Мемуары стриптизёрши: девушка из Узбекистана рассказала об особенностях американской тюрьмы
В издательстве «Эксмо» вышла книга Надиры Низами «Мемуары стриптизёрши».
Порой жизнь оказывается интереснее самого талантливого киносценария. Не зря в популярных сериалах и фильмах добавляют «Основано на реальных событиях». Именно такой оказалась жизнь Надиры Низами. Она переехала из Узбекистана в США в поисках лучшей жизни, но в итоге пережила там унижения, предательства, попала в сексуальное рабство, а после и вовсе оказалась за решёткой.
В заключении Надира написала мемуары, где рассказывает, через какие жизненные испытания ей пришлось пройти и как ей удалось найти силы, чтобы бороться с несправедливостью.
С разрешения издательства «Рамблер» публикует отрывок из книги о заключении Надиры в американской тюрьме.
Жизнь в Дублине текла размеренно и предсказуемо. Один день плавно перетекал в другой без особых неожиданностей. Мы точно знали, когда поголовный счёт, когда нам нужно было идти в столовую и что там на завтрак, обед или ужин. Сначала я просто хотела, чтобы время шло как можно быстрее. 60 месяцев, 1825 дней, каждый в основном одинаковый, и хотелось просто сказать: «Давай просто отмотаем срок и покончим с этим».
В окружной тюрьме у меня немного получалось так жить, особенно когда я работала на кухне, уставала до обмороков и жила без особого самоанализа. На самом деле так поступало множество заключенных, и они знали только такой образ жизни. Им он был знаком, понятен и комфортен. Такой менталитет стал их частью, стал их личностью, и, даже освободившись, они думали только о том, чтобы снова и снова возвращаться через вращающуюся дверь системы правосудия.
Но когда я глубоко осознала и внутренне приняла, что мой срок в тюрьме пять лет и это вечность, всё изменилось. Я должна была что-то сделать за этот промежуток времени, слишком большой кусок жизни, чтобы просто выжидать. Я стала планировать годы своей жизни наперёд, ставя перед собой реалистичные цели и конкретные шаги. Мне было 36 лет, но я начала думать о себе как о 40-летней — столько мне будет, когда я выйду из тюрьмы. Моё восприятие расширилось, горизонты были намного дальше.
Но я теряла чувство «здесь и сейчас», я больше жила в грёзах о будущем и планировании будущего. Хотя это и давало мне какое-то облегчение, требовалась огромная сила воли, чтобы заставить себя что-то делать в направлении своего будущего, вместо того чтобы мечтать и строить планы.
Наверное, воображение о жизни на воле — это защитный механизм человеческого тела и природы, чтобы оторваться от реальности. Я заметила, что не только я так делала: большинство разговоров в тюрьме — о будущей жизни после заключения. Я маленькими усилиями стала приучать себя к деланию, а не мечтанию.
Советская труженица
На пути к своему будущему каждодневные задачи, которые я ставила перед собой, и время, проведённое в тюрьме, превращались в маленькие, но ценные награды. Работа над своими мыслями, письма, которые я писала родным и маме, придавали смысл моей жизни в тюрьме. Я ставила себе задачи, которые должна выполнить за день и которые складывались в одну более значимую цель. Мне очень помогало, что я по природе перфекционист. И меня воспитали так, чтобы ни один день не мог пройти без смысла и результата.
Я понимала, что у каждого мгновения настоящего есть и своя цель, и своя прелесть, поэтому я хотела извлечь из этого максимум пользы. Я поняла, что у меня никогда не было возможности использовать своё время на себя, для своего личностного роста и прогресса. В конце каждого дня мне было недостаточно просто удивляться, как быстро пролетело время; я стремилась ощущать результат своих усилий. Мне нужно было знать, что я сделала хотя бы одно дело, способствующее моей значимой цели.
Однако, помимо работы над собой, я продолжала искать истинный смысл своей жизни в тюрьме, твёрдо веря, что наша цель — служение другим. Я считала, что жизнь должна быть посвящена чему-то большему или кому-то особому. Я искала это «во имя» и верила, что служение людям — это ключ к самореализации. Я надеялась, что, отдавая себя служению другим, смогу заполнить внутреннюю пустоту, переключиться и найти смысл жизни. А может, желание служить людям и было тем жёстким механизмом, встроенным в меня с рождения?
