Радость второй половины жизни. Зачем писать ещё?

Существенную часть жизнь Карен возится с детьми и учениками, чтобы помочь им лучше писать/читать стихи. Для меня разговор о поэзии (при всей очевидности его невозможности) оказывается «последним убежищем» в сходящем с ума мире. Я стараюсь не слишком идеализировать писательство, но мне всегда это было интересно. Карен Бенке дружелюбно согласилась ответить на несколько вопросов. Это серьёзный и «взрослый» разговор, но её книжка «Пиши ещё! Руководство для начинающего писателя» доступна для всех. И совсем другая по интонации. Интересно, что английское название книги «Rip the Page» значит буквально «вырви страницу». Возможно, разрешить себе право на черновик — нетривиальная задача. Стоит поблагодарить издательство, которое публикует множество прекрасных переводных книг. Эта скорее представляет собой учебник для забавных салонных языковых игр, чем учебник трагического головокружения над бездной, которое ближе к русской поэзии. По крайней мере в стереотипном понимании. Остаётся традиционно попросить прощения за чрезмерно журналистский подход к материалу и неизбежные неточности перевода «писательского» английского. Дмитрий Тёткин: Известен парадокс, что большинство великих писателей никогда регулярно не изучали теорию писательского мастерства. Считаете ли вы, что ваша работа связывает язык и креативность? Или всё-таки речь идёт о вопросе судьбы. Насколько мне известно, в Америке самым популярным для любителей оказывается написание сценариев, есть множество модных школ и гуру. Вероятно, из-за блеска Голливуда и монет. Но поэзия? Кто об этом вообще беспокоится? Карен Бенке: Я пишу, прежде всего, для самой себя, чтобы понимать процесс сочинительства, которым постепенно я пытаюсь делиться с другими. Я думаю, что однажды я была просто девочкой, которая любила играть со словами, рифмами, нотами, тоном голоса, стихами, историями. Но у меня не было учителей в школе, которые могли бы питать эту любовь. Я думаю, что я пишу для всех детей (и учителей), которые хотят создать стихотворение или историю сами, но не знают, как начать. Главным образом я даю людям «разрешение» играть со словами. Это моя первая книжка про приключения в писательском классе. Я собрала воспоминания и ситуации из моего более чем пятнадцатилетнего опыта преподавания в некоммерческой организации California Poets, которая работала в школах Сан-Франциско. Как поэт-учитель я посещала государственные и частные школы, чтобы читать и писать стихи с детьми в возрасте 7−12 лет. Постепенно я поняла, что и дети, и их учителя хотели того, чтобы у них было безопасное, магическое место, чтобы они могли погружаться в своё воображение. Я была поэтом, который привносил час в неделю сравнений и метафор и приглашал их отойти от их логического 2 + 2 = 4 способа думать к более магическому. Я бы называла это «сновидческими почеркушками», когда используется эта часть нашего мозга. Я много использовала забавных стихов. И цветные карточки со словами, которые я делала, чтобы пробудить юные умы. Для меня, чтобы создавать книжки, жизненно важно доверять воображению. Пространству сердца, где мы могли бы видеть сны наяву. Перемещение слов на листе бумаги говорит нам что-то о том, что для нас самое важное в жизни. Доверии и чувствах, которые у нас есть к самим себе. Это база того, что я «преподаю» в моих книгах. Конечно, всегда кто-то будет критиковать это. Но то, что я преподаю/моделирую, — это только первый шаг к тому, чтобы стать писателем или просто создателем стихов. И первое, что нужно сделать, — это забыть критиков и подружиться с создателем внутри нас. Мы все творческие люди. Просто нужно найти ключ. И это требует практики, особенно после того, как детство заканчивается. Создание чего-то в нежности и принятие этого в детстве даёт детям вкус к могуществу слов, особенно, когда язык