и принт перестает быть патентоспособным. Мода циклична — вы чувствуете, что 2000-е могут вернуться? В модных кругах это уже происходит, выйдет ли это в массы, на улицу? Может быть, нет. Люди, далекие от течений, могут и не заметить интереса к 2000-м. 2000-е — это моя юность, в то время со мной происходило много хорошего. Поэтому их эстетика мне дорога как воспоминание. Тогда напоследок вернемся в 2000-е. Осталась ли у вас давняя мечта, которую вы еще не успели реализовать? Да, я хочу одеть 33 % населения мира. (Улыбается.) Почему именно столько? Потому что 50 % — это слишком нагло, а треть — вполне. А весь мир одеть невозможно.