Миссис Питерсон в этом была права: моя высшая степень гиперответственности, требовательности к себе, острая потребность в постоянном самосовершенствовании и, наконец, жуткий комплекс помощницы сделали меня стопроцентной мишенью нарцисса и психопата. Эти убеждения всё ещё цепко держали меня в своих объятиях и управляли моей жизнью даже за решеткой, не давая возможности просто быть, просто жить, просто дышать! Будучи и так в экстремально ограниченных условиях, в тюрьме я должна была найти себе применение. Я бы сказала, что мне было необходимо найти «оправдание своего существования» — моё внутреннее стремление было быть полезной.
Я пошла работать на фабрику при нашей тюрьме. UNICOR — государственная корпорация, которая беспощадно использует труд заключённых. Мы выполняли заказы для Красного Креста — шили огромные шерстяные одеяла — disaster blankets. Цель быть полезной, а точнее сказать, служить, вполне оправдывала себя в моих глазах. Я делала то, что помогало людям, попавшим в бедственное положение. Своей работоспособностью «советской труженицы» я быстро получила первый разряд и пять звёздочек — то, чего заключенные добивались за год, я достигла за шесть месяцев.
Суперрезультаты! А как же иначе! Я же когда-то была ударницей коммунистического труда! Обо мне лестно отзывалось тюремное начальство, и я вызывала зависть многих заключенных, ведь я зарабатывала неплохие деньги, по тюремным меркам. Поначалу мне всё это нравилось.
Это было огромное хорошо отлаженное производство. Заключённые начинали работу в 4:30 утра и заканчивали в 16:30. За более чем 12 часов работы можно было заработать 2,25 доллара. После вычета налогов и процентов на возмещение убытков, которые понесли «жертвы нашего преступления», у меня оставалось около 54 долларов в месяц.
Большая часть этих денег шла на оплату таких вещей, как телефонные звонки, которые стоили более пяти долларов за звонок, или продукты из тюремного ларька, например кофе, который тоже обходился в пять долларов. Мы могли потратить дневную зарплату на флакон дезодоранта. Помимо мизерной заработной платы, работа была изнурительной; никого не волновало, в каких условиях мы работали, чаще всего в холоде и сырости. У нас не было выходных. У нас не было больничных.
Каждый день мы должны были выдавать дневную норму. За невыполнение нормы вычитали из зарплаты. А если заключённый по каким-то причинам, включая плохое самочувствие, не ходил на работу, то это было нарушением правил. Отказ от работы мог привести к тому, что нас посадят в одиночную камеру (SHU) на недели или даже месяцы. Это было Involuntary servitude, защищённое законом и оправданное системой: «Труд облагораживает заключённого».
Заключенные —долларовые купюры
Компания Federal Prison Industries (FPI), известная под своим торговым названием UNICOR, которая является частью Бюро тюрем министерства юстиции, использует заключённых для производства товаров и предоставления услуг, в основном для государственных учреждений США.
В национальном масштабе заключённые производят товары на сумму более двух миллиардов долларов в год и услуги по содержанию тюрем на сумму более девяти миллиардов долларов в год.
Эти данные были написаны на билборде нашей фабрики как достижения отличного труда заключённых. Труд заключённых был и является частью экономики США по крайней мере с конца XIX века. И сегодня это многомиллиардная индустрия, в которой заключённые занимаются всем: от изготовления офисной мебели и военной техники до укомплектования кол-центров. Тюрьмы в США не занимаются реабилитацией или помощью заключённым в исправлении себя, их главная забота — прибыль.
Несправедливость экономики, которая получает миллиардные прибыли от заключения людей в тюрьму, порождает миллионы разгневанных душ. Законодательство США также прямо исключает заключённых из числа наиболее общепризнанных средств защиты на рабочем месте. Заключённые работники не подпадают под действие законов о минимальной заработной плате или защиты от сверхурочной работы, им не предоставляется право объединяться в профсоюзы, и им отказывают в гарантиях безопасности на рабочем месте. Заключённые для этой страны — собственность государства, долларовые купюры и не более.
Убийца-отаку: как поймали самого извращённого маньяка Японии, помешанного на комиксах