"Личная жизнь" Наины Ельциной: отрывки из книги мемуаров

Выходят в свет мемуары вдовы первого президента России Бориса Ельцина. Sobesednik.ru публикует фрагменты из книги. 5 июня книгу Наины Ельциной «Личная жизнь», которая выходит в издательстве «Синдбад», представят на фестивале «Красная площадь». От редактора мемуаров Людмила Телень: — Когда Наина Иосифовна готовила рукопись к печати, мы, конечно, подолгу разговаривали, и я не могла удержаться от вопросов. Ее ответы я записывала на диктофон в надежде, что позже мы вместе дополним ими текст. Но оказалось, что механически сделать это невозможно. Есть вещи, о которых человек по разным причинам не станет говорить сам, — другое дело, если его об этом спросят. Я спросила — и мне очень захотелось, чтобы наши разговоры тоже вошли в книгу. Рада, что Наина Иосифовна согласилась. Так в ее мемуарах появились мои «Вопросы на полях»: * * * — Со стороны казалось, что у первого российского президента легко складывались дружеские отношения с мировыми лидерами. Или это была только видимость, игра на публику? — Это не было игрой на публику. В те годы во главе мировых держав стояли очень сильные и ответственные лидеры, которые действительно понимали, что происходит в России. Среди них было много по-настоящему крупных личностей — Билл Клинтон, Жак Ширак, Гельмут Коль… — Было ощущение, что помимо официальных отношений между российским президентом и многими мировыми лидерами была и просто взаимная человеческая симпатия. — Да, так и было. Помню, как в начале 90-х у [матери Ельцина] Клавдии Васильевны начались серьезные проблемы с сердцем, Борис упомянул об этом в разговоре с президентом США Джорджем Бушем. Сказал, что врачи сомневаются в диагнозе. Буш тут же предложил послать медицинский самолет со специальным оборудованием. Борис поблагодарил, но не воспринял это всерьез. Вернулись в Москву — звонок: американский самолет уже летит в Свердловск. Я тоже полетела туда. Американские врачи провели диагностику и оценили лечение. Сказали: мы восхищаемся вашими врачами, они все делают правильно, даже несмотря на то, что у них нет современной аппаратуры. * * * Наина Ельцина «Личная жизнь» (фрагменты из книги) Несмотря на сложную ситуацию в стране, Борис, как президент России, должен был встречаться с главами зарубежных государств и выезжать за границу с официальными визитами. Это не было формальностью. От того, как будут выстраиваться отношения новой России и мира, зависела и ситуация внутри страны. Нам очень нужна была помощь — страна была на грани голода. Но когда я сейчас читаю, что в 90-х президент России ездил по миру с протянутой рукой, меня это очень расстраивает. Неправда. Борис делал все, чтобы Россию воспринимали как равного партнера. И у него это получалось. Куда бы мы ни приезжали, нас встречали очень уважительно. Руководители европейских стран и США понимали, в какой сложной ситуации оказалась наша страна, и старались помочь новой России. Позже Гельмут Коль рассказывал мне, как Германия отправляла нам гуманитарную помощь — в том числе целые составы с женским бельем. Я призналась, что мы, конечно, ценили доброе отношение, но улучшения жизни не чувствовали. «Да, понимаю, — сказал Коль. — Сколько средств мы, Западная Германия, вложили в Восточную, а решить все проблемы так и не смогли». «Что же нам делать, господин Коль, если у нас нет Западной России, она у нас одна?» — спросила я. «Согласен, вам гораздо труднее», — ответил канцлер. Мне кажется, в 90-х годах лидеров разных стран объединяли не только формальные взаимные обязательства. Между ними были действительно доверительные и уважительные отношения. Было общее желание сделать отношения между странами теплее. Иначе не было бы «встреч без галстуков», которые стали тогда традиционными. * * * К поездкам за рубеж Борис готовился очень тщательно. Это было непросто, у него же почти не было опыта — только международные контакты по линии ЦК. Его поездка в Америку в бытность председателем Верховного Совета России была неофициальной. Приходилось на ходу осваивать все тонкости протокола. Хорошо, что с начала 1992 года рядом с Борисом оказался опытный и блестяще образованный в этой области человек — Владимир Николаевич Шевченко. Раньше он руководил службой протокола Горбачева. Борис относился к тому, что делал Шевченко, с глубоким уважением. Он умел ценить профессионалов. В поездках график президента был очень жестким: официальные встречи, переговоры, подписание документов. Почему-то принято думать, что первые лица лишь скрепляют подписями документы, которые готовятся без их участия дипломатами и помощниками. Это не так. Помощники докладывали президенту позицию министерств и ведомств. Представляли справки, согласовывали проекты документов. Но все самое важное происходило потом, за закрытыми дверями, когда помощники и журналисты уходили. Удастся договориться или нет, зачастую не было ясно до последней минуты. В 1991–1993 годах мы побывали в Италии, Германии, США, Великобритании, Франции, Бельгии, Польше, Чехии, республиках СНГ. В те годы Россия стала участвовать и в саммитах лидеров мировых держав — сначала это был формат «Большой семерки», куда приглашали Россию. Позже и Россию признали членом неформального клуба великих держав — «Большая семерка» превратилась в «Большую восьмерку». Я по протоколу должна была сопровождать мужа во всех его официальных поездках. Быть первой леди, конечно, тоже работа. И речь, безусловно, не только о формальных обязанностях. Я знала, что тоже представляю страну — большую, сложную, с массой проблем, но очень любимую. Мне, как и Борису, хотелось, чтобы к России везде относились с уважением, а к ее гражданам — с теплотой и пониманием тех проблем, которые выпали на их долю. Быть искренней в роли первой леди мне было нетрудно: наверное, потому что я вообще не умею притворяться, считаю, что человек в любой ситуации должен оставаться самим собой. К поездкам всегда готовилась — читала материалы, которые мне готовила служба протокола. Я же не могла приехать в страну, не имея представления о ее политическом устройстве, обычаях, культуре. Старалась быть готовой к общению и с руководителями страны, и с их женами, и с простыми людьми. Конечно, тогда, в 90-х, никто из нас толком не знал, как должна быть организована работа первой леди, все делалось на ощупь. У меня не было ни пресс-секретаря, ни помощников. Их всех заменял Владимир Николаевич Шевченко. Спасибо ему — он и сейчас помогает мне. Конечно, охрана у меня была — прикрепленные офицеры ФСО. Вот и вся команда первой леди. С помощью Владимира Николаевича и, наверное, благодаря своей привычке все делать добросовестно я с новыми обязанностями как-то справлялась. Хотя в других странах, я это видела, с женами президентов работал целый штат специалистов. У кого-то их было меньше, у кого-то больше, но своя команда была у каждой. Особенно четко, как мне казалось, работали помощники Хиллари Клинтон. Возможно, это не самый типичный пример. У Хиллари были собственные политические амбиции — это было очевидно уже тогда. Позднее, когда она дважды баллотировалась в президенты, я от души желала ей удачи. У первых леди и во время саммитов «Большой семерки», и во время визитов в разные страны была собственная программа. Между нами сложились теплые неформальные отношения. Со многими из первых леди, например с мадам Ширак, мы просто подружились и близко общались на протяжении многих лет. Бывали у них с Жаком в Елисейском дворце и после отставки Бориса. Бернадетт подарила мне тогда черенки замечательных роз, которые росли у них в саду. К сожалению, в нашем климате они не выжили. Характер программы первой леди, в отличие от президентский, имел свои особенности. В ней была меньше официальных мероприятий, зато больше