пробуждает их собственную возможность пробуждать чужие слова и уши. Дети, с которыми я пишу, очень голодны до слов и хотят понять, как с ними можно играть. Например, акростих. И, да, сценарии очень популярны в Америке, но давайте не будем забывать, что многие из них — это адаптации романов. И, как мне кажется, многие хорошие романы до краёв наполнены поэтическими образами. На ум приходит Майкл Ондатже с его «Английским пациентом». Серия про Гарри Поттера. «Убить пересмешника». «Доктор Живаго» etc. Дмитрий Тёткин: Могли бы вы поделиться самыми интересными, с вашей точки зрения, «упражнениями» для детей и взрослых? Карен Бенке: Когда меня пригласили в школу, чтобы вести класс «творческого письма» на основе моих книг, то, главным образом, я начала с чтения вслух поэзии, которую искренне любила. Стихотворение, которое меня действительно пробуждает от привычного способа смотреть и видеть. Это может быть стих публикуемого поэта или, даже чаще, может быть стихотворение поэта-студента. Я повторяю строчки в поэме, которые «дают искру радости» для меня, создают больше места в сердце. Я спрашиваю студентов и учителей, хотят ли они прочитать стихотворение, чтобы ощутить его на вкус. Поэтому мы все вместе пишем групповое стихотворение. Я говорю ученикам, что писатели любят «воровать» или, может быть, «заимствовать» слова друг у друга. Я вдохновляю их на использование слов и образов группового стихотворения в их собственных стихах. Все эти трюки — путь к практике. Мы распределяяемся в пространстве, чтобы найти места, где мы все вместе, но каждый может углубиться в себя, чтобы найти образы, которые больше всего хотят приземлиться на лист бумаги. Мы переписываем. Вычёркиваем. Стираем. Мы пишем, пишем и пишем. Мы не боимся беспорядка — до какой-то степени предпосылки творчества — и что-то возникает, часто меняется. Иногда мы читаем в классе то, что написали. Можем сохранить для того, чтобы прочитать позже. Может быть, никогда. Зависит от каждого. Иногда мы спрашиваем сам стих, чего ему больше всего от нас хочется. И очень часто ответ: «быть прочитанным, чтобы вы радовались». Мы говорим много про то, что хорошее письмо — это во многом переписывание и внимание к чтению вслух. И мы слушаем этот тихий голос. Который может потонуть во всем мировом шуме и экранах. Если нет времени на ручку, бумагу, стихи… Тишина. Дмитрий Тёткин: Говоря об американской поэзии как целом (хотя это вряд ли имеет смысл), как бы вы могли нарисовать её карту? Карен Бенке: Американская поэзия, как и сама Америка, обширна и разнообразна, и да, сложно составить аккуратную карту. Было (и есть) множество разных школ: «поэты камина», имаджисты, объективисты, битники, исповедальная поэзия… Нью-Йоркская школа поэзии, поэты «Чёрной горы», поэты, которые играют с языком, новые формалисты. Некоторые поэты верят в стих как объект, другие верят в искренность и ясность и черпают вдохновение из личной истории. Мне кажется, что важно читать МНОГО поэзии и продолжать читать до того момента, пока найдёте стихотворение, которое действительно говорит с вами, стих, чью форму и звук вы действительно чувствуете, стих, который становится хорошим другом. Возможно, что это про что-то, чего никогда не было в вашей жизни, но всё равно вы можете впустить это внутрь и вообразить. Как только вы нашли это единственное стихотворение, то я бы рекомендовала прочитать все стихи этого поэта. Потом почитать тех, на кого он повлиял. Другими словами, проследить «линию передачи». Если вам нравятся «детские стихи» в жанре нонсенс, я хочу сказать, действительно нравятся, а не потому, что это должно нравиться, тогда начинайте отсюда… Или почитайте какого-то из новых формалистов, например, как бывший поэт-лауреат Кейн Райн (Kay Ryan) или Дана Джиоя (Dana Gioaia). Многие студенты, которые в Штатах собираются всерьёз изучать поэзию и сочинительство, включаются