«Русский азиат» из «Красного молодняка»
Грузчик и несостоявшийся агрономВосстановить достоличную канву васильевской биографии непросто. В том числе и потому, что к её мифологизации приложил руку сам поэт.Павел Васильев родился 5 января 1910 года на северо-востоке Казахстана — в Зайсане Семипалатинской губернии. Позже семья перебралась в Павлодар — город, будто названный в честь поэта.В 1926 году, окончив школу, Павел отправился во Владивосток; отсюда и начинается туман легенд.Даже в Википедии сказано: поэт «несколько месяцев проучился в Дальневосточном университете». Писали, что он будто бы поступил на японское отделение восточного факультета. На старом здании университета по улице Пушкинской («корпус со львами») даже укреплена доска, свидетельствующая о том, что Васильев тут учился. На самом деле он пробовал поступить на агрономический. По данным Станислава Черных и Геннадия Тюрина, в протоколах приёмной комиссии Государственного Дальневосточного университета за 1926 год в графе рассмотрения заявлений, поданных на агрономический факультет, Васильев П. Н. значится, но и только: данные о его зачислении и учёбе отсутствуют.По воспоминаниям Константина Вахнина, ехавшего во Владивосток вместе с Васильевым, последний вообще не сдавал вступительных экзаменов, но зато жил на правах абитуриента в студенческом общежитии в Гнилом Углу (нынешний район Луговой-Спортивной). Вместо экзаменов Павел «атаковал редакции местных газет, устанавливал творческие контакты с литераторами». Автор книги о Васильеве «Русский беркут» Сергей Куняев подтверждает: поэт поступал на агрономический, но не проучился ни одного дня (хотя в декабре 1926 года писал Рюрику Ивневу из Хабаровска во Владивосток: «Если Вас не затруднит, так следите в Университете за присылаемыми мне письмами»).Приятели подрабатывали грузчиками в порту. Вахнин вспоминал: «Павел физически был слабее других, и работа оказалась для него тяжела». Через пару недель Васильев бросил ходить в порт. Писал стихи о море: Бухта тихая до дна напоенаЛунными иглистыми лучамиИ от этого, мне кажется, онаВздрагивает синими плечами… Среди литераторов, с которыми во Владивостоке познакомился Васильев, были Михаил и Донат Мечики — соответственно дядя и отец Сергея Довлатова. В мемуарах «Выбитые из колеи» Донат Мечик вспоминал, что Васильев выглядел мужественно и солидно для своих лет. Мечик говорил Васильеву, что тот в стихах подражает Есенину — Павел сердился. С ним, пишет Мечик, приходилось быть настороже: «Простота, открытость натуры, смелое прямодушие нередко перерастали в бесцеремонность». Хотя, говорит Мечик, Васильев тогда совершенно не пил. Во Владивостоке Васильев познакомился с Рюриком Ивневым и Львом Повицким — поэтами есенинского круга. Однажды Ивнев, встретив Мечика и Васильева, сказал: «Вы напоминаете мне Есенина с Мариенгофом». Мечик решил было, что Есенин — это он, но Ивнев пояснил: «Павел такой же светловолосый и такого же роста, как Сергей. А вы, Донат, повыше Павла, как Толя — Есенина. И такой же черноволосый, как он». 6 ноября 1926 года владивостокская газета «Красный молодняк» напечатала стихотворение Васильева «Октябрь», затем — ещё два: «Владивосток» и «Из окна вагона». Мечик писал, что во Владивостоке Павла печатали неохотно: «Склонен думать, что он производил на редакционных работников впечатление нескромного человека». Но, так или иначе, первая публикация Васильева состоялась именно здесь. А в конце ноября Ивнев устроил 16-летнему Васильеву выступление с чтением стихов в актовом зале ГДУ. Старатель Павел Китаев на ТафуинеВ декабре 1926 года юные поэты Павел Васильев и Андрей Жучков покидают Владивосток. Из Хабаровска Васильев пишет Ивневу: «Читали мы с Жучковым стихи на Хабаровском ЛХО — понравились…» Сообщает о «стишке», написанном в дороге. По предположению литературоведа Олега Демидова, это может быть набросок стихотворения, посвящённого Ивневу: Прощай, прощай, прости, Владивосток.Прощай, мой друг, задумчивый и нежный…Вот кинут я, как сорванный цветок,В простор полей, овеянных и снежных… Хабаровская газета «Набат молодёжи» печатает васильевскую подборку, а сам он едет дальше — в Новосибирск. Знакомится с редактором журнала «Сибирские огни» писателем Владимиром Зазубриным. Газета «Советская Сибирь» сообщала: «Свои произведения зачитали… остановившиеся проездом в Новосибирске молодые владивостокские поэты П. Васильев и А. Жучков. Стихи… подверглись подробной критике, но в общем были признаны хорошими». В июле 1927 года 17-летний Васильев добирается до Москвы. Его теперь называют «сибирским поэтом».