Как мать и сын: психолог объяснил, какие отношения были между Есениным и Дункан
В издательстве АСТ в сентябре выходит книга Алексея Филиппенкова «Трагедия Сергея Есенина. Взгляд психолога».
Сергей Есенин — одна из знаковых фигур в литературе Серебряного века, автор лирических стихотворений и поэм «Поэма о 36», «Чёрный человек», «Страна негодяев». Он родился в селе Константиново Рязанской губернии в 1895 году, жил в Москве и Петербурге. Его судьба складывалась непросто: будучи талантливым поэтом, он часто попадал в неприятности, пил и дебоширил, был трижды официально женат, в том числе на известной американской танцовщице Айседоре Дункан, но ни с одной из жён так и не обрёл счастья.
В последние годы жизни Есенин разочаровался в советской власти. Он стал злоупотреблять алкоголем и даже некоторое время лежал в психоневрологической клинике Московского университета. 28 декабря 1925 года тело поэта было обнаружено в ленинградской гостинице «Англетер» — Есенину было 30 лет. Обстоятельства его смерти до сих пор вызывают споры и сомнения: то ли поэт покончил с собой, то ли это было убийство.
В своей книге практикующий психолог Алексей Филиппенков подробно разбирает основные этапы жизни Сергея Есенина, составляя его психологический портрет. Автор объясняет, как детские годы могли сформировать сложную и противоречивую личность поэта в зрелом возрасте, как на его психику повлияли отношения с женщинами. «Это не романтизация судьбы, а честный анализ боли, душевного одиночества и разрушительной силы неразрешённых внутренних конфликтов», — говорится в аннотации к книге.
С разрешения издательства «Рамблер» публикует отрывок из книги, где автор разбирает, какие отношения сформировались между Сергеем Есениным и Айседорой Дункан во время путешествия супругов по Европе.
Мисс Кинел очень старается понять причину есенинского раздражения. С тех пор как супруги покинули Россию, поэта будто подменили. Есенин стал озлобленным, капризным, как ребёнок, и неразговорчивым. Улыбка сменилась грустью, а хулиганский задор — непроходящей тоской. Ни Айседора, никто другой не может понять истинной причины грусти Есенина. Он одевается в самых дорогих магазинах, живёт в фешенебельных отелях и пьёт дорогой алкоголь, передвигается из города в город исключительно на заднем сиденье автомобиля. Он мечтал о богатстве, и вот оно у его ног. Но вместо радости — печаль.
Видимо, его тревожит, что эта богатая жизнь заработана не им и его творчеством, а Айседорой. Её талант приносит деньги, а его поэзия никому не нужна. Айседора понимает, что с психикой Есенина что-то происходит, что его изнутри пожирает какое-то чудовище. Но какое именно, ей неведомо. По её мнению, на этот вопрос могут ответить только врачи.
Мисс Кинел продолжает свои воспоминания:
«Поддерживая его с двух сторон, мы увели Есенина с пляжа, миновали парусиновые коттеджи, миновали клумбы с цветами и роскошные теннисные корты, где забавлялись космополиты-бездельники, и потащили его вверх по гравийной дорожке в большой вестибюль Эксельсиора… …Мы успешно доставили его наверх, и Айседора немедленно заказала ещё две бутылки шампанского. Затем, позвав меня в туалетную комнату, сказала:
— Бегите скорее к врачу отеля и доставьте дозу сильного снотворного. Сергей разойдётся, если мы не уложим его спать. Врач поймёт. И заставьте официанта положить снотворное в одну из бутылок перед тем, как принести сюда. И пускай отметит бутылку. Остальное мы сделаем сами.
Я помчалась что было сил. Через пятнадцать минут официант принёс две бутылки и потихоньку показал мне, в какой из них лекарство. Есенин в удручённом состоянии сидел на кровати, только неустанно блуждали его глаза. Я взяла помеченную бутылку, наполнила два стакана и, весело подняв свой, сказала:
— А ну, Сергей Александрович, давайте выпьем!
Немного отглотнула. Чувствовалась явная горечь. Есенин сделал один большой глоток, с гримасой отвращения швырнул стакан на пол и, прищурив глаза, сказал:
— Так вот в чём ваша хитрость, а? Вы думали, я не почувствую вкуса лекарства! Спать уложить? Отравить меня?
Он тяжело поднялся, лицо исказилось злобой, шатаясь, он направился в мою сторону. Я стояла, парализованная страхом, а он лениво прошёл мимо, нетвёрдо зашагал в зал.
Айседора и Жанна оцепенели. Какое-то время никто из нас не мог сдвинуться с места. Затем я помчалась за Есениным. Он шёл мелкими пьяными шагами, но очень быстро, по направлению к лестнице. Когда я его уже почти догнала, он вдруг исчез за поворотом.
Остановился лифт, и кто-то вышел на нашем этаже. Я рванулась в лифт, надеясь догнать Есенина на первом этаже. Однако, когда я вышла, его нигде не было видно. Я побежала на лестницу, думая, что встречу его здесь. Но и тут его не было. Я побежала назад в номер к Айседоре.
