Иран о любви

В продолжение цикла материалов о легендах и мифах о любви, зарожденных летописью времен стран Каспия, мы подошли к одним из самых поэтических, лирических. К слову, не так давно мы публиковали материал о важности персидской поэзии как литературного наследия, а сегодня обратимся к более нативному жанру Ирана (а речь пойдет именно о нем), берущему корни во времена, когда выдумка и действительность, изящно переплетаясь, даровали свету нечто особенное. Лейли и Меджнун Обойти стороной одну из самых знаменитых историй восточного фольклора было бы просто непростительно, посему почетное место, уже по традиции, достается самой известной легенде – о Лейли и Меджнуне. Сюжет легенды – одна из самых печальных историй о любви, что когда-либо была известна. Молодой поэт Каис однажды встречает свою соплеменницу, Лейли. Между ними сразу вспыхивает сильное, настоящее чувство. Каис воспевает свою любовь к Лейли в песнях и стихах, наполненных искрящимся, истинным восхищением, и Лейли влюбляется в него еще сильнее. Увы, ее отец не позволил состояться этому союзу – Меджнун простой поэт-бедуин. Лейли по принуждению выдают замуж за другого человека. Узнав об этом, Каис обезумел от горя и ушел из племени, обрекши себя вечными скитаниями по пустыне. Странствуя между песками и ветрами, он сочинял все новые и новые строфы – о Лейли, о своей любви к ней и о несправедливости жизни. Люди прозвали Каиса Меджнуном – безумцем; безумцем, сошедшим с ума от любви. Вскоре Лейли умирает от страшного недуга, а через некоторое время, узнав об этом, омрачившем все сущее, все живое вокруг события, погибает и Меджнун, встретив свою смерть на могиле возлюбленной. «Меня лишила ты покоя, моя Лейли! Живу несбыточной мечтою, моя Лейли. Я в бурном море утопаю, иду ко дну, А ты не поведешь рукою, моя Лейли…» Легенда, перешедшая в персидскую литературу из арабского народного творчества, впервые была записана отцом персидской поэзии Рудаки, однако по-настоящему знаменитым сюжет стал только после его публикации Низами Гянджеви в 12 веке. В интерпретации Низами история выглядит несколько по-другому, на мой взгляд, в еще более трагичных оттенках – Лейли и Каис знакомятся в школе, сразу полюбив друг друга. К несчастью, Каис сходит с ума от своей любви, и именно поэтому семья Лейли отказывает ему в их союзе. Интересный факт: любовь Лейли и Меджнуна всегда считалась девственной, целомудренной, посему иранские писатели часто использовали образ влюбленного Меджнуна как метафору к изображению глубокой и искренней любви к Богу. Сказание о Сиявуше Сиявуш – сын Кей-Кавуса, царя Ирана, герой лироэпической эпопеи «Шахнаме», исторического памятника персидской литературы древних времен и одного из самых важнейших национальных наследий. После смерти жены Кей-Кавус женится во второй раз, и жена его, Судабе, тайно влюбляется в Сиявуша, его сына. Сиявуш отвергает ее, от того Судабе, разозлившись, оклеветала сына перед отцом. Отец изгнал его, поверив лжи своей коварной жены. Оказавшись на враждебной территории, в Туране, Сиявуш встречает Фарангис, дочь Афросиаба, царя Турана. Он горячо влюбляется в прекрасную девушку, и она отдает ему сердце в ответ. Афросиаб знает, что Сиявуш — принц враждебных территорий, и ставит перед ним невыполнимое условие: выстроить дворец, что поместится на бычьей шкуре. Умный Сиявуш разрезает шкуру на тонкие полоски, составив из них контур, внутри которого он и выстроил свой дворец. Впоследствии он стал крепостью Арк, что ныне находится на территории современного Узбекистана. Традиционно принято считать, что легенда имеет узбекское происхождение, однако ее главный герой исконно принадлежит персидской мифологии. Заль и Рудабе Еще одни известные герои Шахнаме в исполнении Фирдоуси – царь Заль и принцесса Рудабе, родители Рустема, одного из самых знаменитых персонажей иранской мифологии. Однажды царь Заль решает отправиться в путешествие и остановиться в гостях у Мехраба, царя Кабула. На пире, устроенным в его честь, он узнает о дочери царя, Рудабе, что прекраснее любого существа на свете: Услышав о деве прекрасной такой, Заль разум утратил, утратил покой. Ведь если прекрасен отец, как весна, - какая же дочь от него рождена? Заль крепко влюбляется в Рудабе, несмотря на то, что он никогда не видел ее. После пиршества Михраб рассказывает жене и дочери о достоинствах Заля, и Рудабе так же, совсем не зная его, заочно дарит свое сердце Залю. Служанки Рудабе отправляются к Залю и рассказывают ему о любви своей госпожи. Заль, не зная себя от радости, щедро одаривает их подарками. В благодарность служанки советуют ему немедля увидеться с Рудабе во дворце, тайно. Там готовится к встрече, с нетерпением ждет ее и Рудабе. Заль появляется у стен дворца, и Рудабе предлагает ему подняться, сбросив свою длинную, словно канат, косу. Заль не мыслит возможности причинить ей боль, и, воспользовавшись арканом, быстро оказывается рядом с ней. Они наконец обретают друг друга и приносят клятвы в вечной любви. Отец Рудабе долго противится браку дочери, но наконец соглашается. Волхвы предсказывают будущей семье рождение сына, которого ждет великое будущее: От славной четы, непоборен и смел, В мир явится муж для невиданных дел. Врагов сокрушит он, велик и могуч, Владыки престол вознесет он до туч. Заль и Рудабе играют свадьбу, и пророчество обретает силу – сын, что рождает Рудабе, становится великим героем сродни Гераклу. Ученые Носовский и Фоменко выдвинули занятную гипотезу в отношении трактования этой легенды. По их мнению, сквозными темами одной большой метафоры являются встреча Девы Марии и Святого Духа (Рудабе и Заль), непорочное зачатие и рождение Христа (Рустем). Что же, рассуждения авторов действительно заслуживают внимания, но не столь пристального – главное, что эта история, одна из немногих в восточной мифологии, заканчивается хорошо. В завершение В тексте прозы «О чем мы говорим, когда говорим о любви» Раймонда Карвера, прозы индустриального американца из неблагополучной семьи, слово «любовь» в названии – скорее сарказм, чем действительное содержимое сборника. И все же у каждого поколения, у каждой страны и народности, да что там, у каждого человека мелодия любви – своя. Иранская мифология и американская проза, в данном контексте – две абсолютные крайности одной сущности. От того безумно увлекательно находить в столь разном нечто единое, понимать, что красота одной истории по силе воздействия на читателя равноценна безобразности другой. Так что проза жизни – это конечно хорошо, но ничто не заменит изящества и грации преданий легенд прошлого. Маргарита Агаджанян