Утерянная прозрачность исторических открытых пространств Санкт-Петербурга

Архитектура Санкт-Петербург -- редчайший, если не единственный в России город, в котором можно говорить о прекрасно сохранившемся историческом архитектурном ансамбле. Однако совокупности зданий для целостного восприятия городской красоты недостаточно. Что не учла ЮНЕСКО При формировании представления об образе города его ландшафтные характеристики играют не меньшую роль, чем фасады расположенных в нем зданий: особенностью средневекового города считают узкие криволинейные улочки, а характерный "американский город" определяют не только небоскребы центра, но и ортогональная сетка городских магистралей. Время вносит свои коррективы, и некоторые европейские города (например, Лондон или Берлин) существенно изменили свой облик. Ситуация в Санкт-Петербурге оценивается иначе. Решением ЮНЕСКО "Исторический центр Санкт-Петербурга и связанные с ним группы памятников" получили статус объекта Всемирного наследия. Описывающая его особенности "Ретроспективная декларация о выдающейся универсальной ценности объекта..." утверждает: "В истории градостроительства Санкт-Петербург несомненно остается единственным крупным проектом, сохранившим свою логическую завершенность... Целостность объекта обеспечивается сохранением его планировочного каркаса... Первоначальная планировка и большая часть аутентичной застройки в историческом центре Санкт-Петербурга являются выражением выдающейся универсальной ценности объекта... интегральной ценности в качестве исторического городского ландшафта". Однако высказываемое при этом мнение, что "объект сохранил подлинность главных компонентов", представляется излишне оптимистичным. Чтобы подтвердить или опровергнуть этот тезис, обратимся к оригинальным графическим материалам и воспоминаниям современников. Судьба пушкинского Петербурга В первой трети XIX века на месте бывшего гласиса вокруг здания Адмиралтейства появились огромные площади (Исаакиевская и Петровская с западной стороны, Адмиралтейская -- с южной, Дворцовая площадь и Разводная площадка с восточной). Они находились в тесном взаимодействии между собой и с "главной площадью" Санкт-Петербурга -- величественной акваторией Невы. По контуру Адмиралтейства проложили бульвар. Его прогулочная аллея, обсаженная по бокам рядами стриженых деревьев, состояла из трех прямолинейных участков и имела общую протяженность около 1200 м. Здесь и гулял пушкинский Онегин, "надев широкий боливар". С Адмиралтейского бульвара открывались виды на самые важные достопримечательности города. Вот что пишет Константин Батюшков: "Адмиралтейство, перестроенное Захаровым, превратилось в прекрасное здание и составляет теперь украшение города... Вокруг сего здания расположен сей прекрасный бульвар, обсаженный липами, которые все принялись и защищают от солнечных лучей. Прелестное, единственное гульбище, с которого можно видеть все, что Петербург имеет величественного и прекрасного: Неву, Зимний дворец, великолепные домы Дворцовой площади, образующей полукружие, Невский проспект, Исаакиевскую площадь, Конногвардейский манеж, который напоминает Парфенон, прелестное строение г. Кваренги, Сенат, монумент Петра I и снова Неву с ее набережными!" Тонкую полоску бульвара и очарование перетекавших друг в друга открытых пространств запечатлели Иоганн Барт, Карл Беггров, Иван Иванов, Иоганн-Георг де Майр, Андрей Мартынов, Фердинанд-Виктор Перро, Григорий Чернецов. В начале ХIХ века большие открытые пространства вокруг Адмиралтейства использовались для военных экзерциций и парадов. Адмиралтейская площадь была местом народных праздников: народ толпился у балаганов, аттракционов, ярмарочных палаток. Кипевшую здесь шумную городскую жизнь сочли неподходящим соседством для императорской резиденции, и с 1872 года гуляния перенесли сначала на Царицын луг (Марсово поле), а потом подальше, за Фонтанку на Семеновский плац. На территории вокруг Адмиралтейства решили разбить "общественно полезный" городской сад, предназначенный для отдыха в более интеллигентной форме, чем подразумевали снесенные балаганы. Такой сад можно считать предшественником массовых "парков культуры и отдыха", распространившихся в середине ХХ века. Градостроительные аспекты не считались значимыми, и реализацию идеи поручили известному ботанику Эдуарду Регелю. Он с успехом решил выпавшие на него дендрологические задачи: не только подобрал 52 вида подходящих растений и организовал высадку 5260 деревьев и 12 640 кустарников, но и разместил таблички с указанием их сорта на русском языке и на латыни. В дополнение к зелени в саду появились объекты, призванные приносить доход: оранжерея, веранда-кафе, разнообразные торговые киоски. Неподалеку от памятника "Медный всадник" соорудили высокую альпийскую горку. В 1874 году сад открыли, и система центральных площадей перестала существовать: вместо Петровской площади город получил Сенатский проспект, вместо Адмиралтейской площади -- Адмиралтейский