Шик, блеск, пустота
В Государственном Эрмитаже открылась выставка "Маноло Бланик. Обувь как искусство". Под туфли всех видов и мастей музей выделил два зала в Главном штабе. Великий обувной маг привез в Санкт-Петербург из своего архива более 200 моделей туфель и 30 авторских рисунков, созданных начиная с 1970-х годов и по сей день, всего же портфолио дизайнера насчитывает свыше 30 тыс. туфель. На бенефис отправилась Кира Долинина. Как говорила одна старая мудрая полька, "что тут говорить, когда не о чем говорить". Увы, этот афоризм тут как нельзя кстати. Неудачу этой выставки стоит признать сразу, чтобы никого не обманывать. Что совершенно не отменяет законного интереса к ней со стороны любителей гламура вообще и туфель в частности. Фиаско тут терпят не туфли и не мэтр Маноло Бланик, оно кроется в поразительной неуместности представленного зрелища в стенах такого музея, каким хочет видеть себя и казаться другим Эрмитаж. Попробуем по порядку. Фигура Маноло Бланика никаких возражений в качестве героя для музейной выставки не вызывает. Он работает более сорока лет, невероятно знаменит, очень успешен, его туфли имеют имена и посвящения, их носят самые что ни на есть звездные дамы; обладание хотя бы одной парой от Бланика способно сделать счастливой каждую любительницу высоких каблуков, а каждый солидный музей, у которого есть отделы истории костюма, сочтет за честь иметь в собрании его произведения. У полуиспанца, получеха Бланика, родившегося в 1942 году на Канарских островах, отличная "творческая биография", украшение любого каталога: учеба в Женеве на юриста, жизнестроительные метания в Париже и Лондоне, нужные знакомства, идея стать театральным декоратором и, наконец, устроенная ему Паломой Пикассо и фотографом Морисом Хогенбумом в 1971 году встреча с самой Дианой Вриланд, легендарным редактором американского Vogue. Она изрекла "туфли", и начались туфли. Шпильки-стилеты тогда, когда все ковыляли на платформах, легкость вместо нарочитой грубости 1970-80-х, цветы-ягоды-фрукты на ногах, которые привыкли тянуть на себе жесткие пряжки и заклепки. Его полюбили лучшие (Бьянка Джаггер, Палома Пикассо, Лулу де ла Фалез, Тина Чоу, Беатрис Миллер, Грейс Коддингтон), он делал туфли про то, что любил сам: про кинематограф, путешествия, фактуры тканей, цветастость, великих женщин. Бланик делает такие туфли до сих пор, только теперь уже любовь к кино стала взаимной. Обувь для Марии-Антуанетты в фильме Софии Копполы играет роль не менее важную, чем пресловутые пирожные. А туфли для Сары Джессики Паркер в сериале "Секс в большом городе" злые языки называли пятой главной героиней сериала. Все это есть на выставке в тексте экспликации, в манерных названиях разделов ("Природа", "Гала", "Искусство и архитектура", "Сердце", "География", "Материалы"), да и сами туфли тут способны кое-что рассказать про свою историю. Вот только истории-то на выставке нет, как ни ищи. В музее, который всегда выдвигал своим гостям требование вести диалог с его экспозицией и с историей искусства, с материалом, который можно подать как иллюстрацию антитезы высокой и уличной моды и который способен выдержать рассказ о времени и о себе, не сделано даже попытки разыграть эти карты. Эта выставка -- плоть от плоти не музейной экспозиции, а выкладки хорошего бутика. Туфли не готовы говорить сами за себя и не скажут вам ничего, кроме своей большой цены и еще большего соблазна. За них на выставке обязан говорить куратор, сочиняющий свою историю на данном материале. Увы, ни следа его деятельности в Эрмитаже не найти. Это, конечно, провал. И провал там, где мог быть очень интересный сюжет. И там, где рядом, в небольшом гламурном частном музее Эрарта, смогли принять идеально выстроенную музейную экспозицию об истории нижнего белья из Музея Виктории и Альберта. Эрмитаж со всем правом вступил на территорию моды (в конце концов, это далеко не первая его туда вылазка, тут он даже был героем -- в середине 1980-х первым показал Ива Сен-Лорана), но странная лень и нелюбопытство, пренебрежение правами и обязанностями куратора, превратили выставку Бланика в главную неудачу сезона. Утешает одно -- следующим будет Ансельм Кифер. И тут проигрыша быть не может, он, как некогда Ян Фабр или братья Чепмен, готов сам за всех все выдумать, если придется.