общения с людьми. Я могла ближе познакомиться с их жизнью. Для меня это было очень важно. Бывала в больницах, школах, домах престарелых. Я не стеснялась задавать вопросы, мне было искренне интересно знать подробности, вникать в детали. Знать все обо всем невозможно, бессмысленно делать вид, что тебя ничего не удивляет. Я всегда считала и считаю, что не нужно что-то изображать. Главное — быть собой. В поездках по миру я открывала для себя много нового. В США мне показали реабилитационный центр для детей с церебральным параличом. Ожидала увидеть что-то очень тяжелое, долго готовилась. Но дети все были на колясках — бодрые, подвижные, веселые. Везде пандусы, у всех компьютеры, все окружены вниманием. Я искренне радовалась, глядя на них. А про себя переживала: «Сколько же еще нужно сделать, чтобы так было и у нас». Огромное впечатление на меня произвела оснащенность клиник. Я видела больницы в Свердловске и в Москве. Многие были в очень плохом состоянии — современного оборудования нет, палаты на четыре-шесть человек, ремонт не делали годами. Так было и в прежние времена. Помню, как Борис в Свердловске буквально вытаскивал поликлиники из подвалов. Конечно, были медицинские учреждения 4-го Главного управления, но даже они не шли ни в какое сравнение с тем, что я увидела на Западе. И по оснащению, и по внимательности к пациентам. У нас компьютеры еще были редкостью, а там они уже появились в самых обычных больницах. Но самое главное — тут был другой подход к людям: они и в больнице не были оторваны от своей обычной жизни, чувствовали себя комфортно. Помню, нас привезли в роддом в Норвегии. На меня даже халат не надели. Зашли в холл — там сидят мамы-папы с новорожденными. Подошла к одной семье. Папа рассказал, что присутствовал при родах и теперь помогает жене. Ребенок дней трех-четырех от роду лежал у него на груди в ползунках. Никаких пеленок. А у нас тогда ползунков для новорожденных вообще не было, их заворачивали в пеленки, причем как можно туже. Меня эта домашняя обстановка в роддоме просто потрясла. В Марселе нас привели в частную клинику, при ней — ресторан, гостиница, почта… Приехали люди навестить больного — могут остановиться в гостинице. Пациента спокойно отпускают с родными и близкими в ресторан. Конечно, сейчас многое из того, что мы впервые увидели в те годы за рубежом, есть и у нас. Но, к сожалению, и хорошо оборудованные больницы, и реабилитационные центры для людей с ограниченными возможностями так и не стали доступными для всех. * * * Пунктуальность Бориса отмечали все зарубежные партнеры. И я, конечно, не могла подвести его. Но жизнь есть жизнь, случались и неожиданности. Обычно я сначала помогала собраться ему — подбирала костюм, галстук, иногда и причесывала… Только потом начинала заниматься собой. Как-то перед выходом я решила сполоснуть руки, но перепутала краны — вода из душа хлынула мне на голову. Пришлось срочно поправлять прическу, это заняло время. Борис ждать не мог, вышел к публике. Владимир Николаевич был вынужден объясняться с журналистами из-за моего опоздания. Ничего придумывать не стал, сказал, как было. А по возвращении домой мне стали звонить мои сокурсницы: «Ная, как же ты могла перепутать краны, у нас же специальность "водоснабжения и канализация"!». Приходилось приспосабливаться к президентскому ритму жизни. Иногда даже маникюр мне приходилось делать самой прямо в самолете. Борис ворчал: «Все пальцы себе изрежешь!» Однажды прическу доделывали прямо в машине. Хорошо помню, как парикмахер Ирина Баранова занималась моей укладкой на заднем сидении машины. Первые поездки за рубеж — это еще и очень сильные впечатления, связанные с контрастом между бытом в нашей стране, которая находилась в очень тяжелой экономической ситуации, и тем, как жили люди в процветающих западных странах. У нас после распада СССР — почти голод, ужасная инфляция, разруха, ни