Какие книги не надо покупать. Профессор Быков о хорошей литературе и мате

Когда-то граждане СССР считали, что они живут в самой читающей в мире стране. О том, что изменилось с тех пор, мы побеседовали с доктором филологических наук, профессором Уральского федерального университета Леонидом Быковым. Эксперт рассказал «АиФ-Урал» об авторском праве, истинной стоимости книг и о том, что почитать летом. Подробности – в материале URAL.AIF. RU . Выйти замуж за Кафку Алексей Смирнов: Леонид Петрович, книжные магазины в эпоху СССР и сегодня - есть между ними разница? Леонид Быков: В советское время я сначала покупал книгу, а потом выяснял – нужна она мне или не очень. Необходимо было успевать! Книги стоили дёшево, самые толстые – не больше рубля. До сих пор сожалею о некоторых, так и не приобретённых. Если студентом я заходил в книжный магазин и видел нужную мне книгу, но по каким-то обстоятельствам не покупал, надеясь, что зайду завтра, на следующий день её уже не оказывалось. Иногда приходилось идти на хитрость. Когда не было этого самого рубля, а книга – вот она, я брал её и прятал за сочинения классиков марксизма-ленинизма. А через день-другой доставал её оттуда, шёл на кассу и всегда вызывал удивление продавцов. За хорошими книгами охотились! Пермский прозаик Нина Горланова рассказывала, что её однокурсница вышла замуж, потому что у её избранника был том Кафки! Понятно, что это был не главный критерий, но он учитывался! Я охотно ездил по области с лекциями от общества «Знание». Для молодого преподавателя это было неплохое финансовое подспорье. Но корысть была не только материальная. В сельских магазинах я нередко встречал книги, которые в Свердловске приобрести не надеялся. На прилавках они не появлялись или тут же исчезали. - Ситуация изменилась? - Сегодня в книжных магазинах чего только нет! И это книжное изобилие меня как читателя (скажу страшную вещь) «развращает». Раньше я доставал книгу и сразу её читал. А теперь я говорю себе, что не куплю сегодня – куплю завтра. Если не завтра, то через год. Если не через год – её всё равно когда-нибудь переиздадут. Среди моей аудитории как-то оказалась директор магазина «100 000 книг», и я её спросил об их ассортименте. Оказалось, что они предлагают покупателям 33 тысячи названий! А сколько нормальный человек, не филолог, может прочесть за свою жизнь? Положим, он будет читать по книге в неделю (хотя это, конечно, утопия). Это примерно 50 книг в год. Если представить, что читательский стаж человека - 60 лет, то сколько получаем? 3 тысячи книг. Не так уж и много. Правда, Анна Ахматова, у которой никогда не было своей библиотеки, говорила, что человеку для жизни достаточно нескольких книг. Но чтобы их найти, нужно потратить целую жизнь! Я говорю студентам: нужно покупать не те книги, которые будете читать. Их можно взять в читальном зале, у товарищей, найти в Интернете. Приобретать надо то, что вы будете перечитывать! Меня перечитывание ныне занимает, пожалуй, больше, чем чтение новинок. Открываешь книгу через годы, уже в другом состоянии, с другим опытом. Буковки, вроде бы, не изменились. Но изменился жизненный контекст! И те же самые строчки, хорошо знакомые тебе, открываются новыми смысловыми нюансами, обертонами. Это ощущение очень дорого. А ситуация с книжными магазинами вывернулась теперь наизнанку. Я уже не захожу в торговые точки районных центров, так как книжный «репертуар» там чрезвычайно сужен. Преобладают издания одноразового пользования: дамские романы, детективы, триллеры, фэнтези. Наиболее серьёзные книги можно найти только в областных центрах. В этом отношении могу выделить магазин «Пиотровский» в Ельцин-Центре. Там очень хорошо представлен интеллектуальный спектр. Литература non-fiction, книги культурологические, философские, просветительские. В нём есть и то, что есть везде, но