В издательстве «Колибри» в феврале вышла книга «Дочь Клеопатры: царевна Египта, пленница Рима, царица Африки». У единственной дочери Марка Антония и царицы Египта Клеопатры VII была непростая судьба. Она родилась принцессой одного из древнейших царств античного мира, но потеряла всю семью и титул, была римской пленницей, а после стала царицей нового государства, которым правила два десятилетия. О жизни этой правительницы рассказывает историк и археолог Джейн Дрейкотт в своей книге. С разрешения издательства «Рамблер» публикует отрывок о том, как жила дочь Клеопатры в Риме и какое убранство её окружало.

«Колибри»

В Помпеях, на стене дома Марка Фабия Руфа, сохранилась прекрасная фреска. Она написана в середине I века до н. э. и изображает женщину с ребёнком на руках. На её запястьях — пара браслетов в виде змей, а сама она одета в прозрачную тунику, пурпурную мантию и белую вуаль. Она увенчана золотой диадемой, украшенной змеёй или египетским уреем. Ребёнок прижимается к ней. Однако по какой-то причине это произведение искусства скрыли, воздвигнув перед фреской фальшивую стену. Почему хозяева так поступили? В то время, когда была написана эта фреска, дом принадлежал двум вольноотпущенникам по имени Евпл и Потин, которые относились к помпейской ветви семьи Юлиев, наверняка связанной с Цезарем и Октавианом (Помпеи пользовались значительным покровительством Августа и его семьи на протяжении всей династии Юлиев-Клавдиев). Женщина и ребёнок, изображенные на картине, были идентифицированы как богиня-мать Венера Прародительница и её сын Амур. Венеру Прародительницу особенно ценил Цезарь, и он посвятил ей храм, который построил рядом с Форумом в центре Рима. В этом же храме позднее Цезарь установил позолоченную статую Клеопатры VII; в конце концов, она была матерью его единственного биологического сына. Возможно ли, что на этой фреске изображены не только Венера Прародительница и Купидон, но также Клеопатра VII и Цезарион? Женщина, безусловно, имеет некоторое сходство (в частности, большая диадема и прическа) с портретом, найденным на вилле Квинтилиев на Аппиевой дороге в Риме, который ныне хранится в музеях Ватикана, а отметины на щеке бюста указывают на то, что кто-то, возможно, ребёнок, представляющий либо Эроса, либо Цезариона, когда-то прижимался к ней. Если это так, то мы можем представить, что видел посетитель храма Венеры Прародительницы в конце I века до н. э. и что увидела бы Клеопатра Селена, войди она храм в период 30–25 годов до н. э., чтобы почтить память Венеры Прародительницы и, возможно, почувствовать себя ближе к покойной матери и старшему брату. В таком случае становится понятна причина, по которой фреску закрыли ложной стеной. После завоевания Египта Октавианом и смерти Клеопатры и Цезариона отказаться от их почитания было политически целесообразно. Тем не менее на тот случай, если в будущем данные изображения не будут вызывать особых проблем, фреску не стёрли, а замаскировали, и Эвпл, и Потин могли позднее восстановить её. Мы не можем винить их за то, что они перестраховались таким образом: пока Клеопатра и её старший сын в то время были в Риме вне закона, её дочь, как это ни парадоксально, — нет. На самом деле всё обстояло как раз наоборот. Клеопатра Селена стала частью семьи, обладавшей наибольшей властью не только в Риме, но и во всей Римской империи. Она переехала в дом бывшей жены своего отца Октавии на вершине Палатинского холма и жила бок о бок с тремя сводными родственниками: старшим братом Юлием и двумя сёстрами, Антонией Старшей и Антонией Младшей. Антония Старшая была очень близка по возрасту ей и ее брату-близнецу Александру Гелиосу, а Антония Младшая — одного возраста с её покойным младшим братом Птолемеем Филадельфом, так что, думаю, образование родственных связей не заставило себя ждать. К несчастью для Клеопатры Селены, брат-близнец недолго оставался рядом с ней: участие Александра Гелиоса в тройном триумфе Октавиана в костюме солнца — это последнее упоминание о нём, которое можно найти в исторических хрониках. Предполагается, что, как и Птолемей Филадельф, он, к сожалению, не смог привыкнуть к изменившимся условиям. Кроме того, сын Октавии Марцелл, племянник Октавиана и ближайший его кровный родственник по мужской линии, который какое-то время считался его вероятным преемником, умер всего несколько лет спустя, осенью 23 года до н. э. в возрасте 19 лет, после непродолжительной болезни, настигшей его на курорте Байи в