в программы, где наставником будет конкретный поэт. Я училась в университете Сан-Франциско у Джейн Хиршфильд (Jane Hirshfield, 1992−1994). Я приносила в класс или на семинар стихи модернистов, которых просто обожала. Потом даже стала делиться ими с детьми. Я прочитала бы стихи под названием «Доброта» («Kindness» by Naomi Shihav Nye) или поделилась стихотворением, которое называется «Камень» («Stone» by Charles Simic). Мне нравится Неруда, поэтому, возможно, я бы принесла «Книгу вопросов» (в переводе Wiliam O’Dayly). Я люблю собак и Мэри Оливер (Mary Oliver), может быть, принесла бы её собачьи песни. Я также большой фанат стихов Веры Павловой. Дмитрий Тёткин: В вашей личной жизни что было самым драматичным событием, которое повлияло на сочинительство. Если вы считаете себя писателем, то могли бы вы сказать, с какого именно момента у вас появилась такая идея о себе? Кто-то думает о стихах почти как о «молитвах», вы верите в Бога? В духовность? В политическую или общественную миссию поэта? Карен Бенке: Я начала писать стихи в форме заметок и писем — это были маленькие объяснения в любви моей семье — так рано, как только я научилась держать ручку. Писать более серьёзно, точнее сказать, осознанно, я стала, когда мне было двадцать с небольшим. Я была в колледже и хотела практиковаться в сочинении стихов, быть настоящим писателем. В тот момент я поменяла свою специальность с психологии на английский язык и сочинительство. Мне было скучно, и я не чувствовала вдохновения в классах по психологии. Я не смогла сдать математическую статистику. Моя жизнь была в руинах. Я пользовалась стихом как контейнером для чувств, которые казались слишком большими, чтобы оставаться только во мне. Я стала сбегать на класс по поэзии. В конце концов, однажды это проникло в меня. Я поменяла специальность. Я чётко помню, как я выхожу из класса статистики и прохожу по каменному мостику мимо кафе, где я чуть-чуть работала. И я продолжаю идти до администрации колледжа, где я заполнила все бумаги. В то время я была очень застенчивой и заботилась о моей младшей сестре, которая была госпитализирована с заболеванием, от которого постепенно излечилась. Мои родители разводились. Детство заканчивалось. Декларация желания писать и делать это всерьёз была актом дерзости. А потом за несколько лет до того, как я переехала в Сан-Франциско, мой отец покончил с собой, и я поняла себя достаточно хорошо, почему я так связалась с письмом, поскольку это было для меня единственным способом пройти через всё это. Создание стихов возвращало меня к себе. Чтобы я могла как-то взаимодействовать и с другими тоже. Сочинение стихов позволило мне заново сфокусироваться на том, что действительно важно для меня. Сочинительство стало моим небом и землёй. Мне было нужно писать мои книги. Я буду продолжать их писать, чтобы понимать лучше. Дмитрий Тёткин: Можно ли думать про сочинительство как про спасительную «формальную игру» в духе, например, как французские авангардисты, объединение УЛИПО, чтобы избежать «невыносимой сердечной боли» поэзии? Карен Бенке: Я прошла вброд через «невыносимую сердечную боль», как вы это называли, как и многие из нас. И я знаю, что всё, что произошло в моей жизни, происходило по какой-то причине, чтобы я стала тем, кто я сейчас. Я гораздо больше люблю радость. Радость второй половины жизни… Сейчас мне 51. И это то, что я продолжаю исследовать. Это не значит, что я не могу затрагивать сложные темы, но я активно ищу проекты, в которых больше света. Частично игры в слова с такими структурами, как акростихи, различные системы рифмовки (я даю много примеров в своей книге), — это возможность вернуться на территорию детства, с детьми, с которыми я пишу. Дети — эксперты в играх. Многие взрослые, не все конечно, покупали мою книжку своим детям, но в итоге признавались, что стали сами её читать. После многих