Владимир Воропаев: Гоголь не сжигал второй том "Мертвых душ"

В год 175-летия выхода в свет "Мертвых душ" и 165-летия смерти Гоголя известный литературовед, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Владимир Воропаев рассказал РИА Новости о том, почему Гоголя в России по-прежнему считают сатириком, а не духовным писателем, что случилось со вторым томом "Мертвых душ" и что препятствует распространению христианства в современной культуре. Беседовал Виктор Хруль. - Владимир Александрович, вы неоднократно говорили, что Гоголь в российском общественном мнении воспринимается в старой советской традиции — только как сатирик, а его духовные произведения остаются в тени. Почему? — Во-первых, это сила инерции. То, что Гоголь не сатирик, понимали уже его современники. Тот же Белинский, неистовый Виссарион, писал: "Нельзя ошибочнее смотреть на "Мертвые души" и грубее понимать их, как видя в них сатиру". Обличительный пласт, конечно, у Гоголя есть: и в "Ревизоре", и в "Мертвых душах" он пишет о том, что с нами не ладно. Это про нас. Все, что пишет Гоголь, это про нас. Но для адекватного восприятия Гоголя важно иметь духовный опыт, что у современного читателя бывает далеко не всегда. Многие не знают, что он строил свою жизнь в соответствии с церковным богослужебным уставом. Откуда это известно? Из его произведений. Он сам говорит: "Мы ежедневно произносим…" и цитирует по памяти Малое повечерие. - Значит, у него были богослужебные книги? — Книг-то как раз и не было в его библиотеке, зато сохранились целые фолианты его выписок из богослужебных книг. - А в каком возрасте он их сделал? — В самом расцвете своего творчества, в 1843-1845 годах. Он находился в это время за границей, а литературой его снабжали друзья из России, а также русские священники, служившие в Европе. В книге "Выбранные места из переписки с друзьями" есть статья "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность". Чувствуете в названии некоторое раздражение? Он называет три источника, из которых должны черпать вдохновение русские поэты: народные пословицы, песни и слово церковных пастырей. В другом месте он замечает по этому поводу: "Еще тайна для многих тот лиризм, который сокрыт в наших церковных песнях и канонах". Тайна этого лиризма была открыта Гоголю и известна не понаслышке, а из личного опыта. Как явствует из содержания сохранившихся тетрадей, он прочел Минеи за полгода — с сентября по февраль — и сделал выдержки на каждый день. Вот вам и разгадка неповторимого стиля Гоголя — это сочетание разговорного, бытового, даже просторечного языка и высокого церковнославянского. - Откуда эта любовь? — Она зародилась в семье, но получила развитие в школьные годы. В уставе Нежинской гимназии, где учился Гоголь, было записано, что каждый ученик должен ежедневно выучивать по три стиха из Священного Писания. Вот и посчитайте: Гоголь семь лет учился, по три стиха из Священного Писания наизусть — сколько в неделю, в месяц, сколько за семь лет. - А как с этим сочетается очевидные у Гоголя интерес к нечистой силе и тонкий юмор? Откуда это взялось? — Наш знаменитый культуролог, литературовед, эстетик Михаил Бахтин писал, что творчество такого "гениального выразителя народного сознания", как Гоголь, можно действительно понять только в потоке народной культуры, которая выработала свои особый взгляд на мир и особые формы его образного отражения. Гоголь вышел из этой народной культуры, отсюда такое яркое, живописное описание и нечистой силы. Это все из фольклора взято —русского и малороссийского, славянского в широком смысле. Но при этом, заметьте, слово "чорт" уходит из зрелых произведений Гоголя. - Почему? — Потому что это "черное" слово, не употребительное в светском разговоре, как выражался Гоголь. Бес, нечистый, лукавый — Гоголь немножко злоупотребляет этим в "Вечерах на хуторе близ Диканьки". Не все в народной культуре, конечно, приемлемо для человека церковного. И Гоголь это понимал прекрасно. Гоголь шел вперед как христианин. Он сам говорил: "Я иду с двенадцати лет одной дорогою, не колеблясь в мнениях главных". Это все-таки цельная была натура — и нельзя говорить, что это вот "поздний Гоголь", а это "ранний". - А повзрослевший, зрелый Гоголь что-то осуждал в своем молодом творчестве? — Да, вы знаете, он довольно критически относился к своим ранним произведениям, включая "Вечера на хуторе близ Диканьки". - Что его не устраивало? — Он считал, что там много еще незрелого. Ранние его вещи очень дидактичны, помните? Открыто все высказано, без глубокого художественного подтекста: когда Вакула бежит топиться в проруби — кто у него за спиной, в мешке? Бес. Вот кто толкает человека на самоубийство. Ранние вещи у Гоголя очень назидательные, в них божественная сила всегда побеждает силу бесовскую. Гоголь вышел из народной культуры, из народных представлений — и в этом его сила, и