Даниил Гранин: Чувстующий чужую боль
Нет, пожалуй, в России более высокого звания, чем писатель. А все-таки Гранин оказывается для нас чем-то большим. Есть удивительные качества, делающие его особенным при сравнении с любыми другими литераторами, вознесёнными всенародным признанием на самые высокие пьедесталы. Сомневающийся тогда, когда иным, казалось бы, всё ясно, задающий вопросы там, где другие учат жить, Гранин далек от чудачеств в духе Льва Толстого или мессианства Солженицына, не воюет с властью и не льнёт к ней, не играет в загадочность, не рассказывает, что пишет под диктовку Бога, не пиарится, не алчет денег, не рвётся в президиумы и не требует почестей. Подыграй он Западу самую малость — стал бы нобелевским лауреатом. Всего-то трудов — сказать пару гадостей про российское начальство. И получи на блюдечке приятно зеленеющий миллион от шведского комитета. Но Гранин предпочитает подняться на трибуну бундестага в простом звании русского солдата, не склонившего головы ни перед самыми страшными, смертельными опасностями этого мира, ни перед его самыми сладкими соблазнами. И не случайно в слове «Гранин» нам сегодня видятся не только грани. Граней ведь не бывает у чего-либо аморфного. Грани присущи только твёрдому, очень прочному, настоящему явлению, такому как русский характер. Внешне Даниил Гранин прост, как просты в восприятии и его тексты. Но есть в этой простоте какое-то загадочное величие, выделяющее его не только в писательском ряду, но и во всей культуре России. Гранин — олицетворение русского человека, русской души. Никогда не стремящийся к самоидеализации и морщащийся при словах «совесть нации», он стал таковой удивительно естественным образом. Ушедший в то самое ленинградское ополчение, где на каждого вернувшегося оказались 99 погибших, сохранивший достоинство в сосуществовании с безжалостной командно-административной машиной, не впавший в разврат ельцинского безвременья, этот человек обрёл за свой век удивительный нравственный авторитет, личным бытием поддерживая моральный климат в обществе, напоминая о почти утраченных идеалах просвещения и гуманности, справедливости и милосердия. Разумеется, Гранин — создатель талантливых текстов. Его произведения сочетают красоту русского языка, яркость художественного повествования и острую публицистичность. Но это присуще и другим. Как и ясный ум, острота взгляда, глубокая порядочность. Здесь же не менее важна нравственно-философская составляющая творчества. Наш Университет отмечал, что среди современных отечественных литераторов Даниил Гранин, пожалуй, наиболее ярко воплощает в своей личности и произведениях философию гуманизма, две великие идеи, определяющие её пафос: веру в этическую состоятельность человеческой личности и утверждение безусловной ценности каждой человеческой жизни. Проводить параллели между гранинской человечностью и литературой, формировавшей идеологию гуманизма на протяжении предшествовавших времён как на Западе, так и в России, несложно. Но Гранин и в этих исторических рядах оказывается особенным. Особенность, пожалуй, в обострённой совестливости, сверхчувствительности к чужой боли, выращенной в уникальном в мировой истории и очень тонком слое людей петербургской культуры — интеллигенции. Предтечей Гранина в этой особой культуре можно назвать Дмитрия Сергеевича Мережковского. О колоссальной роли Мережковского в духовной жизни России на рубеже XIX-XX веков, правда, трудно определяемой словами, пытались рассказать В. Брюсов, А. Блок, А. Белый, Г. Адамович. Он не был первопроходцем ни в поэзии, ни в прозе, ни в каком-то ином виде литературной деятельности, но стал творцом нового мышления. Все литературные жанры, в которых он работал, были для него лишь разными способами прорыва к пониманию истины, некой высшей правды о сущности человека, о гуманизме, о миссии и судьбе России. В. Я. Брюсов писал о работах Мережковского: «…единственная в своём роде летопись исканий современной души, как бы дневник всего того, что пережила наиболее чуткая часть нашего общества за последние десятилетия». Это же можно сказать и про Даниила Гранина. Если выйти за пределы литературного круга в более широкий культурный контекст, то Даниила Александровича уместно воспринимать в одном ряду с академиком Лихачёвым. Регулярно общаясь с Граниным более 20 лет, я не мог не обратить внимания на особую роль Лихачёва в гранинских размышлениях о самых разных аспектах бытия. Касается ли это совести, порядочности, ценностей и идеалов человеческой жизни или черт нашего повседневного быта, «мелочей», составляющих атмосферу эпохи. Хорошо заметно, что самые значимые из своих исканий и размышлений Гранин поверяет Лихачёвым. Несомненно, что Гранин вслед за Лихачёвым стал выразителем дум и чаяний петербургской-ленинградской интеллигенции, носителем её культурно-исторического кода. А затем стал и её символом. В итоге и Лихачёв, и Гранин оказались в одном ряду — фигур, олицетворяющих простоту и величие русской культуры своего времени. …Иметь твёрдые ценности — дело дорогостоящее. За это приходится платить немалую цену. В послевоенное время Даниил Александрович работал в «Ленэнерго». Жили с женой и маленькой дочкой в коммунальной квартире. Крошечная сырая комната, плесень на стенах. И вдруг Министерство внешней торговли предлагает командировку в Италию: «С семьей, отдельная квартира, ванная, никакой плесени». Два дня думали. И вдруг супруга будит ночью: «Давай откажемся, иначе ничего у тебя не получится, потом всю жизнь будешь думать, что ты прозевал, проиграл свою литературу…» Теперь Гранин говорит нашим студентам: «Я думаю, самое сложное в жизни человека — найти себя, своё призвание, возможность себя реализовать. Человек, для того чтобы узнать свои способности, почувствовать своё призвание, должен проделать огромную внутреннюю работу, которая не всегда кончается успехом, и тогда человек проживает свою жизнь, так и не узнав, для чего он рождён. Это огромная человеческая проблема…» Гранин — наглядный пример решения этой проблемы. Целые эпохи сменяются, а его работы живут. Более того, усиливается магическое влияние гранинской личности. Он не проиграл свою Литературу, не прозевал свою Жизнь.
