«Не может человек исчезнуть бесследно. Тем люди и отличаются от бабочек, что у людей есть память», – говорит с экрана человек с длинными седыми волосами и бородой. Презентация книг памяти расстрелянных во время Большого террора в Карелии собрала полный кинозал в Музее истории ГУЛАГА, свободных мест нет даже на ступеньках в проходе. Составитель книг – карельский историк-поисковик из «Мемориала» Юрий Дмитриев, это он говорит с экрана – уже полгода находится в сизо по абсурдному обвинению в изготовлении детской порнографии. Автор передает из тюрьмы привет и благодарность: не столько за добрые слова о нем самом, сколько за признание дела его жизни. Историки «Мемориала» сходятся во мнении, что это уникальная работа: ни в одном регионе России нет такой полноты собранных имен расстрелянных, как в Карелии. Дмитриев, говорят его соратники, сумел превратить статистику погибших в годы Большого террора в поминальные списки с именами, биографиями и местами захоронений. Выступающие иногда переходят на прошедшее время, но сразу оговариваются: он есть и будет, надо верить, что он скоро выйдет на свободу, найдет места расстрела еще двух соловецких этапов, сам презентует свою следующую книгу памяти. В этом бессилии, этих оговорках и дрожащих голосах – весь ужас времени, когда людей уже давно не расстреливают, но по-прежнему репрессируют. Дело Юрия Дмитриева, пожалуй, самое важное из того, что сейчас происходит в России. Прежде всего потому, что преследованию подвергается патриот, десятилетиями по крупицам возвращающий «из государственного забвения» тысячи имен граждан страны, убитых жестоко и бессмысленно именем государства. «Вступление к списку репрессированных будет кратким – Вечная память, – пишет Дмитриев в предисловии к одному из своих сборников под названием «Их помнит Родина», где имена собраны не в алфавитном порядке, а по названиям деревень, в которых люди жили до ареста. – Мораль тоже недлинная – помните! Совет – берегите друг друга». Вот же национальная идея. А автор книг памяти должен быть претендентом на государственную премию и государственный грант на продолжение работы. Есть и еще одна важная вещь в деле Дмитриева – это обвинение, которое выбрали для него его преследователи. Не ставшие уже привычными в политически мотивированных делах «экстремизм» и «сепаратизм», а детская порнография и развратные действия в отношении несовершеннолетних. Такие обвинения не только гарантируют большие сроки и обещают серьезные проблемы по ту сторону решетки, но и рискуют лишить общественной поддержки: «А вдруг там и правда что-то было?» Друзья и родственники историка признаются, что тех, кто сомневается или готов поверить обвинению, подавляющее меньшинство, но такие люди тоже есть, причем «это хорошие люди». Число «педофильских» дел, основанных на спорных, противоречивых, явно недостаточных доказательствах и откровенно непрофессиональных экспертизах, растет уже несколько лет. На днях я была на похожем мероприятии в подмосковном Наро-Фоминске – это был тоже вечер памяти живого человека, лишенного свободы по обвинению в развратных действиях в отношении ребенка, которых, как уверяют находившиеся рядом свидетели, он не мог совершить. Десятки горожан пришли вспомнить, каким хорошим Женя был медбратом, потом оговаривались: не был, а есть и будет – и плакали. Заказными и «палочными» эти «педофильские» дела стали давно. Теперь они становятся политическими. Автор – журналист