— Есенин ушёл! Я не смогла его удержать!
— Не могу ни на кого положиться! — закричала Айседора.
— Его нельзя оставлять в таком состоянии. Он может покончить с собой или убьёт кого-нибудь.
Она совсем пала духом».
Айседора подобна матери, которая потеряла своего ребёнка. Без неё маленький «Патрик» обязательно попадёт в беду. Но она волновалась напрасно. В тот день Есенин просто заснул в саду сном младенца.
Воспоминания Лолы Кинел очень точно передают модель взаимоотношений Есенина и Дункан: мама и сын. То же самое описывал и Анатолий Мариенгоф, когда сравнивал Есенина с куском материи в руках Айседоры, — она повелевает. В ней превалирует эгосостояние родителя, причём контролирующего и непреклонного родителя. С этой позиции она и пытается разговаривать с Есениным, как с маленьким, что закономерно приводит к конфликту. Ведь в реальности он ей не сын, а муж.
Есенин также смотрит на Айседору с позиции ребёнка, а не мужчины. Он не берёт за неё ответственность как за женщину, ни морально, ни финансово. Он невнимателен к её желаниям и потребностям. Наоборот, она старается ему угодить. Это нарушение ролей во взаимоотношениях и вызывает сначала у каждого из них внутренний конфликт, который переносится уже в их отношения.
Лола Кинел продолжает:
«Есенин объявил, что он пойдёт погулять. Айседора попросила подождать, пока она переоденется.
— Но я иду один, — сказал Есенин.
Айседора странно на него посмотрела, и я была удивлена, услышав, как она довольно твёрдо сказала:
— Нет. Возьми с собой Жанну или мисс Кинел. У Есенина взгляд сделался сердитым.
— Я иду один. Мне хочется побыть одному. Мне просто хочется побродить в одиночестве.
Всё, конечно, по-русски. Я переводила. Есенин в это время сидел на кровати и начал надевать ботинки. Его желание пойти на прогулку казалось таким непосредственным, а задетая гордость из-за того, что ему предписывали, как непослушному ребёнку, была настолько очевидна, что я, забыв роль секретаря, повернулась к Айседоре и, переведя его слова, добавила:
— О, Айседора, пожалуйста, отпустите его. Должно быть, так ужасно постоянно находиться в одной клетке с нами, тремя женщинами. Всем хочется иногда побыть в одиночестве.
Айседора повернула ко мне лицо, полное волнения:
— Я не пущу его одного. Вы не понимаете. Вы не знаете его. Он может сбежать. Он сбегал в Москве. И потом женщины...
— Ах, Айседора! Ему надоели женщины. Ему просто хочется побыть одному, просто побродить. И как он может убежать? У него нет денег, он в пижаме, он не знает итальянского.
Вместо ответа Айседора подошла к двери и встала у неё с видом человека, заявляющего: "Только через мой труп!"
Есенин наблюдал за нашим разглагольствованием по-английски сердитыми, налитыми кровью глазами, губы его были плотно сжаты. Ему не нужен был перевод. После такого продолжительного напряжённого состояния он неожиданно сел на стул и очень спокойно сказал:
— Скажите ей, что я не иду.
Айседора отошла от двери и вышла на балкон. Она плакала, плакала как ребёнок, слёзы текли по её щекам. Я обняла её — беспомощную, удручённую, упрашивала не плакать, хотя чувствовала, что она не права. Она громко всхлипывала, перед каждым вздохом бормоча что-то о своей любви.
Есенин встал со стула и бросился лицом вниз на кровать. Он ещё не надел носков и ботинок, и голые розовые пятки, торчащие из белых пижамных брюк, были очень круглыми и какими-то детскими. Айседора оттолкнула меня, встала на колени возле кровати и стала целовать эти круглые розовые пятки. Я посчитала это за сигнал выйти и покинула комнату».
Когда Дункан брала на работу мисс Кинел, она очень надеялась, что переводчик решит проблему их взаимоотношений. Но воспоминания Лолы Кинел демонстрируют, что беда супругов заключалась совсем не в переводчике. Разговаривай они на одном языке, исход был бы таким же. Сами по себе взаимоотношения были созависимыми.
Отношения с Дункан уже в тягость Есенину. Его раздражает её контроль. Невзирая на то что он играет роль ребёнка и живёт по заветам «матери», его мужская часть сопротивляется и хочет отвоевать своё право. Фактически это внутренний конфликт двух его эгосостояний: ребёнка и взрослого. Этот конфликт влечёт за собой кризис идентичности, который будет разрушать Есенина и впоследствии станет одной из причин его гибели.
Но сейчас Есенину лишь изредка удаётся проявлять волю, которая почти сразу же подавляется. Подобно сыну, он подчиняется воле более взрослой женщины. Причём взрослой не только по годам, но и по жизненному опыту. Высказаться он может только в письмах, и в одном из них пишет Илье Шнейдеру: «Я следую с молчаливой покорностью, потому что при каждом моём несогласии — истерика».
Стопки книг и пустые бутылки: как жил Иосиф Бродский в петербургской коммуналке