на что не хватает денег. У них — огромный выбор продуктов, красивые вещи, чистота на улицах. Осознавать эту разницу было больно. Наши люди, конечно, заслуживали лучшего. Осенью 1991 года мы поехали с первым официальным визитом в Германию. Жена бургомистра Кельна предложила мне пройтись по рынку. Я такого в жизни не видела. Огромный павильон, чистота, вкусно пахнет. На одних полках — мясо и птица, на других — рыба, на третьих — ягоды и фрукты. А я буквально вчера — из Москвы, где все по карточкам, а из фруктов — только яблоки. Да и то потому, что осень и урожай только что сняли. Как раз перед визитом смотрела телепрограмму, в которой известный врач-педиатр говорила, что дети у нас остаются без витаминов зимой, поэтому часто болеют. Стою на этом рынке и чуть не плачу. Вечером вышли с Борисом прогуляться. Идем мимо сверкающих витрин — мне даже не по себе. Все — как в кино. Если стоят туфли, то рядом сумка им в цвет. Мы такого вообще не видели. Конечно, без этого, в отличие от витаминов для детей, прожить можно. Тем более что все мы воспитывались на пренебрежении к вещам. Я и Борис в этом смысле были похожи: для нас тряпки никогда значения не имели. Но как же тогда захотелось, чтобы наши люди жили как в Европе. «Ничего себе проклятый капитализм», — помню, пошутила я. Смеяться, правда, совсем не хотелось. Когда вернулась в Москву, зашла в обувной магазин. Там стояли кооперативные полусапожки из войлока — больше никакой обуви не было. Заглянула в магазин «Лён» у Тишинского рынка. Висят два или три капроновых полотна ядовитого цвета. И все. Ни других тканей, ни простыней, ни наволочек. Это все мелкие бытовые детали, но они помогают представить, в каком состоянии страна досталась новой власти. И в каком положении находились ее граждане. Такой была повседневная жизнь людей, о которой Борис думал постоянно. Кто бы и что бы сегодня ни писал. По магазинам я во время визитов не ходила. Не было ни времени, ни желания — с трудом представляю, как бы я делала покупки на глазах у журналистов и любопытствующей публики. Конечно, мне всегда хотелось чем-нибудь порадовать внуков. Бывало, просила ребят из охраны купить для них жевательную резинку или маленькие машинки — внуки подаркам очень радовались. Пожалуй, могу вспомнить один-два случая, когда попросила сделать покупку для себя. Однажды это было в Париже. Мадам Ширак предложила мне зайти в большой магазин, мы поднялись на второй этаж и сразу попали в отдел хозяйственных товаров. Как раз в это время нам сложили на даче русскую печь, и для нее нужны были чугуны. Я хотела такие же, как были у нас, в Титовке, безо всякой эмали внутри — она в печи трескается. У нас таких в магазинах не было. А тут в Париже вижу большую чугунную кастрюлю типа утятницы, как раз без эмали, то, что нужно. Я, конечно, при мадам Ширак постеснялась ее купить, но кастрюлю и отдел, где она продавалась, запомнила. На следующий день попросила ребят съездить в магазин и купить. В другой раз во время визита в США хотела купить себе духи «Эсти» фирмы «Эсти Лаудер». В 70-е годы они продавались в Свердловске, и очень мне нравились — до сих пор помню флакончик, обвязанный шелковыми нитками с кисточкой. Но в парфюмерный магазин так и не зашла, хотя у миссис Лаудер во время визита все же спросила, выпускают ли еще эти духи. Оказалось, уже нет… * * * Одеждой Бориса, как и своей собственной, занималась сама. При переезде из Свердловска в Москву у мужа было штук пять костюмов, некоторые из них он носил годами. Фигура у него была стандартная, осанка хорошая, рост метр восемьдесят семь. Костюмы мы в основном покупали. В Москве стали костюмы шить. Герасим Алексеевич Градов, великолепный портной, который работал в ателье Управления делами президента, очень хорошо чувствовал фигуру и учитывал все особенности человека, даже его походку и манеру держаться. Ткани были хорошие, а вот фурнитура