лет проведения поэтических мастерских в школах я поняла, что дети всегда увлечены чем-то. Игра — их работа и радость в жизни. Создание стихов — это игровой путь, чтобы пригласить их (даже если они «сопротивляются») в игру со словами. «Контейнер» стиха очень податливый, и прощающий, и мягкий. Я хочу показать детям, как они могут дотянуться до карандаша и листа бумаги, чтобы превратить их в друзей. Дмитрий Тёткин: Что вы думаете о русской литературе, в особенности поэзии? Карен Бенке: Я благоговею перед Набоковым и тем, как он писал мемуары и романы на русском и на английском. Недавно мне понравилось его стихотворение «Строчки, написанные в Орегоне» из-за его ритма, музыкальности и доступности. Дети, которых я учу, узнают о синестезии, и что она была у Набокова. Ассоциации между цифрами и цветами волнительны и очень помогают детям лучше себя понимать. Когда я была в колледже, то изучала русскую поэзию на семинаре, только обзорно, конечно, фокусируясь на Анне Ахматовой и Осипе Мандельштаме, но я скажу, что очень ценю современного поэта, Веру Павлову, мне интересней всего думать о сжатой и лаконичной форме. Я получаю удовольствие от того, как много она вкладывает в миниатюры, в эту форму. Я также люблю читать её стихи вслух и предлагать молодым поэтам. Как правило, первый день моего семинара, где я прошу писать всех, посвящён автопортрету в стихах, через сравнение. И для этого стих Веры Павловой — прекрасная модель… Дмитрий Тёткин: Поэтов часто описывают как патологических существ (и, честно говоря, очень часто, вероятно, они таковыми и являются). На самом ли деле вы верите в «здоровый» путь творчества? Или писатели обречены платить за свой талант эмоциональной и психологической нестабильностью? Карен Бенке: Я всегда верила и старалась всячески работать в сторону здорового подхода к творчеству. Особенно применительно к поэтам и писателям. Возможно, поскольку я мать, и я хотела создать стабильную обстановку для моего сына. Я не «покупаюсь» на парадигму, что писатели должны платить за свой талант психологической и эмоциональной нестабильностью, как мать я не могу позволить себе такой образ жизни. Это не значит, что я не понимаю и не имею сострадания, когда такое с кем-то происходит. Я была близко знакома со многими творческими людьми, которые через эти земли прошли. Но мне кажется, что это слишком ограниченный путь, и не тот, который я выбрала для своего путешествия. Женщины в моей семьи живут долго. Поэтому я надеюсь/планирую побыть ещё здесь какое-то время и написать ещё много книжек. И мне нужно быть здоровой и в своём уме, чтобы это сделать. Поэтому я делаю соответствующий выбор. Дмитрий Тёткин: Иногда вы делаете видео со своими учениками. Что вы думаете про «расширенную версию» поэзии? Думаете ли вы, что стихи должны сочетаться с видеоартом, музыкой или даже театром? Или поэзия — это что-то вполне самодостаточное изнутри? Карен Бенке: Несколько студентов, которых я когда-то очень давно учила, подошли ко мне после выхода «Пиши ещё» и спросили, могла бы я сделать с ними видео, как я веду свой семинар в одной из местных начальных школ. Мне интересно, об этом ли вы говорите? С другой стороны, у меня тенденция быть «старомодной» в вопросах технологии. Я даже прошу своих учеников складывать свои телефоны в небольшую корзину, которую я приношу в класс, чтобы у них не было желания отвлекаться на свои маленькие экранчики. Я пишу все свои книги от руки и только потом переношу их на компьютер. Мне нравится ощущать бумагу и ручку. Все айпады и электроника, которые детям дают в школах в столь юном возрасте, — это медвежья услуга. Мои дети были счастливы и визжали от восторга, когда я давала им специальную ручку из моего пенала. Руки устанавливают сознание. Письмо от руки высвечивает те части нашего мозга, которые связаны с творческим началом и спокойствием. Один из моих