проспект. Через 15 лет, когда деревья стали большими, выяснилось, что их разросшиеся кроны закрывают вид на Медного всадника. Корректурами занялся лично Александр III. В 1890 году он повелел вырубить деревья в той части сада, которая прилегала к берегу Большой Невы. Указание императора было выполнено незамедлительно. Открылся вид не только на памятник основателю Петербурга, но и на фасад Сената и Синода, а от набережной Невы -- на лежащий в отдалении Исаакиевский собор. Топор дровосека звучал в саду и впоследствии: через шесть лет -- когда прокладывали трассу городского транспорта восточного фасада Адмиралтейства, в 1929-1931 годах -- когда трассу спрямляли, и в 1923 году -- когда проредили зелень по оси Адмиралтейства, чтобы раскрыть вид на золоченый шпиль и чашу фонтана у подножия. На грани XIX-XX веков исчезла и свободная территория между Зимним дворцом и Адмиралтейством. Здесь, на Разводной площадке, проводили традиционные построения дворцового караула, устраивались важные государственные церемонии. Место было весьма популярно, его изображали П.П. Верещагин, Андрей Мартынов, Фердинанд-Виктор Перро, Василий Садовников: прямо от Главного штаба через широкий просвет между Адмиралтейским бульваром и фасадом Зимнего дворца открывались глубокие перспективы -- Нева, Стрелка с ростральными колоннами и далее -- купола Князь-Владимирского собора. В 1902 году эти визуальные контакты были ликвидированы: место Разводной площадки отвели зоне безопасности, призванной защитить членов царствующего дома от террористов. От Зимнего дворца вдоль набережной в сторону Адмиралтейства протянулась массивная, установленная на гранитном основании, в два человеческих роста стена из песчаника, а над ней поднялась металлическая фигурная решетка. Ограда уходила далее в сторону Дворцовой площади и вновь замыкалась у здания Зимнего дворца. Изолированный высокими стенами участок перед окнами резиденции был доступен только членам императорской семьи и создавался как место их прогулок на свежем воздухе. Художественное оформление ограды было разработано Робертом-Фридрихом Мельцером и получило гран-при на выставке в Париже в 1900 году. Стена полностью отсекла пространство Дворцовой площади от простора Невы. Когда деревья подросли, изоляция центральных площадей от Невы еще больше усилилась. Между тем антитеррористическая система оказалась невостребованной: царская семья предпочитала находиться в Царском Селе, и собственный садик пустовал. После революции такой садик стал совсем не нужен. Ограду демонтировали, дорожки перетрассировали, что позволило пешеходам пересекать это место по диагонали. Румянцевская площадь на Васильевском острове прилегает к Университетской набережной и сложилась на участке между Кадетской и 3-й линиями, где c 1764 по 1789 год располагался приобъектный склад строившейся Академии художеств. В 1818 году по предложению Карла Росси в центре площадки устанавливают обелиск "Румянцева победам", перемещенный с Марсова поля. С появлением монумента территория стала восприниматься аванплощадью, которая связывала акваторию Большой Невы с Кадетской линией. В 1830-е годы композицию обогатил двухъярусный причал с нижней грузовой площадкой и двумя пандусами по бокам. Как показывают работы Карла Беггрова, Огюста Монферрана, Карла-Фридриха Саббата, площадь c обелиском стала украшением Университетской набережной, прекрасно просматривались с Невы и даже от Медного всадника. Выявленные художниками визуальные связи позволяют полагать, что мастер градостроительства Росси считал необходимым повысить роль Васильевского острова в композиции центра Санкт-Петербурга и именно поэтому установил обелиск высотой более 20 метров на Румянцевской площади. В 1866-1867 годах обширный прямоугольный участок на площади обнесли чугунной оградой, а вокруг обелиска посадили деревья. Открытое пространство исчезло, между 1-й и 2-й линиями сложился массив глухой зелени. Румянцевский обелиск теперь можно увидеть лишь в узкий просвет центральной аллеи. На карте города это место продолжает называться площадью, но здесь числится лишь один дом. Прискорбные итоги Проведенный обзор эволюции свободных пространств, прилегавших к берегам Большой Невы, показал, что в конце XIX -- начале XX века они претерпели радикальные изменения. Был нанесен серьезный удар ландшафтам исторического центра города: были нарушены визуальные связи акватории Невы с системой открытых пространств Адмиралтейской части и на Васильевском острове; комплекс площадей вокруг комплекса Адмиралтейства был расчленен; Адмиралтейский бульвар перестал существовать как самостоятельный элемент ландшафта, растворился в массе Александровского сада; стало невозможным восприятие в полном объеме главного фасада Адмиралтейства, ухудшились возможности осмотра Исаакиевского собора; появившиеся в это время городские сады по своему художественному уровню не соответствовали высокому классу находящихся поблизости строений и игнорировали