Могла быть дочкой Монро: как вокалистка Blondie росла в приёмной семье
Издательский проект «Кладезь. Музыка», посвящённый рок-культуре, в конце октября выпустит книгу «Blondie: Откровенная история пионеров панк-рока». Её авторы — музыкальные журналисты Дик Портер и Крис Нидс. Оба писателя не впервые обращаются к истории панк-рока: прежде из-под их пера выходили биографии групп The Cramps, Primal Scream, The Ramones и White Stripes, а также сольных артистов Кита Ричардса (The Rolling Stones) и Джо Страммера (The Clash).
Группа Blondie появилась в 1974 году. Название коллектив подобрал в честь солистки Дебби Харри, которая красила волосы в блонд. Свой дебютный одноимённый лонгплей Blondie выпустили в 1976 году: тогда им удалось привлечь внимание панк-андерграунда и даже попасть на разогрев к Iggy Pop & The Stooges. К третьему лонгплею Parallel Lines, вышедшему в 1978 году, Blondie сумели добиться успеха среди музыкальных критиков.
Cвоим триумфом Blondie были во многом обязаны фигуре солистки Дебби Харри. Её смелый внешний вид и манера держать себя вызывали много обсуждений в прессе и привлекали к молодой группе ещё больше внимания. Сегодня Харри считают иконой, но в детстве она была не слишком уверена в себе. По предположению Портера и Нидса, это связано с тем, что артистка росла в приёмной семье.
С разрешения издательства «Рамблер» публикует отрывок, в котором авторы рассказывают о детстве Харри, её отношениях с матерью и попытках отыскать биологических родителей.
Внутренняя неуверенность Дебби отчасти объясняется тем, что она росла в приёмной семье. С другой стороны, атмосфера в семье Харри (в которой также воспитывались младшая сестра Марта и двоюродный брат Билл) была тёплой и любящей.
Несмотря на строгость, Кэтрин и Ричард заботились о своих детях и устанавливали чёткие границы дозволенного. Когда Дебби исполнилось четыре года, они самым мягким образом попытались поведать ей о факте удочерения. По воспоминаниям Дебби, «они рассказали мне на ночь сказку, которую придумали сами, о том, как родители выбирают себе детей, а затем добавили: “Именно так мы тебя и заполучили”». Как и все дети, Дебби обладала поразительной способностью приспосабливаться к ситуации: «Я считала их обычными мамой и папой и была с ними счастлива».
Вспоминая детство, Дебби понимает, что Кэтрин и Ричард сыграли ключевую роль в её становлении.
Удочерение и переезд в Нью-Джерси стали поворотным моментом моей жизни. Кто знает, что случилось бы, останься я во Флориде. Может, работала бы в Диснейленде.
Многих усыновлённых детей не покидают мысли о загадочной биологической матери, и Дебби — не исключение. «Не знать, откуда я родом, служило большим стимулом для воображения. Я никогда и ничего не воспринимала как должное, — вспоминала Дебби. — Как-то раз мы с тётей Хелен пили кофе на кухне, и она сказала, что я похожа на кинозвезду. Её слова привели меня в восторг, породив ещё одну тайную фантазию, будто моей мамой могла бы быть Мэрилин Монро. Я всегда считала себя ребёнком Мэрилин. Считала, что мы похожи не только внешне, но и внутренне. И это — задолго до того, как я узнала, что её тоже удочерили…»
Почему Мэрилин, а не Лана Тёрнер, Кэрол Ломбард, Джейн Мэнсфилд? Возможно, наш общий знаменатель с Мэрилин — потребность в огромных дозах демонстративной любви. Хотя, наверное, в моём случае это не совсем верно, ведь недостатка в любви я не испытывала. Родителям приходилось мириться с моими глупыми теориями о судьбе и о предназначении. Когда мне казалось, что меня не ценят, я прямо заявляла: “Вы ещё пожалеете, что так со мной обращались, когда я стану богатой и знаменитой”. Их это очень смешило. Что ж, по крайней мере, я их развлекала.
Случается, что приёмные дети в новых семьях страдают от ощущения покинутости и ненужности. Дебби с этим повезло: стабильная жизнь в семье вкупе с её природной живостью ума помогли девочке извлечь положительные элементы из этой ситуации.
