В издательстве «Азбука аттикус» вышла книга «Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют» Ребекки Розенберг. Это второй роман серии «Вдовы шампанского» Ребекки Розенберг. Первый она посвятила производительнице шампанских вин мадам Клико. А в новой книге решила рассказать историю мадам Поммери. В 1860 году после смерти супруга Луиза Поммери возглавила их компанию по производству шампанских вин. На тот момент ей был 41 год. Она выкупила 120 заброшенных меловых шахт, пробитых на глубине 12 метров под городом Реймсом римскими солдатами в эпоху оккупации Галлии, чтобы построить в них винные погреба. Благодаря этим погребам она смогла хранить и выдерживать в стабильных температурных условиях более 20 миллионов бутылок шампанского. С разрешения издательства «Рамблер» публикует отрывок о том, как местные власти противостояли стройке погребов на месте бывших шахт.

Азбука аттикус

1870 год. «Мадам Жанна Александрин Поммери произвела революцию в производстве шампанского, создав шампанское брют». Газета «Лондон Геральд» дрожит в моих пальцах. Кажется, популярность «Поммери» распространяется в Соединенном Королевстве с быстротой лесного пожара, и всё это благодаря стараниям Адольфа Юбине, разместившего нашу рекламу во всех газетах и журналах. По сравнению с сухим, прозрачным и шипучим «Поммери» сладкое шампанское кажется теперь старомодным. Шампанское «Поммери» появляется в каждой винной карте Spiers & Pond и продаётся в сотнях лондонских отелей и элегантных баров. Юбине даже сумел устроить, чтобы шампанское «Поммери» было представлено в новом трансатлантическом круизе от Cunard. Кажется, другие владельцы домов шампанских вин весьма огорчены нашим успехом. Когда я вижу их на улице, они переходят на другую сторону, избегая встречи со мной. Меня это мало волнует, вместо этого я прилагаю все силы, чтобы соответствовать требованиям, выдвинутым Юбине. Мы вынуждены расширить наше хранилище в Бют-Сен-Никез для более длительного хранения бутылок. Луи и Анри слишком заняты отправкой заказов, поэтому я беру Бют-Сен-Никез на себя и нанимаю братьев Нэр, чтобы они надзирали за французскими и бельгийскими горняками. Объём работ оказался гораздо более обширным, чем я думала, — восемнадцать километров туннелей. Работы идут невероятно медленно. Проливные дожди наводняют пещеры и делают работу неприятной и опасной. Сама я командую артелью крестьян и нищих, которых привожу из Сен-Реми в помощь горнякам: мужчины носят тяжести и работают совковыми лопатами, женщины поднимают лебёдками на поверхность холма вёдра с щебнем и землёй. В качестве дополнительного стимула для моих работников я говорю им, что они могут оставлять себе всё, что найдут под землёй, — сокровища из прошлых столетий. Некоторые из их находок весьма примечательные — серебряные канделябры, золотые чаши, фарфоровая посуда, куклы ручной росписи. В тридцати метрах от поверхности холма Жером Нэр, коренастый мужчина с чёрными от угольной пыли порами, командует горняками, которые строят сложную сеть туннелей и больших подземных залов. Их кирки и ломы вонзаются в камень с оглушительным грохотом и скрежетом. Работники жалуются на угольную пыль, и я раздала всем банданы, чтобы они закрыли свои носы и рты. Жером Нэр находит меня, когда я подношу к лебёдке вёдра с щебёнкой. — Ох, мадам Поммери, наверху, кажется, назревают неприятности, — его мохнатые брови сходятся в сплошную линию. — Люди у ворот спрашивают, что мы тут делаем. Я не знаю, что им ответить. Я вытираю пыльное лицо носовым платком, вышитым Луизой, она настоящая мастерица, и её работы гораздо изящнее, чем мои. — Благодарю вас, Нэр. Я выйду к ним. У меня всё сжимается внутри. Если мы потеряем Бют-Сен-Никез, то останемся без наших хранилищ, не говоря уж о том, что эта тяжёлая многомесячная работа окажется напрасной. Если даже я найду новое место для всего этого шампанского, нам придётся переносить бутылки в разгар ферментации, а это губительно для вина.

Borievky/iStock.com

Я придерживаю одной рукой юбки, мокрые башмаки скользят по замшелым деревянным ступенькам, с которых стекает вода после утреннего дождя. Гляжу на синий клочок неба и думаю, думаю. Мне надо сказать что-то такое, что позволит нам продолжать здесь работы. Полдюжины мужчин толпятся возле роскошных карет. Я стряхиваю с юбок меловую пыль, тяжело вздыхаю и иду к ним. Машу рукой и улыбаюсь, собрав всё своё самообладание. Рейнар Вольф стоит впереди всех. Конечно же, без него не обошлось. Я узнаю почти всех: мэр Верле, доктор Дюбуа и доктор Анруа, владельцы шерстопрядильных фабрик, коммерсанты, несколько владельцев домов шампанского. Мы бываем вместе в церкви, на праздниках урожая, на похоронах и свадьбах. Я знаю их жён и детей. Я знаю их скелеты в шкафу, а не на кладбище. Несмотря на знакомые лица, у меня всё переворачивается внутри, когда я приближаюсь к ним. — Добрый день, месье, — говорю я самым певучим голосом. — Что привело вас сюда, за городские ворота? Солнце светит прямо на растущее брюхо Вольфа, которое нависает над его клетчатыми брюками. Слишком много пива глотает в «Биргартене». — Мадам Поммери, — произносит Вольф. — Городскому совету Реймса стало известно, что вы незаконно пользуетесь городской собственностью. — Простите меня, если я ошибаюсь, месье, — возражаю я, — но, насколько мне помнится, совет утверждал, что город Реймс не ответственен за ликвидацию этой полной крыс свалки, потому что она находится за городскими стенами. Мужчины хмуро переглядываются. Доктор Дюбуа гладит свою бородку. — При всём уважении, мадам Поммери, это не даёт вам право занимать землю. Вперёд выходит мэр Верле. — Мы вынуждены настаивать, чтобы вы немедленно освободили территорию. Я расправляю плечи и собираю остатки сил. — Насколько я помню, жители Реймса много раз просили совет расчистить Бют-Сен-Никез. Ужасная вонь достигает города всякий раз, когда ветер дует со стороны свалки. Горожан беспокоит распространение крыс, которые разносят болезни. Люди, забирающиеся на этот холм, часто падают в провалы и получают травмы. Доктор Дюбуа может подтвердить, что я тоже провалилась в кратеры и растянула лодыжку. И всё же мэр и городской совет до сих пор ничего не делают и не расчищают свалку. Мэр выпячивает грудь. — У нас нет на это средств. — Но вы тем не менее обложили горожан налогом, который пошёл на перестройку Наполеоном Парижа, — возражаю я, обводя взглядом их недовольные лица. — Неужели горожане не вправе решать, как совет должен распорядиться их деньгами? — Что делает совет — не ваша забота, мадам Поммери, — заявляет мэр. Десять членов совета сердито сверкают глазами. Моя мысль формируется за секунду до того, как слова слетают с моих губ. — Мэр, я предлагаю вам сделку. Я очищу этот участок и поставлю это в заслугу городскому совету, если вы захотите устроить свалку подальше от города в безопасном месте. — Она пытается украсть у нас из-под носа городскую собственность, — говорит доктор Анруа. — Надо положить конец этому. Мужчины сгрудились и переговариваются жёстким шёпотом. Вольф отводит меня в сторону. — Мадам Поммери, вы ведь не хотите выступить против отцов города. Вы испортите вашу репутацию — личную, деловую и семейную. — Просто мне требуется место для хранения моего шампанского. Неужели это преступление? — Вы — столп приличий в этом городе, — говорит Вольф. — Я заклинаю вас — остановитесь и принесите извинения перед городским советом. Спасите себя от дальнейшего конфуза. Он возвращается к отцам города. — Мадам Поммери, — кричит мэр. — Вы рискуете навлечь серьёзные последствия для вашей винодельни и лично для вас, если немедленно не освободите Бют-Сен-Никез. — Отцы города подкрепляют его слова важными кивками. — Мы вернёмся через неделю, чтобы убедиться, что вы покинули это место. Я провожаю взглядом их кареты, движущиеся в сторону города. — А если я не подчинюсь? Кто, как и когда привёз французское шампанское в Россию?