ансамблевые принципы формирования среды Санкт-Петербурга. Можно констатировать, что "открыточные виды" исторического Санкт-Петербурга, зафиксированные пейзажистами в первой половине XIX века, ныне не существуют. "Единое непрерывное открытое пространство", как отличительная особенность градостроительной модели центра Санкт-Петербурга (Дмитрий Швидковский), которое сложилось к 1830-м годам, уже через несколько десятилетий было разрушено. Высказанное утверждение, что исторический центр Санкт-Петербурга "сохранил подлинность главных компонентов", оказывается недостоверным. Время сажать деревья и время подстригать деревья Перечисленные выводы частично повторяют суждения, высказывавшиеся авторитетными специалистами в прошлом. Георгий Лукомский, весьма критично оценивавший эволюцию облика Санкт-Петербурга на грани XIX-XX веков, считал счастливым исключением "...срубку исаак?евскаго сквера, что дало, наконецъ, возможность любоваться на разстоян?и ц?лымъ фасадомъ собора". Архитекторы Сергей Беляев, Артур Грубе, Мариан Лялевич, Мариан Перетяткович и Владимир Покровский предлагали раскрыть вид на главный фасад Адмиралтейства, для чего вырубить часть деревьев и разбить партер. Однако, как известно, архитектура -- искусство королей: то, что позволено самодержцу, не позволено простым зодчим,-- и проект отклонили. Михаил Рославлев в 1928 году называл вандализмом появление высоких деревьев со стороны главного фасада Адмиралтейства. Он писал: "В сто первый раз хочется выразить уверенность, что ансамбль Адмиралтейства и детали этой, редчайшей в мире, архитектурной композиции будут в недалеком будущем восстановлены". В наши годы эту проблему стараются не высвечивать ("о прошлом либо хорошо, либо ничего)". Основным документом, определяющим пути развития и сохранения исторического наследия в городе, является постановление правительства Санкт-Петербурга от 1 ноября 2005 года N1681 "Петербургская стратегия сохранения культурного наследия". Разъясняется, что в нашем городе "предметами охраны культурного наследия являются характер среды, включающий планировочный модуль кварталов и участков, масштаб, высотность и членение застройки". После чего фиксируется "уникальная степень сохранности исторической застройки Санкт-Петербурга". Состояние открытых пространств не рассматривается, и в итоге появляется иллюзия, что всю современную городскую среду следует считать аутентичной. Не разъясняется, почему результаты "варварской" (Михаил Рославлев) градостроительной деятельности конца XIX -- начала XX века не привлекают внимания и должны считаться "неотъемлемой частью исторического ландшафта". Между тем современные методики реставрации обращают внимание на важность и возможность восстановления цельности ансамбля, а в городе есть опыт проведения подобных работ. Примером может служить Екатерининский парк Царского Села, где территорию Регулярного парка расчистили от появившихся в военные и послевоенные годы деревьев, а перед главным фасадом дворца разбили регулярный цветник. Тогда это вызвало ожесточенную дискуссию, оппонировал архитекторам сам академик Дмитрий Лихачев. Сегодня можно сказать, что убежденность авторов проекта полностью оправдала себя: обновленные ландшафты позволяют любоваться не только узорчатым многоцветьем посадок, но и раскрывают вид на весь более чем 200-метровый фасад. Остается надеяться, что современные дендрологи продолжат труд, начатый ботаником Эдуардом Регелем. Cохраняя рекреационный и экологический потенциал Александровского и Румянцевского садов, они преобразуют их в открытые зеленые пространства, создадут в центре города настоящий дворцово- парковый ансамбль. Городская жизнь не стоит на месте и многие изменения отражаются на городском ландшафте. В ХХ веке наиболее заметным стало влияние транспорта. В свое время конки и впоследствии трамваи заслоняли шпиль Адмиралтейства, сегодня восприятие ансамблей центра затрудняет крупногабаритный транспорт. Непременным элементом городских панорам, наряду с наружной рекламой, стали провода, дорожные знаки, которые часто засоряют прозрачность среды. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на фотографии Университетской набережной, где небо затянуто сеткой проводов, а величественные скульптуры сфинксов заслонены стойками светофоров и дорожными знаками. Навстречу 500-летию Санкт-Петербурга: вперед, в прошлое Санкт-Петербург -- еще совсем молодой город, и перспективы его дальнейшего развития позволяют предположить, что лет через 200-300 удастся восстановить исчезнувший облик первых площадей русского ампира -- Театральной и Коллежской. О правомочности этой мечты говорит пример Берлина, где снесли огромное здание Дворца Республики, чтобы воссоздать исторический королевский дворец. Хотелось бы надеяться, что наши потомки смогут увидеть настоящий пушкинский Петербург. Леонид Лавров, доктор архитектуры, профессор; Александра Еремеева, кандидат архитектуры, Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет