Дмитрий Глуховский: "Наше время фантастичнее любой фантастики"

Новая книга Дмитрия Глуховского, известного своими романами "Метро 2033" и "Будущее", выходит в издательстве "АСТ" 15 июня. "Текст" – его первый реалистический роман. Глуховский неохотно делится личным, но готов часами разговаривать о политике, литературе и своих книгах, которые даже читает вслух – недавно автор устроил онлайн-читки своего нового романа в социальных сетях. А еще Глуховский смело выкладывает свои книги в интернет. Накануне старта продаж "Текста" в книжных магазинах корреспондент m24.ru Наталья Лучкина встретилась с писателем. В интервью он рассказал о мире видеоблогов и Telegram-каналов, Пушкине и Ахматовой, творческих страхах, и о том, почему дети пытаются приблизить в окне грозу. – Вас знают как писателя-фантаста, и вот вы издаете первый реалистический роман. Возникла потребность отойти от фантастики к вещам насущным? – Здесь есть несколько объяснений. Во-первых, сейчас такое время – оно гораздо гротескнее, чем горестная литература, и многое оказывается в нем фантастичнее, чем любая фантастика и фантазия. Мне кажется, что это время нужно запечатлеть. Многие современные авторы, которые не пишут фантастику, обращаются обычно в прошлое. А у тех, кто пишет, получается какое-то альтернативное сегодня, "что было бы, если бы". И все крутится вокруг этой имперской рефлексии: "как было бы, если бы мы империю не потеряли", "а давайте вернемся в одни имперские времена, потом в другие…". А мне вся эта имперская риторика вообще не очень близка. Я совершенно не скучаю по утраченному Советскому союзу. Я бы хотел просто запечатлеть какие-то сегодняшние моменты, максимально точно и честно. В книге я описываю ту Москву, в которой мы сейчас живем, и говорю о том, чем она отличается от Москвы, в которой мы жили семь лет назад. Главного героя по подложному обвинению сажают в тюрьму якобы за торговлю наркотиками на семь лет, он уезжает из Москвы конца нулевых и возвращается в Москву, которая уже приближается к концу 2010-х годов. Это два совершенно разных города. Одна Москва с уверенностью смотрит в будущее, преодолела с удивительной легкостью кризис 2009 года и все еще продолжает надеется на лучшее. Другая – который год живет в прошлом – ведь очень много взглядов обращено назад, в поисках каких-то источников опоры и силы. – Ваш герой не желает мстить, но все-таки убивает своего обидчика. Вы говорите, что в такой ситуации может оказаться каждый. Но ведь одно дело – несправедливость и случай. А другое – осознанный поступок и убийство. – В этой книге и герой не вполне герой, и антигерой не вполне анти. Оперативник ФСКН, который сажает главного героя, – его ровесник, может, на год его старше. Это человек слабохарактерный, любящий помыкать другими, он окончательно растлен властью, получает удовольствие от безнаказанности. А главный герой – обычный парень, студент филфака, который просто попадает под раздачу. С зоны он возвращается совершенное другим человеком – обритым, искалеченным, запуганным. На самом деле, он не хочет убивать, он просто не находит той жизни, на которую рассчитывал. Потом он забирает у этого человека телефон и начинает притворяться своим обидчиком. Один за другого доживает грешную жизнь. – Вы очень подробно описываете человека, который вышел из тюрьмы. Жаргонная лексика звучит как-то честно, по-настоящему. Долго изучали сленг, может, общались с зэками? – Для меня тема здесь достаточно новая. Для страны, наверное, нет. Как говорят, полстраны сидело, полстраны – охраняло. Конечно, меня консультировали бывшие сотрудники ФСКН, и сотрудники действующих правоохранительных органов, в частности, уголовного розыска, и люди, которые в разные годы отбывали наказания. Я давал книгу на вычитку зэкам: они просматривали, что-то правили. Для меня было важно, чтобы психологически все было точно, а не с точки зрения "фени", потому что все эти слова можно и в интернете посмотреть. Или вообще видео найти. Есть вот видеоблогер Саша Спилберг, а есть видеоблогеры, которые про тюрьму рассказывают – объясняют салагам, как сделать так, чтобы тебя не опустили. Такие вот исколотые зэки ведут блог из какого-то своего жуткого дачного участка. Прямо как в фильме "Жесть". – Кстати, а что скажете про видеоблогеров? Вроде как их начали воспринимать всерьез, даже к министрам на беседы приглашают. – Ну назвать их журналистами, например, нельзя. Но как бы и работники MTV, если вспомнить, тоже журналистами не были. А чем Саша Спилберг хуже, чем Ольга Шелест, которая тоже начинала девочкой-корреспондентом развлекательного канала? Ваня Ургант тоже начинал с MTV. Блоги – это просто новый формат. Сначала они снимаются на телефоны, потом раскручиваются, и у них уже собственные микропродакшены, где есть свет и звук. Другое дело, что эти новые форматы несут... Это большой вопрос. И их так много сегодня, что, я думаю, конкуренция возьмет верх и победит лучший контент. – Еще многие опасаются, что Telegram-каналы вытеснят традиционные СМИ. – Ну и пускай вытесняют, это же очень увлекательный процесс. А что, с другой стороны, мы должны до сих пор газету "Искра" читать? Нет, конечно. Но вообще я не верю, что одни СМИ могут вытеснить другие. Когда появилось радио, говорили, что это смерть газетам. Телевидение должно было похоронить радио, а интернет – телевидение. Но 86 процентов населения верят телевизору и до сих пор путаются в интернете. А Telegram... Просто сегодня мы плотно сидим в медиа: утром в туалете ты читаешь новости, в машине слушаешь радио, а за ужином смотришь телевизор. В промежутках между всем этим – Telegram. – Книга "Текст" еще и о том, как всех нас изменили технологии коммуникации, мы все приросли к своим мобильным телефонам. Оказывается, человек может просто забрать чей-то гаджет и несколько недель спокойно жить чьей-то жизнью, там ведь все – отношения, мысли, память. – Мобильный телефон уже стал нашим дополнением, невидимым органом. И мы не отдаем себе отчета в этой фантастичности: мы можем коммуницировать с людьми, живущими на другом конце земли, говорить с ними изображениями, безошибочно находить местонахождение человека, выстраивать маршруты, учитывая пробки, запоминать то, что мы раньше современно не в состоянии были запомнить, а потом возвращаться к этому при помощи фотографий и видео. Не говоря о том, что благодаря интернету у нас есть сиюминутный доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством. – Сейчас же вообще нельзя сказать, сколько времени ты проводишь в интернете, потому что мы постоянно там. И это уже норма. – До какого-то момента, пока ты ощущаешь, что это зависимость, ты, наверное, думаешь, что с этим бы неплохо бороться. Но ведь с этим связана работа. И это дает тебе свободу – вот тебе мобильный офис, ты не обязан никуда ходить. А с другой стороны – это несвобода. Потому что ум твой постоянно в этом находится. И нас это уже изменило коренным образом. Сложно представить, какими будут расти дети, которые в этом во всем родились, которые с двух лет эти иконки раздвигают и пытаются приблизить грозу в стекле обычного окна. Мое поколение людей родилось в совершенно другом контексте, с телефонами-автоматами, будками и еще черно-белыми телевизорами. Но теперь мы испытываем ломку, когда находимся не на связи. – Не знаю, когда вы с последний раз были в метро, но там теперь бесплатный интернет. И человек с бумажной книгой – приятная редкость. – Вот как раз в первой главе моей книги главный герой едет в метро после того, как вышел из тюрьмы, и обращает внимание, что когда он уезжал на зону, в телефонах в метро "сидели" только студенты, а теперь все – и дети, и бабульки, и бедные мигранты. Да, возможно, кто-то из этих людей читает электронную книгу, но в телефоне есть вот эта многоканальность: в одном окне почта, в другом мессенджер, в третьем – новости, дальше ты какой-то лонгрид всплыл, ты его не дочитал, потому что кто-то в Facebook написал. И вот ты про то, о чем читал, уже забываешь. – Но вы явно не противник электронных книг. Вы же, в определенной степени, новатор на издательском рынке – одним из первых начали бесплатно выкладывать книги в интернет. Это потому что издательства тогда отказались печатать или же это был некий акт доброй воли? – Это был 2002 год. Да, изначально издательства отказывались. Я очень долго писал эту книгу – "Метро 2033" – и мне стало обидно, столько времени потратил, хотелось, чтобы люди прочли. Я тогда не думал, что это может меня потом кормить – работа у меня тогда была, на жизнь хватало. Наверное, хотелось почувствовать себя писателем. Я взял и выложил все в открытом доступе. Это тогда было довольно революционным шагом. Интернет в России был совсем молод, у нас он появился же только в середине 1990-х. Я все свои книги выкладываю на сайт в открытом доступе и в социальные сети. Я технологический энтузиаст, считаю, что эти возможности нужно использовать. Просто люди, которые старперствуют и пытаются зубами держать поезд, не понимают, что это бессмысленно. Технологии дают новые возможности и их нужно использовать. Роман "Текст", например, мы публиковали "ВКонтакте", делали чтения первых четырех глав в прямом эфире. Я так доношу до людей то, что делаю. – А нет страха, что бумажную книгу просто не будут покупать? Ведь есть электронная, тем более бесплатная. – Книгу не будут покупать, если она плохая или если о ней никто не узнал. Я, в той или иной степени, в себе уверен и считаю, что эта книга