в этом отчасти, в каком-то смысле, его слабость. - И он всегда христианин — и в жизни, и в творчестве? — Конечно, вне всякого сомнения. Приведу еще один пример. Последним сочинением Гоголя, над которым он работал последние годы жизни и которое увидело свет уже после его кончины, стали "Размышления о Божественной литургии". Это самое известное произведение Гоголя в XX веке, самое переиздаваемое, один из лучших образцов русской духовной прозы. В советскую эпоху эта вещь вообще не издавалась, потому что, как указывалось в комментариях к академическому изданию, "не имеет литературного интереса". Из воспоминаний нежинских соучеников Гоголя известно, что он часто в храме напевал про себя Божественную литургию и однажды, недовольный тем, как поют на клиросе, поднялся на клирос и стал петь, громко и отчетливо произнося слова молитв. А священник услыхал незнакомый голос, выглянул из алтаря и приказал ему удалиться. О чем это говорит? О том, что он уже в школе знал ход Божественной литургии, а не в конце жизни к этому пришел. Однако, к сожалению, представление о том, что Гоголь был сначала один, а потом другой — живет даже в умах церковных людей. - Но в его произведениях есть примеры духовного перерождения… — Да, например Чичиков. Обратите внимание на его имя — Павел. В последней, одиннадцатой главе первого тома "Мертвых душ" автор говорит читателям, что еще тайна, почему образ этот выведен в поэме, что в сем же самом Чичикове, может быть, заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес. Это не что иное как реминисценция из Деяний святых апостолов, эпизода обращения Савла в Павла, Есть основания полагать, что в самом имени героя содержится намек на его грядущее духовное перерождение. - А почему Гоголь все-таки сжег второй том "Мертвых душ"? — Тайна второго тома – это самая больная проблема гоголеведения. Что сжигал, когда сжигал, почему сжигал? На эти вопросы нет однозначного ответа. Я лет двадцать назад уже высказывал идею, которую никто пока не опроверг: второго тома Гоголь так и не написал. Потому что никто никогда не видел беловой рукописи второго тома "Мертвых душ". Никто и никогда. - На каких же фактах основана гипотеза о сожжении? — На признании самого Гоголя. В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года он сжег свои рукописи. Какие именно — точно неизвестно. Об этом свидетельствует его крепостной слуга, который прислуживал ему в доме графа Александра Петровича Толстого. Слуга рассказал, что Гоголь отбирал бумаги, бросал их в печку и шевелил кочергой, чтобы они лучше горели. До нас дошли черновые рукописи второго тома. Это четыре начальные главы и отрывок одной из последних глав, условно называемой пятой. Но это черновые главы, у них два слоя правки: сначала он написал, потом стал по этому тексту править. Духовный отец Гоголя ржевский протоиерей Матфей Константиновский был последним, кто ознакомился с главами второго тома. Это было накануне сожжения рукописей. Ему нередко ставят в вину, что именно он подтолкнул писателя к этому. Отец Матфей отpицал, что по его совету Гоголь сжег втоpой том, хотя и говоpил, что несколько набpосков не одобpил и даже пpосил уничтожить: "Говоpят, что вы посоветовали Гоголю сжечь второй том Меpтвых душ?" — "Непpавда и неправда… Гоголь имел обыкновение сожигать свои неудавшиеся произведения и потом снова восстанавливать их в лучшем виде. Да едва ли у него был готов второй том; по крайней мере, я не видал его. Дело было так: Гоголь показал мне несколько разрозненных тетрадей Возвращая тетради, я воспротивился опубликованию некоторых из них. В одной или двух тетрадях был описан священник. Это был живой человек, которого всякий узнал бы, и прибавлены такие черты, которых… во мне нет, да к тому же еще с католическими оттенками, и выходил не вполне православный священник. Я воспротивился опубликованию этих тетрадей, даже просил уничтожить. В другой из тетрадей были наброски… только наброски какого-то губернатора, каких не бывает. Я советовал не публиковать и эту тетрадь, сказавши, что осмеют за нее даже больше, чем за переписку с друзьями". Теперь о том, почему замысел Гоголя не нашел своего завершения. Гоголь не раз говорил о том, что хотел написать свою книгу так, чтобы путь к Христу был ясен для каждого. Духовное возрождение — одна из высших способностей, дарованных человеку, и, по Гоголю, этот путь открыт всем. По всей вероятности, Гоголь хотел провести своего героя через горнило испытаний и страданий, в результате которых он должен был бы осознать неправедность своего пути. Этим внутренним переворотом, из которого Чичиков вышел бы другим человеком, по-видимому, и должны были завершиться "Мертвые души". Замысел был грандиозный, но несбыточный, потому что показывать путь духовного возрождения — это не задача литературы. - А что же тогда ее задача? — Она призвана показать пороки