учеников, который написал свой стих синими чернилами, на следующий день отправил мне записку. Она гласила: «Если вы что-то записываете, то это всё равно, что вы семь раз это прочитали». Иногда я использую музыку, чтобы увидеть, что стих открывает для слушателей. Также я пользуюсь живописью, когда рассказывают про формальную композицию стиха. Искусство вдохновляет искусство. Дмитрий Тёткин: В достаточно общей перспектив расскажите, пожалуйста, про различие преподавания «творческого письма» в Америке и Европе. Если вы можете, то упомяните самые престижные университеты. Карен Бенке: Я не знакома с европейским стилем преподавания, поскольку только очень недолго училась во Флоренции и Лондоне. Когда я была в Европе как школьница, то фокусировалась главным образом на разговорном итальянском, истории искусства и Шекспире. Но мне показалось, что наши педагоги хотели показать нам мир за пределами класса, выводя нас к реальным работам в музеи, галереи, театры… Тогда как позже в Штатах моя учёба была в основном в классах и на страницах книг. Программы творческого письма в Штатах могут быть прекрасным способом познакомиться с другими писателями и понять что-то о «дедлайне». Когда ты сам по себе как писатель, то бывает очень сложным заканчивать проекты. Это такой уединённый акт — писательская жизнь. Когда ты часть писательской программы, то в ней есть структура. Я думаю про наших учителей, которые нас учили, — Гари Томпсон, Джейн Хиршфилд, Натали Голдберг и в течение короткого времени — Билли Колинс, Наоми Шихаб Ни, Шарон Олдс — что они были необыкновенно щедрыми, вдохновляющими и добрыми… Некоторые самые престижные школы и мастерские в Соединённых Штатах… Писательская программа Университета Айовы (старейшая, я полагаю), Стегнерская стипендия в Стэнфорде, Корнельский и Колумбийские университеты… Дмитрий Тёткин: Могли бы вы, пожалуйста, предложить читателям пару стихов ваших учеников ? The Little World Inside Me The little world inside me contains the lyrics of literature, a silent family of stones, the beauty of snow-- contains each pulse of the heart, square by square, a frenzy of simple connections: the standing sun, multitudes of joy, trickles of treasure; the moon’s shimmering peace, wisdom from every corner of the world. Maya Rabow, student-poet (written as a 6th grader) Маленький мир внутри меня. Маленький мир внутри меня Хранит в себе лирику литературы, Молчаливую семью камней, Красоту снега, Хранит каждый удар сердца, Клеточка за клеточкой, наваждение Простых связей: Восходящее солнце, множество радостей, Ручейки сокровищ, мирное сияние луны, Мудрость каждого уголка мира. Мая Рябов, ученица 6-го класса. Here I am Lost and Found Here I am staring at this river. Here I am witnessing an uneven world. Here I am stunned at such a disaster. Here I am running and running and not stopping. Here I am scared of my own surroundings. Here I am confused. And here I am lost. Where to go next? What’s my next move? Here I am performing for myself. Here all my feelings are let go. Here is the place where I can think and concentrate. Here I go, running and running, pounding the dirt. Here I stop and stare at the big trees. Here I am so small compared to the expanse of time. Ryan Ali (age 13) Вот я — потерянный и найденный. Здесь я смотрю на эту реку. Здесь я свидетельствую неровный мир. Здесь я поражён такой катастрофой. Здесь я бегу, бегу и не останавливаюсь. Здесь я испуган моим собственным окружением. Здесь я запутался. И здесь потерян. И куда двигаться дальше? Каков следующий ход? Здесь я разыгрываю представления для самого себя. Здесь все мои чувства могут освободиться. Здесь место, где я могу сосредоточено думать. Здесь я могу бежать и бежать, месить под ногами грязь. Здесь я останавливаюсь и смотрю на большие деревья. Здесь я так мал по сравнению c громадой времени. Райн Али (13 лет)