Дмитрий Быков: Двое одиноких – Даниил Гранин и Ирина Ратушинская

Креативный редактор Sobesednik.ru – о том, что роднит умерших писателей Даниила Гранина и Ирину Ратушинскую. Ирина Ратушинская и Даниил Гранин умерли почти одновременно. Ей было чуть за шестьдесят, ему – почти сто. Он был патриархом российской литературы, бывшим инженером, она – телевизионным редактором, бывшим диссидентом. Он четыре года воевал, она четыре года отсидела, потом эмигрировала, потом вернулась. Он был человеком спокойным, холодноватым и рассудительным, она – импульсивным и порывистым. Он предпочитал писать – и читать – прозу документальную, она – лирическую. Он вместе с Адамовичем опубликовал хронику блокады, она сотрудничала в «Хронике текущих событий» – диссидентском правозащитном бюллетене. Он был атеистом, она – верующей. Противоположны они были во всем – в убеждениях, темпераментах, стратегиях. Роднит их не только время смерти, а точней – безвременье, но и литературное одиночество. Гранина – настоящего, зрелого, сложного, времен «Места для памятника», «Однофамильца» и «Картины» – сегодня почти не читают, помнят в лучшем случае «Блокадную книгу» (которую тоже читали немногие – страшно очень) или «Зубра». Мемуарную прозу и ранние стихи Ратушинской помнят единицы. Гранин разделил участь советских писателей, Ратушинская – участь советских диссидентов. Тех и других уважительно вспоминают, но не понимают. После перестройки, несмотря на то, что Гранина провозгласили старейшиной петербургской культуры, а Ратушинской вернули гражданство, по большому счету обоих не услышали. Я не собираюсь их противопоставлять, посмертно сталкивать, говорить о сравнительно благополучной судьбе одного и драматичной биографии другой. Я хочу лишь сказать, что нынешнее время было чужим для них обоих. Путин Гранина награждал, но, кажется, не читал – иначе бы вел себя не так. О Ратушинской он вообще вряд ли слышал – разве что во времена, когда интерес к диссидентам входил в его профессиональные обязанности. Оба – и Гранин, и Ратушинская – при всех своих несходствах были не на месте в нынешней эпохе, оба понимали это и знали, что страна повернула совсем не туда. В семидесятые и восьмидесятые оба они – каждый по-своему – были нужны: Гранин проговаривал то, что можно было проговорить, в литературе официальной. Ратушинская делала то, что могла, в подполье, тюрьме и эмиграции. Каждый из них играл важную роль, и к ним – пусть по-разному – прислушивались. Нынешняя эпоха уравняла их в том, что оба ничего не могли изменить и остались фактически без аудитории. И это не их, а наша общая вина. Просто постсоветские читатели, писатели, функционеры и диссиденты не достают тогдашним и до подбородка – вот о чем напомнили мне эти две такие разные судьбы.