есть и то, чего в «Букве» или «Читай-городе» не найдёте. Англичане нам завидуют - Многие жалуются, что книги стали стоить очень дорого... - Соглашусь, но лишь отчасти. Да, ещё недавно у меня была планка: я, профессор, доктор наук, мог себе позволить книгу не дороже 300-400 рублей. Сегодня этот «максимум» удвоился, хотя понятно, что у всех свои предпочтения и объём кошелька. И всё же, несмотря на возросшие цены, книги в России дешевле, чем во всём мире. Проблема в том, что у нас у большинства людей низкие зарплаты. И в первую очередь у тех, для кого эти книги предназначены. Та же самая интеллектуальная литература, поскольку она, в отличие от массовой, выходит небольшим тиражом, автоматически становится дороже, чем книги Донцовой и Устиновой, которые издаются в десятках тысяч экземпляров. - Но книжные сети не бедствуют? - Сети существуют именно благодаря «фастфуду». Что вполне естественно, ведь и фастфуд продуктовый более выгоден, чем изысканные рестораны. Кроме того, происходит существенная издательская монополизация. Такие издательства как «Эксмо» и «АСТ» захватили более половины книжного рынка, им не нужно заботиться о качестве «продукта». Небольшое издательство «У-Фактория», с которым я в своё время сотрудничал, оказалось куплено подобным «монстром», в котором и растворилось. Повторю: книга одного и того же формата и оформления в России дешевле, чем в Германии, Великобритании, Франции или США. Но средние заплаты российского и зарубежного читателя не сопоставимы. Впрочем, если человек не может жить без той или иной книги, он всё равно её найдёт. И за ценой не постоит. Если её нет в Екатеринбурге, отыщет и купит через «Лабиринт» или OZON.ru. При помощи таких служб человек из любой глубинки может пополнять свою библиотеку самыми редкими новинками. - Один из наших читателей посетовал, что сегодня выходят многотомные издания классиков в ужасных переводах. Есть такая проблема? - Ну, для того, чтобы говорить об «ужасах» перевода, неплохо бы знать язык первоисточника. Впрочем, англичане нам завидуют, что мы читаем Шекспира в переводе Пастернака: они-то читают «Гамлета» на языке, каким для нас был бы язык Тредиаковского или Державина. Но ситуация здесь очень простая. Вспомним, что случилось недавно с «Коляда-театром». Когда они поставили «Короля Лира» в переводе Анны Радловой и даже успешно сыграли несколько спектаклей, наследники переводчицы подали в суд. И Николай Владимирович вынужден был обратиться к более раннему, дореволюционному переводу, на который не распространяются авторские права. Устаревший перевод часто повторяется в силу того, что с автором переводов более свежих и, возможно, более талантливых, или его наследниками издательство не смогло договориться. Мне, читателю, это не может нравиться, но... такова жизнь. Тяжба с наследниками и с юридическими фирмами, которые представляют их интересы, бывает затяжной, хлопотной и крайне затратной. - В вашей практике были проблемы с правообладателями? - Случалось. Как-то мы с «У-Факторией» готовили трёхтомник «Повесть временных лет», где хотели представить лучшие повести XX века. И я, как составитель, конечно же, видел в этом собрании «Собачье сердце» Михаила Булгакова. Но когда мы обратились к наследникам за разрешением на публикацию, они поинтересовались: а каково будет «окружение»? После чего заворчали, что рядом с такими произведениями булгаковскому шедевру не место. А потом заломили такую цену, что мы вынуждены были отказаться от публикации. У меня есть несколько подготовленных антологий, но не удается их издать. В издательствах говорят: интересно, но у вас там столько авторов, мы устанем выяснять с ними отношения. С живыми писателями ещё можно договориться, а вот с наследниками и их юристами – очень сложно. К примеру, есть фонд Иосифа Бродского, который сегодня жёстко