человеческие, греховность человеческой природы. Да, в этом она достигла успехов. Но есть "проблема положительного героя" — где его взять, если человек несовершенен? Замысел Гоголя — за пределами литературного творчества. И поэтому последней его книгой стали "Размышления о Божественной литургии" – вот там этот путь показан для всех. Спросите школьников, или учителей, почему герои "Мертвых душ" — это мертвые души? Они вам вряд ли ответят. А ответ простой: они без Бога живут. В предсмертной записи, обращенной ко всем нам, Гоголь говорит: "Будьте не мертвые, а живые души, нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…". Вот путь, вот смысл названия великой поэмы, вот завет Гоголя. Искусство для него — это незримые ступени к христианству. В письме своему духовному отцу он надеялся, что после его книги "Выбранные места из переписки с друзьями" читатель возьмет в руки Евангелие. - Как помочь сегодняшним людям обратиться к христианским ценностям? Что в наших силах? — Средств очень много. Нужно просто оставаться христианином, расти духовно, не стоять на месте. Человек, который остановился в духовном развитии, — пошел назад. Воспитывать своих детей, свое окружение, "делать свое дело". Мне кажется, что Россия дольше других стран и государств устоит в своих христианских постулатах, основах. - Что важнее для правильной оценки писателя — его образ жизни или ценности, проповедуемые в его произведениях? — Мне кажется, человека нужно оценивать по высотам его духа, а не по его падениям. Святость не есть безгрешность. Даже святые люди не были безгрешны. И не нужно хватать писателя "за язык". Как Есенин — сказал однажды глупость про причастие, это повторяют, и даже многие священники его за это недолюбливают. И Пушкин, даже если он написал "Гавриилиаду", несомненно, в этом покаялся: известно, что он все списки уничтожал и очень сердился, когда ему напоминали ней. Хотя лично я убежден, что Пушкин никогда не писал "Гавриилиаду", и могу привести неопровержимые доводы на этот счет. Как бы там ни было, судит его Господь, а не мы. - Как вам кажется, что мешает распространению христианства в современной российской культуре? — Отсутствие подлинного, правильного духовного просвещения. Сейчас очень большая ответственность лежит на священниках, на духовных школах. Если у нас нет богословов, качественного духовного образования, то трудно что-то требовать от школ, родителей, от детей. Откуда-то нужно черпать эти сведения, правильные представления. - Но церковные лавки забиты православной литературой… — По большей части, это перепечатки старого. А ситуация меняется, нужны новые ответы. Мне кажется, что священники должны принимать участие в публичных дискуссиях — и в интернете, и на телевидении — голос их должен звучать, люди должны их слушать. В этом смысле замечателен канал "Спас": там много интересных материалов, там часто выступают священники и дают свой взгляд на современный процесс. - А нужно ли из сказки Пушкина про Балду убирать персонаж, именуемый "попом"? — Попа не нужно убирать из сказки – это шутка поэта. Кстати, слово "поп" (в переводе с греческого – православный священник, иерей; отсюда протопоп, протоиерей) в девятнадцатом столетии не имело того уничижительного значения, которое появилось уже в советскую эпоху. А вот опера "Тангейзер" и фильм "Матильда" — это уже другое дело, как мне кажется. Есть такие темы, к которым художник должен подходить с особым тактом и ответственностью. Сейчас, насколько мне известно, опера "Тангейзер" не идет — и это правильно, потому что должного такта и ответственности режиссер в данном случае не проявил. То же самое с фильмом "Матильда". Представьте себе: режиссер снял фильм о пророке Мухаммеде, пользуясь своими фантазиями, своими источниками. Был такой прецедент литературный — "Сатанинские стихи" Салмана Рушди, который был приговорен в Иране к смертной казни. - Значит ли это, что христианство уходит из культуры? — То, что сейчас происходит, кончено, не вселяет никакого оптимизма. Европейская культура по своим истокам — христианская культура, церковная. Она вся пронизана этими ценностями. Уберите это — и она потеряет свою идентичность, свою специфику. Апостасия — отступление от Бога — процесс необратимый. В современной Европе этот процесс развивается стремительным образом, но Россия пока сопротивляется. Хотя, разумеется, этот процесс необратим. Наша задача — не остановить этот процесс, а остаться самими собой, остаться верными Христу. Несмотря ни на что. Христианин на своем месте должен делать свое дело — быть свидетелем и проповедником Христа. Это его прямой долг. А воин-христианин должен тоже свое дело делать как христианин – защищать веру, родину, страну, народ. И бизнес, и политика должны быть христианскими. Наши традиционные ценности – это ценности христианские, православные, и мы не должны стесняться этого.