Статьи Николая Добролюбова до сих пор прилагаются к школьным изданиям русской классики – в первую очередь «Грозе» и «Обломову»: не хуже, а то и лучше, чем сами эти произведения, мы затвердили мысли о «луче света в темном царстве» и «печати обломовщины». Автор этих формулировок, умерший в 25 лет, в общественном сознании остался гениальным юношей, выдающимся литературным мыслителем, которым владела лишь страсть к прогрессу. Однако, как показывает книга Алексея Вдовина, для пересмотра биографии и идей Добролюбова есть все основания. Посмертную репутацию критику создали его старшие друзья – Чернышевский и Некрасов. Первый – ближайший добролюбовский друг и наставник – расточал покойному жаркие похвалы, чередуя их с обвинениями оппонентов, от этого становилось неловко даже сочувствующим современникам. Второй написал хрестоматийное стихотворение «Памяти Добролюбова»: «Сознательно мирские наслажденья / Ты отвергал, ты чистоту хранил». Согласно Некрасову, критик «в молодые годы / Умел рассудку страсти подчинять». Изучение жизни Добролюбова вне этого апологетического фильтра существенно меняет картину. Фраза Набокова «Добролюбов был чрезвычайно влюбчив» – отправная точка для книги Вдовина: подзаголовок «Разночинец между духом и плотью» адекватно отображает душевные терзания, мучившие Добролюбова. Его любовные отношения (самые серьезные – с проституткой Терезой Грюнвальд, которую он сумел вызволить из публичного дома и на которой чуть было не женился) подробно реконструированы Вдовиным по письмам и дневникам. Несмотря на то что самые откровенные дневниковые записи после смерти Добролюбова уничтожил Чернышевский, материала здесь достаточно. Заметим, что Вдовин не выискивает «клубничку» (самая пикантная деталь книги – стихотворение Добролюбова о ночи, проведенной в борделе) и излагает любовные сюжеты довольно сухо. Тема продажной любви важна ему потому, что она радикализировала взгляды Добролюбова. Ранее осуждавший проституцию, через два года он пишет: «Собственно говоря, их торг чем же подлее и ниже... ну хоть нашего учительского торга, когда мы нанимаемся у правительства учить тому, чего сами не знаем, и проповедовать мысли, которым сами решительно не верим?» Проституция для Добролюбова в ряду других «продажных ремесел», а к ним он причислял почти всякую деятельность при существующей политической и экономической обстановке. Именно эту обстановку он хотел разрушить. Нельзя однозначно возводить тургеневского Базарова к Добролюбову, но добролюбовские суждения повлияли на описанные Тургеневым взгляды нигилистов («новых людей», революционных демократов – именование зависит от симпатий именующего; Вдовин называет идеологию Добролюбова социальной демократией). Собственно, один из главных плюсов книги в том, что она на примере Добролюбова, не впадая в советскую апологетику, демонстрирует образ жизни и мыслей разночинцев – многие из них, как Добролюбов и Чернышевский, вышли из числа поповичей, семинаристов. Вдовин показывает те силовые линии, вдоль которых выстраивалась траектория их мышления – от веры к атеизму, от догматизма к сомнению. Частные обстоятельства (смерть родителей у Добролюбова, жестокое учение в бурсе у Помяловского) накладывались на интеллектуальные запросы, совпадали с расцветом журналистики и с выходом трудов таких философов, как Фейербах. Вдовин пишет, что интерпретация западной философии в разночинских кругах была специфической, эклектичной. Вдовин – квалифицированный филолог, и это сказывается в серьезном подходе к критическому наследию его героя. Здесь проанализированы знаменитые его статьи и отмечена общность его метода, согласно которому произведение ценно настолько, насколько оно общественно значимо. Подход, легший в основу соцреалистической методологии, Набоков называл «тупой и тяжеловесной критикой». Вдовин далек от резких суждений: указывая на противоречивость многих положений у Добролюбова, он замечает, что в последний год работы его критика стала более глубокой и гибкой. В первую очередь это касается полемики с Достоевским и впечатляющей типологии его героев, которую наметил Добролюбов. Впрочем, вывод Вдовина достаточно строг: Добролюбов не был великим критиком, эта роль навсегда осталась в русской литературе за Белинским. Сделанное им, впрочем, не потеряло значения, ведь памятью о Добролюбове мы обязаны не одной посмертной протекции Чернышевского и большевиков. Фигура Добролюбова для Вдовина – сгущенное воплощение противоречий поколения «людей шестидесятых годов», многие идеи которых не утратили актуальности, а биография в серии ЖЗЛ закрепляет непредвзятый подход к этому поколению, далекий как от очернения, так и от канонизации, полной умолчаний. Алексей Вдовин. Добролюбов: разночинец между духом и плотью. М.: Молодая гвардия, 2017 (Жизнь замечательных людей)