контролирует все его публикации. Мы как-то составили прекрасный сборник Иосифа Александровича с его рисунками. Но возникли юридические претензии. Причём о стихах мы договорились, камнем преткновения стали именно рисунки поэта. - Как долго действуют права наследия? ​- Раньше этот период составлял полвека, сегодня - 70 лет. Ситуации возникают весьма щекотливые. Так, наследниками автора «Собачьего сердца» и «Мастера и Маргариты» стали внук и внучка Елены Сергеевны Булгаковой, третьей жены писателя, кровно с ним никак не связанные. И таких историй очень много. - Когда автор жив – разговор ведётся только с ним? ​- Не обязательно. Многие авторы доверяют свои дела посреднику. Вот у нас в университете учится много китайских студентов. И в порядке межкультурных контактов меня просили назвать ряд авторов, которых есть резон перевести на китайский язык. Среди прочих я назвал екатеринбурженку Анну Матвееву. Я ей позвонил, и она, обрадовавшись этой возможности, рекомендовала всю процедуру обсудить с ее агентом. С литературным агентом, Юлией Зайцевой, работает и Алексей Иванов. Думаю, что писателям это удобно. Это у Фёдора Сологуба были стихи, разложенные по полочкам: эти – по пять копеек за строчку, эти - по три. Но многие авторы весьма щепетильно следят за своей репутацией, им не к лицу выступать в роли «скаредного человека». Лев Толстой вообще отказывался от авторских прав, что было одной из причин конфликта в семье. Ведь он оставлял жену и детей без мощной материальной поддержки. А литагент заинтересован, чтобы его автор заработал как можно больше. Отстаивая выгоду писателя, он тем самым отстаивает и свои интересы. Обидно за русский мат! - В условиях рыночной экономики издательства могут соблюсти золотую середину - выпускать серьёзные книги и не оставаться в накладе? - В принципе, да. Например, в Екатеринбурге есть издательство «Кабинетный учёный». Оно выпускает комиксы, но, помимо этого, публикует стихотворные сборники и другие серьёзные вещи. Сейчас у них готовится томик Романа Тягунова, вышли содержательные книги, посвящённые Лиле Брик и художнику Льву Эппле, три тома о русском формализме. Эти издания явно рассчитаны на вдумчивого читателя. То есть фирма выпускает комиксы, чтобы параллельно иметь возможность издавать серьезную литературу. Важно сохранить своё культурное лицо и не пострадать в финансовом отношении. - Вы согласны, что многие современные издания отличает прекрасный дизайн, но ужасная корректура? - Издательства экономят на редактуре и корректуре, но... Смотрите, как раз сегодня я вычитывал корректуру своей новой книги «Сквозь призму жанра». Вроде бы ни одной ошибки. Но готов к тому, что книга выйдет - и первое, что увижу, это какой-нибудь ляп! Однако и в советское время случалось то же самое. Готовил я «избранное» Твардовского в серии «Выдающиеся поэты Отечества». Толстый такой кирпич, хорошо оформленный. Полтора года корпели. Редактура, две-три корректуры. Выходит том, и в стихотворении «Моим критикам» с ужасом вижу, что в первом же четверостишии «Всё учить вы меня норовите, преподать немудрёный совет...» в слове «немудрёный» нет буквы «р»! Шлю книгу Виктору Петровичу Астафьеву, с извинениями, так, мол, и так, не доглядели. А он в ответ: «А может, Твардовский это и имел в виду?». Сегодня, конечно, огорчаюсь, когда такое случается, но – не удивляюсь. В советское время ошибки и ляпы все-таки считались чем-то из ряда вон выходящим. Если в газете была опечатка, на другой день выходило «извинение». Сегодня никто не извиняется. И это свидетельствует об отношении к слову. Слово девальвируется, к нему относятся, как к чему-то проходному. Запятой больше, запятой меньше... Можно так, а можно иначе... Причём это связано даже с ненормативной лексикой! Она всегда была исключительным эмоциональным средством, но сегодня и обсценное слово