не очень. Но тогда сравнивать было не с чем. Уже после ухода Бориса я иногда открывала шкаф и смотрела на эти костюмы — к некоторым из них прикрепила записочки: «1-я инаугурация», «2-я инаугурация». Я и не думала, что когда-то передам их в музей. Но теперь они находятся там. Вообще эти костюмы, особенно свердловского периода, я бы, наверное, узнала наощупь. Потому что каждый вечер их гладила. Абсолютно равнодушный к одежде, Борис очень любил галстуки. Их было много, но среди них — десяток самых любимых. Это была единственная деталь одежды, на которую он обращал внимание. Но при всей любви к галстукам легко с ними расставался. У Бориса была такая привычка — обмениваться во время дружеского застолья галстуками. Галстуки ему завязывала я — не на нем, на руках. Он так и не научился. А я когда-то посмотрела рисунки узлов в журнале, выбрала одинарный узел и научилась завязывать его идеально. Сейчас даже внуки иногда просят меня завязать им галстук. Борис обычно надевал то, что советовали ему мы с Леной и Таней. Но в нем самом была какая-то природная аккуратность: в студенческие годы Борис каждый вечер гладил брюки, выйти в мятых просто не мог. Себе я шила одежду в той же мастерской Управления делами президента, что и Борис. Никогда не одевалась у модных дизайнеров — ни у наших, ни у зарубежных. В мыслях не было. Очень благодарна заведующей ателье Галине Ивановне Титкиной и художнику-модельеру Ларисе Сергеевне Хинявиной. С ними вместе мы обсуждали фасон и ткань, придумывали детали. И швеи у них были высокопрофессиональные. Я предпочитала костюмы в стиле Шанель. В этом ателье и сейчас одеваются первые лица государства и их жены. Мне кажется очень несправедливым, что у мастеров, которые шьют им одежду, нет государственных наград. Покупать дорогую одежду известных марок у меня в то время не было материальной возможности. Да и шила я костюмы и платья нечасто. Бывало, что даже в официальных поездках дважды надевала один и тот же костюм. Не придавала этому особого значения. По поводу своего внешнего вида и одежды вообще не переживала. В те годы иногда даже с колготками были проблемы. Хорошо помню, как во время какого-то визита, прямо перед выходом из номера, обнаружила на колготках спущенные петли. Справилась старым советским способом — замазала их лаком для ногтей. Хорошо, что это место прикрывала юбка. Никаких комплексов у меня не было. В США, например, брала с собой шелковый костюм, который Лена купила когда-то за тридцать долларов в Греции. Он до сих пор висит у меня в гардеробной. Полагалась на свой вкус и, конечно, советовалась с Владимиром Николаевичем Шевченко. В официальной программе указывалось «платье обычной длины» или «вечернее платье». Это понятно, но что именно выбрать — например, какого цвета должно быть платье? А если предстоит встреча с королевскими особами? Сама бы я не справилась. В декабре 1991 года российский лидер впервые был с визитом в Ватикане. Я надела для встречи с папой римским Иоанном Павлом II костюм молочного цвета. На встрече с ужасом обнаружила, что папа тоже в белом. Неужели я сделала ошибку? Но напрасно я переживала: выяснилось, что белый цвет протокол не рекомендует только мужчинам. В зарубежные командировки я брала с собой утюг. Помощников, которые бы гладили одежду, у нас во время первого президентского срока не было. В начале 90-х мы часто останавливались в посольствах — это было дешевле, чем снимать гостиницу. Там же, в посольских общежитиях или квартирах при посольстве, жили и остальные члены делегации. Было довольно удобно. Там всегда можно было взять доску для глажки и подгладить, что нужно. Когда останавливались в отелях, я иногда отдавала гладить рубашки или костюмы, но все равно порой приходилось самой доглаживать. Рубашки в идеальном состоянии возвращали только в Японии. С таким качеством работы я больше ни в одной стране не сталкивалась.