«Читать отвыкли». Курский актер и писатель о том, кому сегодня нужны книги
Как было на самом деле? Оксана Шевченко, «АиФ-Черноземье»: Николай Иванович, как вы себя чувствуете, заходя на восьмой десяток? Николай Шадрин: Не дождётесь (смеётся. — Ред.). Не стал устраивать пышных празднеств. Не люблю суеты и показухи. В театре сыграл в премьерном спектакле — комедия по Рэю Куни «Чисто семейное дело». Новая роль — лучший подарок. — Правда ли, что писатель Виктор Астафьев приходится вам дальним родственником? — Мы земляки, жили в соседних деревнях. Наши деды были ближайшими друзьями, моя бабушка приходилась двоюродной сестрой его бабушке. Вот такое переплетение. Но лично мы не пересекались, хотя заочно были знакомы. Это он порекомендовал мою повесть «Грех» в журнал «Сибирские огни». В 90-х мы попали в страшное для литературы время, когда стали закрываться журналы. В новосибирских газетах тогда писали, что ради таких вещей, как «Грех» Шадрина, стоит сохранить журнал. — А вас какие писатели сформировали? — Всё-таки, наверное, Лев Толстой. Я был настолько под обаянием «Войны и мира», что увлёкся его биографией, изучил в деталях, как он жил. И до сих пор сверяю свою жизнь с ним. Когда обливаюсь холодной водой, то не обтираюсь, потому что Лев Толстой считал, что нужно высохнуть самому. Я знал, что делал писатель в каждом году своей жизни, вплоть до числа и месяца. Даже вегетарианством увлёкся, один год не ел мяса. Как-то всё лето ходил босиком — опрощался (смеётся. — Ред.). Уехал в Ясную Поляну, снял там уголок в сарае, жил в этом сарае, писал повесть какую-то. А потом выкинул её. — Почему вы выбрали историческую тематику? — Меня всегда интересовало, как происходило на самом деле. Допустим, у нас в деревне была гора, на которой стоял гигантский столб. Местные говорили, что этот столб поставил Колчак. Как так? Зачем? Оказалось — это обычное дерево, просто все сучки обломались, остался лишь ствол. У меня было много родственников, которые служили и на красной, и на белой стороне. Когда показывали кино про Гражданскую войну, я понимал: это всё было немножко не так и даже совсем не так. Мне хотелось самому разобраться. Поэтому я написал роман про Колчака и другие исторические романы. Кто ответит за враньё? — Ваша последняя повесть — про легендарную лётчицу Катю Зеленко. — Это единственная в мире женщина, совершившая воздушный таран. Наша землячка. Каждый день хожу мимо её памятника, живу на улице, носящей её имя. Прочитал о ней всё, что можно было прочитать. Я человек коммуникабельный, на улице встречался с бабушками, расспрашивал про Катю и её родственников. Разное рассказывали, даже то, что она была связана с какими-то бандитами. Но верить всем тоже нельзя. Сейчас в интернете можно найти всё что угодно. Пишут: а как на самом деле погиб Александр Матросов? А как на самом деле погибла Зоя Космодемьянская? Ясно, что идёт развенчание подвигов, желание унизить. В советское время, если автор наврал, то это был бы конец карьере. Печатное слово имело вес. А сейчас всё проходит безнаказанно. — Насколько важна историческая достоверность в художественной литературе? — Александр Фадеев говорил, что художественная литература не только допускает вымысел, но и предполагает его. Если писать, как оно было, то выйдет лоскутное одеяло, а не произведение. Не будет сюжета. Да, приходится много додумывать. Главное, чтобы это не противоречило тому, что было на самом деле. — А как обстоят дела с точки зрения гонораров? — Время, когда на литературе зарабатывали, ушло безвозвратно. Сейчас нужно самому платить, чтобы издать книгу. За книги, которые были напечатаны в серии «бестселлер» в московском издательстве, я получил по тем временам приличные деньги — 1 тысячу долларов за каждую. И тираж был хороший — 25 тысяч экземпляров. Но тогда люди ещё читали. Сейчас читающий человек — редкость. — Почему это произошло? — Отвыкают. Много другого появилось: интернет, соцсети, по телевизору — тысячи программ. Я и сам люблю посмотреть что-нибудь про Африку. Это же интересно, как там львы дерутся в прайдах. Но думаю, что интерес к чтению еще вернется. На Западе всё-таки читают. Помню, как лет 10 назад выступал Курт Воннегут — кумир моей молодости. Его спросили: «Сколько процентов американцев вас читает?». Он отшутился: «Не хочу говорить плохо о своей стране». Но потом признал, что не более 5 %. Я думаю, что и у нас сейчас столько же. Заходил недавно в книжный магазин. Вижу — девочка лет 13 ходит со стопкой литературы. Продавцы говорят: она у нас постоянный покупатель. Но это редкость. Влиятельные люди читают по книге в день. И Сталин, и Гитлер были весьма начитанными людьми. У Геббельса был любимым писателем Достоевский. Что почитать? — У вас есть настольная книга? — «Усвятские шлемоносцы» Евгения Носова. Это гениальный писатель. Лев Толстой ещё говорил, у каждого писателя должен быть свой микроскоп, чтобы видеть не только точно, но и художественно. У Носова этот дар в описании деталей, мелочей, подробностей был развит в высшей степени, может быть, как ни у кого другого. Полторы страницы читаешь — слёзы душат. — А кто симпатичен из современников? — Современных авторов не читаю. У них языковая стихия уже другая, взгляд другой, философия своя. Мы ещё не отсеяли настоящее от второсортного. Должно пройти время. Говорят, что даже Пушкина современники не смогли оценить по достоинству. И на 50 лет потом вообще забыли. — А к театру зрительский интерес не падает? — Нет, наоборот — растёт. Вспомните советские годы. Какие актёры хорошие были, нисколько не хуже, чем сейчас, и режиссёры отличные — а залы полупустые. Может быть, потому что ставили партийную заказуху... Сейчас репертуар другой — классика, комедии — и по 700 человек на каждом спектакле. Литература, как и театр, нужны для того, чтобы помочь полюбить жизнь. — Какие роли больше нравятся? — Какие дадут, значения не имеет. Важен сам поиск внутреннего состояния персонажа. Что он хочет, чего добивается, какой он? Театр — с одной стороны, это мука. Бывает так тяжело! Но бывает такая радость, что забываются невзгоды и остаётся только эйфория. — Ваш сын Лев уже издал три романа. Пошёл по стопам отца? — Да, я пустил это дело на самотёк. Но, по-моему, у него очень хорошо получается. Единственная проблема в том, что сейчас литература — это пустое дело. Именно поэтому я больше не хочу ничего писать.