заслуживает, по крайней мере, того, чтобы на нее обратили внимание. А дальше пусть о ней судят другие люди. Моя задача – выложиться по максимуму, быть предельно честным, искренним. Нужно донести книгу до людей. Ну будет она продаваться – так будет продаваться. Не будет – я, конечно, огорчусь. Это не столько связано с деньгами, сколько с построением истории успеха: ты любо идешь в гору, либо катишься с горы. – Сейчас модно ругать цифровое поколение W. Есть ли риск, что за стикерами, гифками и видео текст как формат перестанет быть интересным? – Тот процент населения, который читал книги, будет их читать и дальше. Люди, которых до шести лет не научили говорить, никогда не смогут развиться до уровня тех, кого научили. Чтение открывает новые способности в человеке, которые изначально заложены, но могут быть развиты только до определенного возраста. Люди, которые не умеют читать, всегда будут в подчиненном положении. Литература же всегда была чем-то элитарным, а не массовым. Да и вообще – если бы мы в школе не проходили классику, большинство людей не знало бы ни Достоевского, ни Пушкина, ни Булгакова, ни Чехова, ни Прившина, ни Салтыкова-Щедрина. И нужно понимать, что большинство людей читают вплоть до студенческого возраста. Начиная с 30 лет читают, в основном, женщины, потому что мужчины впахивают. Среди мужчин читают охранники. – Вы как-то сказали, что не считаете себя писателем. Что вы имели ввиду? – Пусть потомки скажут: "Вот это был писатель". Ведь писатель – это что-то очень почетно-посмертное. Литератор – нечто фабричное. Автор – немного непонятное, но какое-то иностранное. – Вас как-то сравнивали с Минаевым. Он, кстати, себя писателем спокойно называет. – С кем меня только не сравнивали! Я не поклонник творчества Минаева вообще. А так, если посмотреть, сравнить можно кого угодно. Толстого с Достоевским, например. Вообще писательство – это очень странная история. Нельзя стать лучшим писателем. Вот кто у нас главный национальный писатель в стране? По поводу Пушкина есть какой-то консенсус, что это лучший поэт. Но чем Пушкин лучше Ахматовой? – Создал, например, современный русский язык. – Ну ладно. А кто лучший писатель? Что такое вообще "лучший писатель"? Чем Даниил Хармс хуже, чем Исаак Бабель? Люди находят авторов, мироощущение которых им близко, и считают их своими любимыми. Это очень необъективно, такая вкусовщина. Видимо, я, условно, массовый писатель, и Минаев был какое-то время таким же – здесь возможно сравнивать. Но он занимается своим, а я своим. – Я помню, как ваши книги планировали экранизировать, но вот о результатах так ничего не слышала. Вроде крупная голливудская компания изъявляла желание снять фильм по "Метро 2033", а в Южной Корее интересовались антиутопией "Будущее". Неужели дальше предложений дело не пошло? – Надо мной какое-то проклятье, видимо, висит. Потому что, несмотря на все разговоры, ни одна из моих книг экранизирована не была. Ко мне раз в год обращаются какие-о продюсеры, режиссеры, но на этом все. Я раньше очень переживал на эту тему, потому что хотелось экранизации – она дает массовость и придает книге совершенно другой статус. Все знают фильм Тарковского "Сталкер" по книге братьев Стругацких "Пикник на обочине". Остальные книги Стругацких известны меньше. Еще по книге "Понедельник начинается в субботу" есть картина "Чародеи" Константина Бромберга. А те вещи, которые не были экранизированы, известны гораздо меньшей аудитории. – Дмитрий, вы довольно откровенны в своих текстах, но как-то о себе особо не распространяетесь. – Дело в том, что я совершенно не стремлюсь приторговывать личной жизнью и считаю, что этим занимаются люди, которые не генерируют никакой контент, например, телеведущие. И их можно понять. Но это совсем не мое. Мне важно, чтобы люди интересовались тем, что я делаю, а не тем, кто я на самом деле. Тем более я не считаю, что являюсь кем-то сверхинтересным. – Понимаю. А что, если мы попробуем провести простой личностный блиц-опрос? – Давайте попробуем. – Вот, например, любовь по Глуховскому – это что? – Сублимация от невозможности реализовать страсть. – Бог? – Это точка опоры для людей, которые не могут на что-то опереться в жизни. – Самый отвратительный поступок? – На ум пришло предательство, но я не склонен людей осуждать, я стараюсь вникнуть в их мотивацию. – А счастье? – Покой и воля. Счастье – это отсутствие несчастья. Очень редко мы ощущаем острое счастье, зато несчастье мы чувствуем очень часто. И свобода от несчастья – это и есть настоящее счастье. В повседневной жизни все моменты, когда ты не несчастлив, ты счастлив. – Вы ведь сейчас счастливы? – Вполне. Пока у меня все окей.

Дмитрий Глуховский: "Наше время фантастичнее любой фантастики"
© Москва24