обесценилось! Когда мат становится обыденной речью, он теряет свою экспрессию, энергетику, перестаёт выполнять свою миссию. Ругаться становится бессмысленно, потому что на мате говорят. Обидно за русский мат! Впрочем, часто ошибки и опечатки связаны с тем, что нынешнее книгопроизводство компьютеризировано и похоже на конвейер. Когда происходит механический перенос одной редакции на другую, компьютер начинает проявлять «самостоятельность». Естественно, имеет место и человеческий фактор. Причин много, в том числе и экономия средств, когда должности редактора и корректора выполняет один человек. А то и его нет. Что почитать летом? - Допустим, человек написал роман или подготовил сборник своих стихов. Ему будет сложно издать книгу? - Сегодня можно опубликоваться в любом, даже самом престижном издательстве, лишь бы человек принёс конверт с необходимой суммой. Через две недели у него будет книга. Не говорю, что это плохо, но такая «доступность» обесценивает книгу как таковую. Вы неделю радуетесь ее выходу, особенно, если она – первая. Но не надо забывать, что весь тираж отдают вам. И автор часто не знает, что с ним делать. Потому что магазины, если берут что-то на распространение, надеются на свою выгоду. Им нужно, чтобы происходил постоянный оборот товара. Книга не может скучать полгода на прилавке. А кто купит неизвестного сочинителя, когда на том же прилавке столько известных. Поэтому многие авторы дарят книги, оставляют их родным, близким, которые будут знать, что, оказывается, их родственник знал грамоту, умел писать. У меня немало таких подарков, и часто бывает жаль, что их авторы явно преувеличили свои способности, сделав эти опусы достоянием «града и мира». - Книги сегодня существуют в различных формах, в электронном и аудио- вариантах. Нет ощущения, что бумажные носители в конце концов себя изживут? - На нашем веку этого не произойдёт, да и в дальнейшем тоже. Когда появился станок Гутенберга, многие опасались, что ценность книги снизится. Да, типография уникальное сделала массовым, но ничего страшного не произошло. Ведь на самом деле книга – это заменитель человека. Когда-то замечательного литературоведа Михаила Гаспарова спросили: кто ваши учителя? Он ответил: «Я учусь у книг». Хорошие учителя – большая редкость, но если вы с ними не встретились, вы можете заменить их написанными ими трудами.. Да, со временем бумажные носители займут более скромное место в нашей жизни. Но при этом вырастет культура книги. Она станет чем-то элитарным, цена её – и денежная, и эстетическая - будет только расти. - Книга – лучший подарок? ​ Хорошая книга – конечно, подарок, но лишь когда осознаешь ее цену. Денежную и смысловую. Дивный подарок я получил на днях от Виталия Михайловича Воловича. Его новую книгу «Мастерская: записки художника». Толстенный том, будет что почитать в отпуске. Вообще, именно non-fiction, документальная, «непридуманная» литература сегодня особенно востребована. Мемуары, дневники, письма. Мы ведь верим не только буковкам, но прежде всего тому, кто их написал. Да и жизнь бывает щедра на такие истории, что сочини их литератор, ему бы вряд ли поверили. Простой пример: если бы Николай Островский придумал Павку Корчагина, сила книги «Как закалялась сталь» была бы куда слабее. Но он писал героя с себя. - Что бы вы посоветовали почитать этим летом? - Любопытен роман питерского писателя Евгения Водолазкина «Авиатор». Неровная, но содержательная и сюжетно занятная книга. Ровесник XX века, будучи в концлагере на Соловках, оказался заморожен, чтобы ожить уже в наше время. Он вспоминает, кто он такой, ему возвращается память. И одновременно он погружается в современность. Идёт сопоставление эпох, и, увы, - не в пользу нашей. То время выглядит более духовно насыщенным, чем наша нынешняя — внешне динамичная, но довольно меркантильная жизнь.