Когда твоя идентичность находится под большим вопросом, а это особенно остро ощущается в детстве, тебе приходится постоянно искать себя, вместе с тем во много крат умножая чувство абсолютной неопределённости. И чем чаще я не понимала, как должна выглядеть и что должна делать, тем больше я стремилась стать кем угодно, непохожей ни на кого. Это была моя отличительная черта, которая помогала жить, хоть временами и давалась с большим трудом.
Впоследствии Дебби всё-таки отыскала биологического отца. Родная мать, следы которой обнаружились в конце 1980-х, отказалась от любых контактов. «Обратившись в агентство, через которое меня усыновили, и поговорив с женщиной-представителем, я изучила документы и узнала кое-что о себе. Эта женщина посмотрела мои документы — а документы того периода были очень, очень подробными, ведь меня усыновили сразу после войны, в период, когда люди старались вести как можно более точные записи из-за огромного количества историй расставаний и большой путаницы, когда было много разлучённых детей».
Рассказывая об обстоятельствах своего рождения, Дебби поясняет: «Думаю, с отцовской стороны у меня семь или восемь сводных братьев и сестёр. Отец уже был женат, а мать не состояла в браке. Лишь забеременев, она узнала, что у него есть семья и куча детей. Сердце её было разбито, она ушла, родила меня и отдала на удочерение». Дебби до сих пор не намерена контактировать ни с кем из своих братьев и сестёр по отцу. «Не вижу смысла, — объясняет она. — О чём мне с ними разговаривать?»
Позднее Дебора обратилась к психотерапевту, чтобы разобраться, как раннее удочерение влияет на формирование личности.
Думаю, сложившиеся обстоятельства провоцировали во мне гнев и заставляли испытывать страх. Я не знала, как разделить эти чувства, потому что, как мне кажется, они были очень тесно связаны между собой.… Для меня это была проблема, возникшая ещё во младенчестве, когда я даже не могла говорить. Травма. Но, в конце концов, я смогла сформулировать её, сказать: «Ага, так вот в чём дело” — и справиться с ней».
На стиль одежды Дебби повлияли не только традиционные взгляды её матери, но и финансовые обстоятельства: «Мы были на мели, моя одежда была поношенная. К тому же мама не увлекалась поп-культурой, а я и представления не имела о модных тенденциях пятидесятых». «В детстве я ненавидела свою внешность — светлые волосы, бледно-голубые глаза и выступающие скулы. Я не походила на детей вокруг. Из-за нетипичных черт лица чувствовала себя неловко. Я ненавидела смотреть в зеркало и уж точно не считала себя привлекательной, — рассказывала Дебби. — Когда я была совсем малышкой, то действительно была хорошенькой, но в переходном возрасте выглядела ужасно. Некрасивая и очень странная… Мама постоянно заставляла меня делать странные причёски, мне приходилось носить неуклюжие туфли и другие дурацкие вещи. Я никогда не считала себя красивой».
В плане одежды мы с мамой никогда не ладили. Она хотела, чтобы я выглядела как типичная прилизанная «белая протестантка» из Коннектикута, — она считала такой стиль приемлемым, а мне он не нравился. Я предпочитала чёрные, крутые вещи. Одно время я была без ума от больших фланелевых рубашек, подпоясанных свитером, и узких брюк. У меня были чёткие представления о моде, но они шли вразрез со временем, в котором я жила. Поэтому мы с мамой часто спорили.
С годами, рассуждая о традиционном конфликте отцов и детей, Дебби призналась, что поняла точку зрения матери: «Она следовала действительно разумным фундаментальным принципам. Я же, в свою очередь, грезила радикализмом, сексуальностью, стилем кинозвёзд. Но мама со своим классическим взглядом на одежду во многом была права: например, в том, что приталенные вещи с простыми линиями будут смотреться на мне лучше, чем оборки и воланы. Тем более что родителям едва хватало средств на несколько базовых вещей, а лишних денег на особенный гардероб не было».
Приёмный ребёнок в семье: к чему должны быть готовы родители