Первая попытка покорения столицы не удалась. Павел едет к родителям в Омск, потом — снова в Новосибирск. Здесь он сдружился с поэтом и жокеем Николаем Титовым. «Ребята проводили время в доживавших последние дни нэповских кабачках и ресторанчиках, попеременно ввязываясь в лёгкие скандалы, что заставляло старших друзей недовольно качать головами», — пишет Куняев. В августе 1928 года коллеги решили отправить гуляк в командировку от «Советской Сибири» на восток.Начались скитания, о которых сложена масса легенд: будто бы Васильев прошёл всю Сибирь от Обской губы до Алтая, мыл золото, работал каюром в тундре и культработником на Сучанских копях, ходил на пароходах по Енисею и Амуру… Появлением части этих легенд мы обязаны письму поэта однокласснице Ираиде Пшеницыной, в котором реальность перемешана с бурной фантазией. Двигаясь Транссибом на восток, Васильев и Титов там и тут печатали стихи под псевдонимами «Павел Китаев» и «Николай Ханов». В Благовещенске завербовались на прииск «Майский» на Селемдже — притоке Зеи. Настоящими старателями, конечно, не стали — это была скорее «творческая командировка», но приисковую жизнь узнали. Под псевдонимом «Старатель» Васильев печатает в «Амурской правде» и «Тихоокеанской звезде» заметки «Рабочие прииска „Майский“ разоблачают бюрократизм и разгильдяйство» и «Пьяный прииск». А в 1930 и 1931 годах выйдут его очерковые книги «В золотой разведке» и «Люди в тайге», говорящие о не успевшем развернуться незаурядном прозаическом даре Васильева. То ли друзьям наскучил прииск, то ли они в самом деле, как писал Васильев, заболели цингой, но вскоре поэты оказываются в Хабаровске. Здесь в феврале 1929 года в газете «Тихоокеанская звезда» выходят «Две пощёчины» — отрывок из неоконченной повести Васильева о Гражданской войне «Партизанские реки». В Хабаровске, как пишут Черных и Тюрин, «за нарастающей литературной известностью потянулась слава скандальная». Сергей Куняев считает, что Васильев расчётливо «играл поэта»: «Не просто выпивал на копейку, а скандалил на рубль — он ещё и любил приукрасить каждый инцидент…» Появляются клеймящие «богемное» поведение поэтов статьи. В Хабаровске друзей перестают печатать — и они едут во Владивосток. Здесь Васильев какое-то время служит матросом на промысловом судне (позже его именем во Владивостоке назовут один из катеров Портофлота). Ходит в робе — крепкий, кудрявый, с загорелой грудью. В августе 1929 года в главной приморской газете «Красное знамя» выходят его очерки: «На Тафуине» (рыбацкий посёлок под Находкой, с 1972 года — Южно-Морской) о ловле иваси, «По бухтам побережья», «В гостях у шаландера». Годом позже дальневосточные очерки Васильева выйдут и в столице — «В далёкой бухте», «Город рыбаков Хан-Шинь-Вей» (искажённое китайское название Владивостока), «День в Хакодате». До сих пор спорят, в самом ли деле Павел побывал в Японии или же по своему обыкновению вдохновенно фантазировал. К его описанию Хакодате, указывает японовед Александр Куланов, есть серьёзные претензии. Похоже, Васильев просто записал всё, что слышал об азиатских городах — причём даже не японских, а китайских. Показательно, что очерк напечатали не во Владивостоке, а в Москве, где Японию знали слабее. Слывя очеркистом, Васильев на самом деле в своих амурских и приморских текстах был настоящим прозаиком. ***С осени 1929 года 19-летний поэт снова в Москве, и всё дальнейшее известно куда лучше: стихи, слава, скандалы… В 1932 году по делу так называемой «Сибирской бригады» литераторов Васильев получил три года высылки условно. В 1935 году — полтора года лагерей за избиение поэта Джека Алтаузена. В 1936-м досрочно освобождён, но ненадолго. Арестованный прозаик Михаил Карпов рассказал о заговоре литераторов с целью убийства Сталина; исполнителем теракта будто бы выбрали Васильева. Поэта взяли 6 февраля 1937 года. Павел «активно сотрудничал со следствием», признал себя виновным, просил дать возможность продолжать литературную работу. В тюрьме написал последние стихи: Снегири взлетают красногруды…Скоро ль, скоро ль на беду моюЯ увижу волчьи изумрудыВ нелюдимом северном краю… Северного края — да и никакого больше — не увидел. Расстрелянного поэта захоронили на кладбище Донского монастыря среди «невостребованных прахов». В 1956-м реабилитировали. …И в биографии Васильева, родившегося по соседству с Китаем, Монголией, южной Сибирью, и в его строках — евразийские, восточные, «скифские» мотивы. «Русский азиат» — называли его. Или, говоря словами уральца Бориса Рыжего, прожившего те же 27 лет, только без четырёх месяцев, — «трансазиатский поэт».