Кампании. Биограф Светоний описал скорбь Октавии по своему единственному сыну, рассказав, как она слушала чтение сцен «Энеиды» Вергилия, в одной из которых упоминался Марцелл. Услышав его имя, она упала в обморок, и её с трудом удалось привести в чувство. Несомненно, череда смертей подающих большие надежды юношей и мужчин была тяжёлым и обескураживающим испытанием для всех членов семьи, но на Клеопатру Селену она оказала особое влияние. Она потеряла всю свою египетскую семью, и вдобавок к её неизбывной скорби по Птолемею Филадельфу и Александру Гелиосу прибавилось горе Октавии и её собственных детей, которые потеряли сына и брата. И это не говоря о горе Августа, потерявшего наследника и уверенность в своих династических планах. Крайне маловероятно, что Птолемею Филадельфу и Александру Гелиосу устроили пышные государственные похороны или что им посвятили такие значительные памятники, как театр Марцелла, прекрасные руины которого до сих пор можно увидеть в Риме. Возможно, её братья были скромно похоронены в мавзолее Августа или их останки были перенесены в мавзолей семьи их отца, но вряд ли они прошли погребальные обряды, подобающие членам египетской царской семьи. Это ещё раз показывает, с какими огромными переменами столкнулись дети после смерти матери и потери своего наследства (римляне крайне редко мумифицировали тела; бальзамирование императрицы Поппеи Сабины, жены императора Нерона, внучатого племянника Клеопатры Селены, было столь необычным событием, что заслужило упоминания историком Тацитом). Хотя Октавиан (и, возможно, Октавия) родился в доме близ Окс-Хедс на Палатинском холме в Риме, позже он приобрёл другой дом по соседству у человека по имени Квинт Гортензий Гортал, известного римского юриста. Именно там он и его семья прожили остаток жизни, а за следующие несколько лет к нему присоединили стоявшие по соседству постройки. Это здание было ядром императорского дворца, в которое оно превратилось в течение нескольких десятилетий. В какой-то момент в часть дома ударила молния, и по совету прорицателей в 28 году до н. э. Октавиан воздвиг на этом месте храм своему богу-покровителю Аполлону, храм Аполлона Палатинского, остатки подиума которого можно увидеть и сейчас. Колоннады соединяли храм с двумя библиотеками, одной греческой, другой латинской (каким образом Октавиан раздобыл книги для пополнения своей библиотеки, неизвестно, но возможно, что он позаимствовал всё необходимое из библиотеки в Александрии). Поскольку Октавиан превратил часть своей резиденции в храм, сенат проголосовал за то, чтобы предоставить ему дом и оплатить его строительство из государственных средств. Таким образом, его резиденция была расширена, и 13 января 27 года до н. э. сенат вынес решение повесить на её дверях corona civica, гражданскую корону. Этим венком из дубовых листьев традиционно награждали римского гражданина, который убил вражеского противника в бою на территории последнего и тем самым спас жизни сограждан. Октавиан, как считалось, поступал так неоднократно. Часть здания, где могла располагаться резиденция Октавиана, была идентифицирована и сохранена, и сегодня мы можем посетить дом Августа и дом Ливии. Хотя эта информация не подтверждена (пусть экскурсоводы и говорят обратное), в любом случае этот дом, кому бы он первоначально ни принадлежал, может дать нам представление о том, как жили римские аристократы во времена Поздней республики и Раннего принципата. Его стены, например в Комнате масок и Комнате сосновых фестонов, украшены прекрасными фресками. Аула Исиака, апсида, украшенная фресками с многочисленными отсылками к Египту и богине Исиде (на ней запечатлены такие мотивы, как цветы лотоса, змеи, ритуальные вазы и гирлянды из роз), демонстрирует, насколько модными были Египет и египетские мотивы в интерьере того времени. Возможно, поэтому Клеопатра Селена чувствовала себя как дома, хотя это было бы горьким напоминанием о жизни, которая больше ей не принадлежала. Более того, поскольку это были римские интерпретации египетских мотивов, а не подлинное изделие, они могли показаться ей довольно странными. Однако, хотя резиденции Октавиана и его семьи на Палатинском холме были, несомненно, очень хороши (что доказывают фрески и мозаики, сохранившиеся и по сей день), они не могли сравниться с древним дворцом на набережной в Александрии, к которому привыкла Клеопатра Селена. Леди шампанского: как создательница брюта противостояла мужчинам, чтобы построить свою империю